Навсегда в туманы закутаны

Густое, молочное, с подтёками флёрдоранжа на стенах утро. Мы никогда раньше не увлекались друг другом до уровня интимности. Зачем тогда ты вытащил меня из того другого, залитого тусклым северным светом сна? Я бы сама осторожно проснулась в полдень. Проснулась, состарившаяся настолько, что уже таскаю в зубах сигарету и в старом свитере плетусь в старую ванну. В которой непременно есть горячая вода. А девушка, что, распластав свои вороньи крылья, утопает в моих одеялах, иногда стирает мне колготки. Я включаю душ – ты заглядываешь за занавеску. Ты очень милый, ты даже не упрекнул меня за колготки и не стал внедряться вглубь моих и её отношений, нет. Ты просто задумчиво спросил… Но и это неважно, потому что ты меня придумал сам. Я только твоя придуманная. И тебе, в общем-то, безразлично, что она так и останется спать в тусклой утренней дымке задёрнутых штор, пока я не разбужу её запахом теплой булочки.
Ты говоришь, что у тебя есть я. Ты говоришь, что я тепло. Но я не тепло. Я, может быть, батарея. Я буду спорить с тобой, хотя это ты меня выдумал. Но только это не начало. В начале у нас с тобой будет лето. Ты будешь встречать мою нагретую солнцем электричку. Мы с тобой начнёмся вокзалом. И нескончаемым индиговым небом над ним. Мы будем бродить – только в обнимку – по асфальту и вдыхать этот насквозь пропитанный солью воздух. Вот так оно будет. А сейчас… я сижу сейчас на дне глубокого, сухого колодца, а ты с хриплым скрежетом открываешь крышку и кидаешь мне верёвку, мне здесь холодно, и ты зовёшь меня грустить вместе с собой. Это так всё незначительно. Ты тоже не жил в Риге прошлом веке. Ты тоже не сжигал кожу рук фиксажами, при тусклом свете красной лампочки проявляя очертания своих иллюзий. Но я немного, совсем-совсем немного младше. И потому сопротивляюсь… Холоду, зиме и сломанному настроению. Сопротивляюсь тому, что ждать нельзя, потому что дождаться невозможно. А жить сейчас тоже нечем. Но я сопротивляюсь. А ты уже нет.
Лето кончится. И мы протянем ещё немного. Вместе. Обнявшись. Нам будет невыносимо грустно. И это будет невыносимо приятно. Потому что никто так не умеет наслаждаться собственной грустью, как мы с тобой. Никто так не умеет делить одиночество надвое. В конце ноября мы с тобой замёрзнем на берегу холодного моря, потому что никто из нас не тепло.