Арчер. Глава 3

Неприятное чувство недоговоренности - вот, что мешало собраться с мыслями и всерьез сосредоточиться на работе. Егору нужно было выполнить заказ фирмы, продававшей мобильные телефоны через интернет. Рисовать рекламные баннеры Егор не любил, но другого выхода не было. Работа есть работа.
Недоговоренность ощущалась даже более остро, чем тяжесть в мышцах, перегруженных вчерашней транспортировкой телевизора. С горем пополам, отдыхая через каждые сто метров, он все же дотащил его до дома. Проверять, как он работает, совершенно не хотелось. Хотелось отвлечься и отдохнуть.
Конечно, у них была прекрасная возможность мило побеседовать. По крайней мере, у Егора было такое ощущение, наверное, обманчивое, как и все мечты. Он мог сымитировать падение телевизора, что было не так сложно сделать, замешкаться, потом замешкаться еще раз, пошутить, рассказать что-нибудь о себе - да мало ли способов затянуть проводы. Например, то, что она говорила про интернет - уж кому как не Егору знать о таких вещах! Почему же он промолчал, постеснялся развивать беседу?
В квартире тихо, Крюк с Машей куда-то уехали. Маша хочет, чтобы Крюк устроился на работу. Егор искренне пожелал им удачи, но они почему-то решили, что он издевается.
Все совпало: первый по-настоящему солнечный, летний день в году, хорошее настроение, встреча с Полиной. Разве что дом оставил несколько гнетущее впечатление. Но с другой стороны, что бы она сказала, если б увидела его жилище? Приличный человек испугается одного вида комнаты Маши, а уж внешность соседей Егора может кого угодно довести до обморока.
Вместо ожидаемых кошмаров Егору привиделось во сне нечто большое и неописуемое. Периодически оно надевало маски. Среди них была маска милиционера, маска интернет-провайдера, маска человеко-монстра из дома Полины. Все что-то знали, могли рассказать что-то очень важное, но или не хотели этого делать или им было это запрещено. Егор метался из угла в угол и на протяжении всего сна тоже хотел сообщить им исключительно важные новости, но существа в масках ускользали. Он бегал по комнате, выглядывал в окно и даже кричал что-то.
Проснувшись Егор тоже некоторое время бегал по комнате и выглядывал в окно.
Беспокойство смешалось с унынием, навалившемся при воспоминании о предстоявшей работе. Вместо чая Егор налил матэ, напиток, который по-настоящему бодрит и тонизирует, в отличие от традиционного кофе, липнущего в мозгах как сладкая жвачка.
Сильнее всего болела поясница. Было сложно сидеть, Егор то и дело потягивался, потирал спину и по-стариковски кряхтел.
Нет сомнений, они могли бы найти очень много общих тем для разговора. Интернет это был бы всего лишь повод, чтобы рассказать подробнее о самом себе.
Дальше они могли бы, например, прогуляться до станции или просто пройтись.
Егор понял, что уже полчаса сидит, скрючившись на стуле, и тупо смотрит на экран. Голова была ясной, свежей, ни капли лени. Какая-то магнетическая мелодия все время крутилась в памяти. Это мешало настроиться, сбивало, заставляло сидеть в онемении и слепыми глазами рассматривать несуществующий пейзаж за окном.
"Неплохо было бы познакомиться поближе", - в конце концов, Егор разобрал рефрен тягучей мелодии. Это означало, что нужно встать, сходить на кухню и налить еще матэ.
Вместо прыгающего телефона нарисовался прыгающий телевизор. Все происходило само собой, образы не подчинялись ему. Миллиметр за миллиметром, точка за точкой - Егор против своей воли возвращался к дому Полины. Он вдруг чрезвычайно подробно вспомнил узор обоев на веранде. Узор незамедлительно появился на экране. Пара дополнительных штрихов и получился пышный орнамент с арабской вязью.
Вряд ли это подойдет для рекламных целей.
Егор не заметил, как день подошел к концу, а он так ничего и не сделал. Только наброски, заготовки, и множество разрисованных бумажек на письменном столе. Вернулись соседи, включилась музыка. Егор сел у окна и долго смотрел, как голубь во дворе клюет кусок горбушки, брошенный бабушкой в толстых очках.
- Да. Неплохо было бы познакомиться поближе, - хлопнув себя по коленям, громко произнес Егор. До утра ему предстояло нарисовать клип и отослать его заказчикам. Абсолютная уверенность в том, что он ничего не успеет, разжигала кураж. Егор сел за компьютер и, энергично откашлявшись, схватился за мышку.
Десять минут работы, и он опять порхал в просветах форточек дома напротив. Большинство жителей дома смотрели на мир сквозь старые окна с рамами из позеленевшего от сырости дерева. У некоторых были стеклопакеты. Совсем без форточек. Зато тепло и тихо.
Егор фантазировал. В прямоугольниках окон он разглядел вписанные буквы Т. Новенькие стеклопакеты конфигурировались либо в квадратные буквы О, либо в П. На третьем этаже на фоне горчичной стены ярко выделялись белые рамы: сначала буква П, потом буква О, потом окно с налепленными бумажными лентами, видимо, стекло треснуло, потом балкон с нагромождением железяк, издалека напоминающем латинскую N. Ленты были наклеены перевернутой латинской буквой V. Получилось ПОЛN...
Вот так.
На часах уже одиннадцать, день прошел. Белые ночи, светло.
Полина.
Вот так.
Между пробуждением и реальностью зыбкая хрупкость полусна, там, на границе миров капельками крови свертываются воспоминания о незаметных точечках, о шелесте листьев справа и слева, о несуществующем ручье, о небе, о доме, о заклинаниях и приворотах. В просвет устремляются буранчики сновидений, закутывают в бархат дремотной вуали какой-то гибкий стержень с нанизанными мыслями, за занавесом уже расставлены стулья, обрывки мыслей смотрят сами на себя, аплодируют, смеются.
Егор вздрогнул от движения собственной руки. Сон поймал его в невероятной позе, со свернутой шеей и вывихнутым плечом. Переместившись в другой угол, Егор продолжил рассматривать мозаику снов. Как скринсэйверы, они вальяжно проплывали перед глазами, прятались, исчезали и вновь расцветали лабиринтами фантастических соцветий.
"Нет, нужно работать", - сказал себе Егор, с трудом открыв глаза.
Ночь началась. В сердце звенела и хихикала тонкая иголка.
Он чувствовал, как в его жизни добавилось новое знание, знание о том, что где-то - не так уж и далеко - живет человек, чье существование мистическим образом влияет на мир вокруг Егора и мир внутри Егора. Человек, чье бытие обрадовало Егора, как радует приятная обнадеживающая новость. Страннее всего было то, что человек этот был совершенно неизвестен Егору. Но одновременно с тотальным незнанием Полины, он обнаружил успокоительную уверенность в том, что он знает Полину лучше всех людей на свете. Он думал о том, как это произошло, каким образом ему открылось истинное и прекрасное в неожиданном и случайном знакомстве. Думал о том, как то прекрасное, что он увидел в ее лице, может ускользать от внимания тех, кто общается с Полиной каждый день. Сам себе удивляясь, глупо столбенея в мальчишеском восторге, он признавался, что таких глаз - добрых, умных и беззащитных - он не встречал ни у кого и никогда. Мир открыл себя, и мир оказался красивым.
Егор вскакивал со стула, спотыкался о телевизор, хватался за подаренные Полиной пластинки, и с необъяснимым восхищением, смешанным с робостью и даже стеснением, смотрел, как целуются Джон и Йоко. Потом прятал конверт, и вновь набрасывался на работу. Ничего не получалось. Думал о сказанных словах, но еще больше думал о несказанном.
Ночь сдавливала голову, но сон приходил только для того чтобы покружить Егора в невиданных сплетениях ивовых веток, в поднебесной лодочке, в хороводах плывущих лампадок. Он стряхивал сонливость с тяжелых век и удивленно трогал кнопки на клавиатуре. Так продолжалось много раз. Егор страшно утомился и не сделал абсолютно ничего из того, что должен был сделать. Мышцы болели еще сильнее, голова планировала по ветру, во всем теле сжался колючий озноб. В целом Егор чувствовал себя бесконечно больным человеком, но ему было совершенно ясно, что это была одна из самых чудесных ночей в его жизни.