Штраф в бордовых тонах

Наступил последний день. Пора было собираться и возвращаться домой

Мы с двенадцатилетним сыном прожили часть моего оставшуюся августовского отпуска в лесах юго-западного Валдая, на берегу чудесного лесного озера, вдали от деревень и прочих поселений. Место крайне труднодоступное и безлюдное. По всему берегу подходов к воде не было, и только там, где брала начало маленькая речушка, имелся крошечный чистый песчаный «пляжик». Все остальное – непроходимый кустарник, у самой воды – дна, можно считать, не было, только черный вязкий ил и непроходимые джунгли, трава, тростник, камыш и прочее.
Получалось - кто «пляжик» занял, у того и все озеро.

До ближайшего асфальта было не менее шестидесяти километров лесных и проселочных дорог, броды, полуразрушенный мост, кое-где поваленные поперек дороги стволы старых елей и берез. Выручали привычные инструменты – топор, лопата, лебедка и компактная мотопила.
 
Перед отъездом жена и старшая дочь щедро снабдили нас стеклянной тарой для малинового и черничного варенья, мешком сахарного песка и наказом пустыми не возвращаться. Ягодную повинность мы исыполнили в первые дни без особых затруднений. Малиной, кроме нас, интересовался только медведь, на нас он внимания не обращал, а мы старались держаться от него подальше.

Покончив с ягодами, переключились на более достойные дела – рыбалка и грибы. Рыбу коптили в железном ящике, щук – на ольховых щепках, лещей – на черемуховых пополам с тонкими веточками ирги. Съесть все, что мы собирали и вылавливали, было невозможно, и к лучшему – то, что привезли домой, соленого, копченого, сушеного – хватило на всю семью и надолго.

Как только отъехали от озера, сын предложил напоследок заглянуть на недавно обнаруженный участок чистейшего соснового бора. Время позволяло, я загнал машину в кусты, прошли немного пешком и войдя в бор, были потрясены. Такого еще не видели. «В самом деле, нужно только оказаться в нужное время в нужном месте». Смотрели мы на это грибное неистовство, я сказал сыну – вот, теперь понятно, что такое – «хоть косой коси». Неисчислимые боровики, грибы экстра класса, калиброванные, как выточенные по шаблону на токарном станке. И еще – изумительный темно-бордовый, ни с чем не сравнимый цвет шляпок. Я горько сожалел, что нет фотоаппарата.

Мы быстро заполнили все свободное пространство за спинками передних сидений, прикрыли палаткой, пока я проверял давление в баллонах, сын принес еще десяток и положил под заднее стекло. Выбирались по проселкам мучительно медленно, один раз пришлсь доставать лебедку. Выбрались, конечно, было только жаль потерянного времени.
Неожиданно сын спросил.
- Пап, помнишь, ты про Весы рассказывал?
- Да, а почему вспомнил?
- Ну, на одной чаше – грибы, а на другой – то, что застряли?
По дороге от дома до озера я пересказывал сыну фрагменты эпопеи Перумова, что в продолжение основного труда Толкина.
- Нет, не похоже, - я немного подумал. – Грибы потяжелее. Мост проедем, там до асфальта рукой подать, вот и подумаем, что перевешивает.

Что называется, накаркал. Когда подъехали к мосту, оказалось, что моста нет. Точнее, то, что от него осталось, валялось внизу, в воде. У дороги стоял обшарпанный Цундапп КС-750 без коляски и без номера, рядом сидели двое мужичков, угощались чем-то мутным из пластикового баллона. Я подошел.
- Здравствуйте! Что с мостом-то?
- Здорово, коль не шутишь. С мостом? Сам, что-ли, не видишь? Хе! Был мост, и нет моста! Будешь?
- Нет, спасибо. Мне бы домой до темноты добраться.
- Э, гляжу, номер московский. Далече, далече …
- Ну, наше дело – предложить. В брод тебе, парень, придется. Вот так!
- Брод далеко?
- Не, рядом. Вон там. Может, примешь грамульку? За упокой?
- Не понял. Да что стряслось-то?
- Да Петька Черенок спьяну на дэтэхе попер. Да какой же мост выдержит? Все бы ничего, да позвоночник сломал. Неделя, как похоронили. Доставай хоть что, плесну чуток. Дома помянешь.
Я достал из-под сиденья маленькую фляжку.
- Вернусь домой, помяну. Обязательно. Как только, так сразу.

Брод оказался совсем рядом. Берега – чистые, пологие, плотный песок. Я разулся, задрал штанины, перешел на другой берег, отыскивая место, где помельче.
- Грустно! – сказал я сыну. - Выше колена. И у лебедки трос короткий. Во-он до той ольхи не дотянуться.
- И что делать? – спросил сын. – Может, с ходу?
- А что делать? Давай с ходу.
На первой передаче, «гашетку в пол», стена воды накрыла нас с крышей, до берега немного не доехали, мотор заглох.
- А вот теперь троса хватит.
Открыл капот, снял крышку распределителя, чтобы высох быстрее. Машину быстро выкатили на песок. Мотор завелся, и пока ехали до асфальта, успели изрядно измазаться в бесконечных лужах.
- Эх, успеть бы до темноты! – вздохнул я с некоторым облегчением, разогнавшись до привычной «крейсерской» скорости.
- Пап, а что с Весами? – совершено серьезно спросил сын. – Чашки уравновесились?
- Знаешь что, Антон? Не говори «гоп» …

После заправки на бензоколонке в Шаховской денег практически не осталось. Купили половинку черствого «кирпича», бутылку минеральной, достали последнюю маленькую банку тушенки, подкрепились, вернулись на трассу и сразу же были остановлены гаишником.
После проверки документов гашник напомнил, что уже стемнело, и пора со светом ехать. Я включил «ближний», все лампы светились. Гаишник немного подумал и заявил, что машина грязная. После долгих и совершенно идиотских, почти шизофренических препирательств выяснилось, что до требуемой минимальной суммы штрафа в сберкассу немного не хватает. Я посмотрел на часы. «Вот гад, знает же, что поздно уже, касса закрыта». Поехали дальше, оставшись без копейки не фигурально, а буквально.
- Как, пап, - спросил сын. – Теперь, наверное, равновесие?
- Не знаю. До дома доехать бы.

Когда до кольцевой оставалось совсем немного, остановились возле крошечного пруда и в темноте кое-как отмыли машину.
Перед самым въездом на кольцевую, у поста ГАИ, нас опять остановили.
- Младший лейтенант Петр Яковлев. – Документы.
- Та-ак, документы у вас в порядке, - гаишник медленно обошел машину, немного помедлив , разглядывая заднее стекло. – Так-так, а со светом – непорядок!
- Как так?
- На левую фару посмотрите.
Лампа не горела. Запасной у меня не было. «Да когда же она сгорела? Да еще и не заметил».
- Так давайте, прямо сейчас, правую переброшу? Запасные кончились, ну где я сейчас лампу такую возьму?
- Не знаю, не знаю … штраф придется платить!
«Все, приплыли». Доказывать хоть что-нибудь, ссылаясь на Правила, было бесполезно. Самым жалостливым голосом, самому противно было, принялся зудеть, почему и как это так вышло, что у меня ни копейки нет. В какой-то момент я понял, что гаишник меня не слушает.
- Миха-а-а! – заорал гаишник в сторону будки. В двери будки возникла пузатая фигура в форме, фуражка на затылке, в руке бутерброд.
- Миха! Пакет неси! Быстро!
- Так откуда у тебя такая красота? – спросил гаишник, указывая жезлом на заднее стекло.
Я рассказал, предельно кратко.
- Ну-ка, дай посмотреть.
Мне пришлось открыть заднюю дверь. Подошел Миха.
- Эх, маловат пакет, - гаишник спокойно укладывал грибы. - Кхе-кхе. Давай, Миха, свою фуражку. … Все, свободен.

Когда мы остановились у подъезда и я выключил мотор, сын спросил.
- Пап, а Весы-то как? В равновесии?
- Не торопись, вот разгрузимся. – Не выходя из машины, я сделал пару хороших глотков из фляжки. "Ну и пойло! Однако, градус неслабый". Закурил, перевел дух и допил остальное. За упокой Петра Черенка, светлая ему память. А может быть, за здоровье младшего лейтенанта Петра Яковлева. Точно не помню, устал очень.