Предпоследний

Бал перевалил за середину, когда король упал возле своего трона, с кинжалом, торчащим из груди.

Никто не успел еще понять, в чем дело, что непоправимое уже случилось, что мир вокруг изменился от единственного удара, когда обрушились на паркет большого зала могучие гвардейцы, оказавшиеся слишком нерасторопными. Кровь их, льющаяся из страшных ран, собиралась в тонкие ручейки, чтобы слиться воедино.

Зал разделился пополам; танцевавшие еще минуту назад жеманницы и выряженные кавалеры безмолвно отступали к стенам. Ничто не нарушало учтивой тишины. Даже те, кто, не выдержав напряжения, потерял сознание, мягко опускался на пол рядом с трупами, не производя шума.

Убийца короля наклонился, срывая с его парика тяжелую открытую корону. Выпрямившись, он повернулся в другой конец зала и, шагая неспешно и размеренно, понес на вытянутых руках свою добычу туда. Королева ждала его с холодным лицом, выпрямившись и отбросив тонкие ландышевые кисти вдоль мерцающего синего шелка. Лишь глаза ее, огромные, широко распахнутые свету, теплели навстречу победителю. Драгоценные камни обруча, преломлявшие тысячи свечей, отражались в них. Они же блестели и в сотнях желтоватых зрачков за спиной убийцы.

Шпоры звенели по паркету. За ними, соединяясь в широкий поток, мягко ступали волки. Кровь мертвецов алела на их клыках.

До королевы было лишь пятьдесят шагов.

Именно столько земли лежало между ними в дни страшной сечи у Бесовых Столбов. Ничтожество, лежащее сейчас посреди тронного возвышения, проиграло тогда все. И ремерские рыцари, и кирланские пикинеры, и уттарские лучники не выдержали яростного натиска железных колонн с гербом Алнара на щитах, высокорослых босых горцев и южан, пахнущих брынзой и конским потом. Битва была проиграна начисто. Войско бежало. Коронованный слабак рыдал на пригорке, где уже убирали в чехол стяг Империи и бросали в мешки золотые чаши. Королева молчала, очаровательная в своей юности, подобная хрупкому подснежнику. Но чего она могла ждать? Позорного плена и шествия с ошейником унижения. Или места почетной доли добычи в гареме. Спасения не было.

Но оно пришло, оно было принесено сегодняшним убийцей. Он, он, он проломился с тысячей рейтаров в сияющих панцирях к вершине холма, и его вороной жеребец растоптал оскаленные лица врагов, протянувших свои руки к его мечте, и его клинок сразил их предводителя...

Горнцы, северяне и кочевники полегли под мечами и подковами. Воспрянувший король целовал королеву. Победитель с девятью ранами умирал возле сонного ручья.

Меж убийцей и королевой - всего двадцать шагов. Она стояла в двадцати шагах от него на достопамятном турнире, где наградой был венок из роз и ее поцелуй. Молодой и безжалостный воин, лишь оправившийся от ран, победил во всех поединках, заслужив овацию и свой приз. Король воспротивился этому. Победителя увенчала лишь сестра королевы. И тогда - с двадцати шагов - он бросил эти розы под ноги своей возлюбленной.

До королевы оставалось десять шагов. Столько же, сколько на суде. Признанный виновным в оскорблении величества на турнире, победитель войны был приговорен к изгнанию. Но ее слезы превратили кару в награду.

Пять шагов. Как тогда, когда он, обманув стражу, взобрался в ее окно, чтобы увидеть, что она, королева и первая красавица Западных Королевств, ждет его...

Четыре шага. Ее робкая улыбка.

Три шага. Единственное истинное слово.

Два шага. Соединение рук.

Один шаг. Долгий поцелуй, тонущий в черном бархате темноты.

В шаге от королевы убийца опустился на колено и протянул ей корону. Она милостиво улыбнулась. Рыцарь наклонил голову...

...Так он стоял перед ней в ту ночь, нагой перед ее совершенной наготой. И она говорила с ним:
- Прости, что не стал моим первым. Но, если ты совершишь то, что задумал, навсегда останешься последним.

Короткие слова, скользнувшие в памяти, кровавыми рунами легли на стилете, мелькнувшем дугой из руки королевы к его виску.

Теперь в середине зала, разделенные полусотней шагов, лежали двое. Никто не помог ни тому, ни другому. Они снова встретились, но на этот раз сражение проиграли оба.

По их телам, не скользя и не оступаясь, к королеве подошел огромный волк, отделившийся от стаи. Он опустился на колени своих серых лап. И корона, освятившая его серость и злобу, отразилась в хрустале глаз королевы, стоящей перед последним королем.