Глава 1. Прощание

То был второй день второго зимнего месяца. Утренний десятый час…
Ветер, бушевавший на промёрзшем перроне, дул мне прямо в лицо, от чего я закрывал невольно глаза, и дыхание мое перехватывало. А она встала против меня так, чтобы ветер не касался моих глаз, но трепал ее белокурые волосы. Она едва не плакала, постоянно повторяя дрогнувшим от отчаяния голосом, что ей снился сон про то, что я к ней не вернусь, что жизнь моя в том сне закончилась, что я дурак и совсем не думаю о ней. Речь ее показалась бы прохожему человеку несвязной, лишённой смысла и совершенно нелепой, но я понимал ее. Я силился ее успокоить: доказывал, что сны – это сны, а жизнь – это жизнь; говорил, что обязательно к ней вернусь и опровергну это опасное видение. Я обещал ей увести ее загород, как только вернусь. Я пытался еще сказать что-то, но окончательно сдавил горло холод, и я невольно закашлял. Она говорила, что я заболел, что я болен, что мне не нужно никуда уезжать; но я стоял на своем, рассыпая в прах все ее последние усилия и надежды…
Вот на перроне показались первые вагоны поезда. Он приехал позже, опоздав по расписанию на десять минут, за что я бесконечно был ему благодарен. Подняв голову, я заметил на крыше одного из вагонов слепленную из снега снежную бабу. Видимо, кто-то из ребятни перелез рано утром через ограду и попытался рассмешить народ, опаздывающий кто на работу, кто еще куда; таким образом они поздравляли всех с прошедшим Новым Годом. Я попытался пошутить над этой снежной бабой, сменить тему нашего разговора; но только я повернулся к ней, как заметил мелькнувшею слезинку, медленно катящуюся по ее лицу и в тот же миг смахнутую рукой. Она улыбнулась, но улыбка ее показалась мне потухшей, полной горя, страданий и печали.
До момента отхода поезда мы стояли молча и смотрели друг другу в глаза. В эти несколько мгновений, отпущенных нам кем-то свыше, мы разговаривали. Мы молчали для всех, но сами слышали голоса друг друга. Она все твердила, упрашивала меня остаться, но я отвечал, что мне нужно ехать; она говорила, почти кричала, что я не вернусь, но я отвечал, что тринадцатого числа этого же месяца, утром вернусь домой с огромным букетом цветов и мы отправимся загород…
 Кто-то прокричал, что поезд отправляется через минуту. Но я стоял, будто врос в асфальтовый перрон. Меня держал на перроне ее ангельский взгляд. Взгляд, который нельзя пропустить или избежать. Взгляд, который я боготворил и которого боялся. Она бы смогла меня удержать,… если бы вновь кто-то что-то не крикнул. Я вскочил в отъезжающий поезд, сунул кому-то билет – и двинулся в свое купе. Найдя его, я тутже открыл окно, насколько это было возможно,… но я не увидел ее. Я махал рукой пустоте белого тумана, согнанного внезапно усилившимся ветром. Но что-то в моей душе говорило, пронзало меня мыслью, что по ее лицу текут слезы, горькие и соленые.
Когда город давно скрылся из виду, я решился, наконец, закрыть окно… и внезапно ощутил на своем лице тоненький слой льда…