Арчер. Глава 5

Все сходилось, как сходится паззл из фигурных бусинок. Из-под ряби сна на экране воображения выплывала четкая картинка. Егор обкусывал ногти, вырывал из подушки перышки, крутил на пальце брелок с Микки Маусом. Рассказ Васи, если, конечно, это хромающее словоговорение можно было назвать рассказом, закруглил историю, придав ей мрачный и угрожающий вид.
Худшие опасения оправдывались. Полине угрожает нечто, скорее всего какая-то организация с темными целями. Слова милиционера о высоком покровителе обитателей странного дома на Лесной улице виделись Егору самой важной уликой. На втором месте в списке уличающих обстоятельств был ужасный облик того, кого он встретил на веранде - настолько ужасный, что вспоминать было страшно. На третьем месте даже не информация, с трудом полученная от Васи, а некое внутреннее интуитивное знание о том, что Полина находится под влиянием вредных и неправильных людей. Все вместе складывалось в картину, одновременно и пугавшую, и приободрявшую Егора.
Если раньше он смотрел на себя как на обычного романтика, ищущего после одной случайной встречи повода для нового свидания, то теперь он абсолютно серьезно представлял себя в качестве рыцаря-спасителя. Он должен найти её и сделать то благородное и прекрасное, о чем мечтают принцессы всех времен и народов. Он должен вырвать её из лап злодеев, а дальше она сама решит, одарить его цветком взаимности или нет. Настоящего трубадура, вспоминал Егор, ничто не остановит, напротив, холодность дамы это призыв к более решительным действиям.
Егор мечтал о том, как он ворвется в дом, где в заточении томится его Полина, затем уничтожает всех врагов и осторожно выведет удивленную красавицу из потаенной, подвальной темени. На ее лице благодарность и восхищение. У стены цитадели зла бесстрашный освободитель вручает Полине роскошный букет. Росинки искрятся, огромные бабочки порхают прямо над головой. В лучах сахарного солнца он встает на колено и целует руку той, чья улыбка блестит как бриллиантовая радуга. Ветер доносит торжественное пение счастливой райской птицы. Где-то играет музыка...
Егор очнулся. Дремота застала его на стуле перед компьютером. В соседней комнате дребезжали динамики. Время от времени Крюк любил поностальгировать о легендарных рэйвах девяностых годов.
- Скажи, Крюк, - Егор приоткрыл дверь в комнату соседей, - насколько реально позвонить твоему приятелю... Забыл, как его зовут. Тот, который на историческом учился. Он себе макияж делал и туфли, как у Маленького Мука, одевал. Понимаешь, о ком я говорю?
- Джош?
- Его, вроде бы Ваня звали, - почесав в затылке, вспомнил Егор.
- Это вы его так звали. Близкие люди называют его Джош, - Крюк сделал музыку тише, порылся в нагромождении белья, и выудил оттуда записную книжку, - Зачем тебе?
- Вопрос есть один. Исторический.
Крюк протянул листок с нацарапанными цифрами. Егор кивнул и, не долго думая, набрал номер.
- В чём дело? - вместо ожидаемого "Алло" услышал он.
- Джош, привет, это Егор, друг Крюка. Помнишь меня? Мы на дне рождении познакомились.
- На дне рождении? Да, помню. Конечно, помню. На каком дне рождении?
- Этого я сам не помню. Но разве это важно? Я тебе тогда книгу дал. "Иметь или быть" называется. Эрих Фромм написал. Не мог бы ты мне её отдать?
Егор услышал как Джош громко и отчаянно чихнул. В ухе что-то лопнуло. Егор перенес трубку к другому уху. Послышался звук автомобильного гудка.
- Мог бы, - согласился Джош, - только её у меня нет. Я сейчас не здесь нахожусь.
Потом Джош опять начал чихать. Между приступами чихания, оглушавшими Егора как взрывы атомной бомбы, они договорились о встрече на историческом факультете.
- Ты болеешь? - вежливо поинтересовался Егор.
- Нет. У меня аллергия. Я не могу выходить на улицу летом. Все время чихаю.
Связь неожиданно прервалась. Егор пошел варить пельмени
- Что с телевизором? - заглянул на кухню Крюк, - Так и будет стоять? Ты думаешь, если тебе эта вещь досталась даром, ты можешь вот так просто плюнуть на неё? Дармовщину и халяву надо уважать, а ты ею пренебрегаешь. Зачем тогда надрывался, тащил этот ящик?
- Ты не понимаешь, - помешивая деревянной ложкой в кастрюле, отвечал Егор, - Вещь сама по себе не существует. Вещь существует только тогда, когда мы её употребляем. И то, какой способ употребления мы выбираем, определяет смысл данного предмета. Например, можно включить телевизор и смотреть телесериал, тогда это будет телевизор. Можно не включать его и использовать как стул. Сядь на телевизор - тогда это будет стул. Кто тебе сказал, что мне подарили телевизор? Мне подарили стул. Потому что я использую его как стул.
- И почему, скажи мне, пожалуйста, ты взял на себя такое право - определять смысл вещей? Человек, который делал подарок, что сказал? "Дарю тебе телевизор". Он не сказал "Дарю тебе стул", потому что за стулом ты бы не поехал. Да и вообще стул это бесполезная ерунда. Короче говоря, в этом случае не ты определяешь, что это, стул или телевизор, а тот, кто его подарил тебе.
- Во-первых, стул это не ерунда. Стул это важнейший предмет. Стул в некотором смысле важнее, чем кровать. Потому что лечь ты можешь и на пол, а вот сесть...
- Я и сесть на пол могу!
- А ноги свесить? А ногу на ногу заложить? А покачаться взад-вперед? Нет, стул это пуп земли в мире мебели. Во-вторых, это был не он, а она.
- В каком смысле? Ты про стул?
- Нет. Про телевизор.
- У тебя телевизор женского пола?
- Нет, - соль при варке пельменей Егор никогда не добавлял, - и еще раз нет. Я ездил на встречу к девушке. И телевизора у меня нет. У меня стул.
Егор победно взмахнул ложкой и выключил газ. Соль это риск отложения камней. Друг Егора страдал от камней в почках с восемнадцати лет. Он рассказывал, какая это мучительная боль, когда камень, разрушенный ультразвуком, выходит из почки.
Егор подумал, что впервые, после встречи с Васей, он заговорил с кем-то о Полине. То, что заполняло весь его внутренний мир, все сознание, память и мечты, держалось как необычайный цветок на тончайших стебельках недоговоренностей, сновидений и ускользающих мелодий. Он чувствовал, что чем больше думает о Полине и чем больше он о ней беспокоится, тем сложнее сдерживать все это внутри себя. Хотелось выкрикнуть что-то, хотя бы просто имя - громко-громко! - и таким называнием, как ритуалом, попытаться изменить расстояние между собой и той, которая, сама того не зная, дарила смысл каждому его дню. Чувство робело, не хотело воплощаться в слово, но в то же время неутомимо разрасталось внутри Егора, рвалось наружу, вверх, в окно, в небо, в песню.
- Очень хорошая девушка, кстати говоря, - Егор выложил пельмени на тарелку. Обязательно надо чем-нибудь полить. Не для вкуса, просто для того, чтобы пельмени проворнее скатились по пищеводу - туда, в зачарованную глубину голодной темнотищи под названием Желудок.
Как минимум пельмени следует полить подсолнечным маслом.
- Вот как, - Крюк внимательно посмотрел на Егора. Когда давно знаешь человека, когда дружишь с человеком и более того, живешь с человеком, не нужно много слов - достаточно одного внимательного взгляда.
- Да, - подтвердил Егор, - очень хорошая девушка.
- Очень хорошая девушка, говоришь?
Егор обмакнул пельмень в сметану. Ошибаются те, кто едят быстро. Есть быстро вредно. Физиологи всех времен и народов учат, что пищу надо тщательно пережевывать, надо обволакивать эти влажные комочки слюнями, снабжая питательный ресурс ферментами, без которых пищеварение проходит менее эффективно. Тем более нельзя разговаривать во время еды. Или читать. Или смотреть телевизор. Это критически влияет на процесс.
- Да. Именно это я и говорю. Очень хорошая девушка.
- Понятно. Очень хорошая девушка, - повторил Крюк, покачал лохматой сине-зеленой головой и, не сдержав улыбку, ускользнул к себе в комнату.
С этого момента Егор не видел своих соседей несколько дней. Они пропадали по ночам и отсыпались целыми днями, а он пытался нормализовать режим дня и приучить себя работать с утра до вечера, а не с вечера до утра. Денежные затруднения, мерцая как злой мираж, коварно отступили на задний план. Егор понимал, что это опасная иллюзия, проблемы сами никогда не исчезают, но ничего сделать не мог. То и дело брался за работу, совершал два-три действия, потом замирал и напряженно переворачивал в голове одну версию за другой. Все мысли были только о Полине и о той неизвестной угрозе, которой она, судя по всему, подвергалась.
В день назначенной встречи с Джошем Егор понял, что он окончательно запутался в своих многочисленных и страшных предположениях. Лучше попытаться разведать все на месте у тех, кто лично ее знает и кто еще не успел - в отличии от "прекрасного психонавта" – проститься со здравым смыслом.
Егор должен был ждать Джоша у единственного известного ему ориентира, у памятника Сахарову, неприметно мелькавшему в виде куцой зеленой сопли напротив входа на истфак. Егор заранее приготовился к тому, что ждать придется долго, потому взял с собой кипу газеток с анекдотами.
Туалетный юмор для того и существует, чтобы отвлекать или наоборот концентрировать человека, сидящего в туалете. В дороге Егор предпочитал читать что-то более серьезное. Газетка с анекдотами стоит намного дешевле любой желтой прессы, и при этом намного полезнее. Желтая пресса не ставит перед собой целей, превышающих цели анекдота - и сборники анекдотов, и бульварные газеты призваны вводить человека в невинное придурочное настроение, при котором внимание медленно плывет от одной бессмысленности к другой. Но в то же время один короткий анекдот может содержать в себе все то, что редакторы желтой прессы стараются впихнуть в десять полос текста. Анекдот это криминальная хроника, карикатура и политическая аналитика в одном ядреном сгустке. Это касается только чтения анекдотов. Ясно, что исполнение анекдотов в живую, на людях это совершенно иной жанр. В сущности, хорошо рассказанный анекдот это миниатюрная театральная постановка, исполненная одним актером. Здесь уже не столь важен текст, сколько качество перформанса. Но чтобы представление удалось, сценарий должен быть на высоком уровне. Мало прочесть или услышать анекдот, надо его запомнить. Это всегда было трудной задачей для Егора.
В последнее время чтение книг стало еще более трудной задачей, поэтому он почти полностью переключился на интернет и желтую прессу. Это расслабляло.
Что же касается серьезной литературы, то одна из таких книг и стала поводом для встречи с Джошем. Когда-то, Егор не помнил когда, он почему-то вручил её Джошу, видимо, в целях распространения понравившихся идей. Егор редко мог сдержаться от того, чтобы не затащить кого-то из друзей и приятелей в круг своих интересов. Если он читал что-то и ему это нравилось, он не мог не прорекламировать прочитанное. Сверх того он не останавливался на рекламе и активно делился культур-продуктами в надежде на будущие дискуссии.
Джош, как выяснилось впоследствии, к культур-продуктам относился уважительно, но вот к их обладателям, точнее к их праву собственности, у него было вполне хипстерское, анархо-коммунистическое отношение.
Впрочем, эта тема никогда не волновала Егора. Он никогда не звонил с требованиями вернуть зачитанную книгу или отдать диск. Широта души, как известно, проявляется в мелочах. В случае с Джошем широта души не укладывалась ни в какие известные географии - или геометрии? - рамки. Это был бескрайне широкий человек, вероятно из тех, кто вдохновил классика на грустное "широк человек, надо бы сузить". Узость норм и правил человеческого общежития настолько шокировала Джоша где-то в начале пубертатного периода, что к концу этого периода он принципиально и бесповоротно отказался от соблюдения каких-либо норм вообще.
Он назначал встречи и не приходил, или опаздывал как минимум на час. Он приходил на встречу, но сразу же, никого не предупреждая, уходил, прошмыгнув за спиной у собеседника. Он звонил в три часа ночи и долго рассказывал о просмотренном футбольном матче. Он, наконец, был абсолютно невнимателен к чужому имуществу, которое постоянно одалживал.
В нем была легкость, но не та шампанская легкость, которая притягивает, очаровывает, а некоторых женщин, по их же выражению, сводит с ума. Это была легкость иного рода – легкость непредсказуемого лунатика, прыгающего, как кузнечик, с балкона на балкон. Здесь непосредственность и простота нередко находятся в миллиметровом соседстве от буйного психоза.
Есть такие люди – в общении они парадоксально неряшливые и нетребовательные. Кто-то скажет про них - "без комплексов". А кто-то предусмотрительно спрячет колюще-режущие предметы. В жизни всякое бывает.
Опоздав на пятьдесят пять минут, Джош улыбаясь подошел к Егору и как ни в чем не бывало начал расспрашивать про Крюка и общих знакомых. Естественно о возврате книги и речи быть не могло. Егора это обрадовало, он не хотел мелочиться, отвлекаясь от главной цели.
- У вас сейчас сессия? - Егор с интересом разглядывал наряд Джоша, оригинальную смесь верхней одежды надетой вместо нижнего белья и нижнего белья одетого вместо верхней одежды. В качестве завершения ансамбля победоносно возвышалась пестрая бандана, больше похожая на приплюснутый тюрбан.
- Это у них сейчас сессия, - сквозь зубы процедил Джош, надевая солнцезащитные очки в форме водолазных ласт.
- Прикольные у тебя очки, - искренне восхитился Егор, - а ты больше здесь не учишься?
- Учусь. Это академический отпуск называется. Жизнь закрутила, не до учёбы. Я вот только что в деканат заходил, все очень смеялись, когда мое личное дело достали с полки. Это самое толстое личное дело за всю историю факультета. Начиная с первого курса, там накопилось около миллиона объяснительных - почему я в шапке на лекции хожу, почему глаза накрасил, почему то, почему сё.
- Отпуск в связи с чем взял?
- Это уже третий раз. Третий раз повторяется этот фашизм. Силы зла мешают мне сдать все во время. На этот раз меня поймали менты, отвезли в участок, били там, истязали, психологически раздавили и уничтожили. В результате я выпал из этой жизни. Ушел в мир иной.
- То есть как?
- Что как? - Джош задрал нос к небу и возбужденно задвигал руками, - Меня останавливают на улице, и ни с того ни с сего везут к себе в участок, где держат три часа, не отпуская в туалет, потом бьют, ломают ребро - что мне после этого делать? Идти в библиотеку, к экзаменам готовиться?
- Беспредел.
- Вот именно. В больнице лежал, морально восстанавливался. Потом на дачу уехал. Там свои истории начались. Не до экзаменов мне. Учиться я люблю, а вот экзамены сдавать это, по-моему, порочная традиция. Экзамены абсолютно никаких знаний и умений не прибавляют. Сидишь, списываешь, вот тебе и весь экзамен. Нервотрепка.
- И чем закончились столкновения с полицией?
- Ничем. Пока мы все здесь живем, это будет вечная история. В лучшем случае для меня, и в худшем для них, на того гада, который меня бил, свалятся мелкие неприятности. И всё. Потом придет новый гад. Это бесконечно, врубись! Борьба с этим - всего лишь часть цикла, всего лишь толчок к смене одного мудачья с дубинкой на другое. Вот такая история. С ментами.
- Мда. Печально.
Перед толпившимися у входа на истфак молодыми людьми то и дело останавливалась маршрутка, выгружала новую порцию студентов и уезжала в сторону Биржевого моста. На жидкой траве лежали анемичные люди с тетрадями в руках.
- Слушай, а ты не знаешь такую девушку, по имени Полина. Она на истфаке учится.
- Может и знаю. Кто она?
Ради ответа на этот вопрос Егор и затеял встречу с Джошем. Из маршрутки вышла девушка в длинной юбке. Егор вытянул шею, может она? Вроде нет.
- Ну, она такая... Необычная что ли.
- Я не знаю, - Джош вдруг громко со всей силы чихнул, а потом чихнул еще раз, а потом еще пять или семь раз.
- Аллергия? - испуганно спросил Егор.
- Ага. Это ужас какой-то. Я могу чихать больше часа без перерыва. Это изнуряет. Потом после такого приступа очень хочется есть, кажется, что все силы кончились, падаешь как мертвый, весь в соплях и слизи. Я когда-то носил носовые платки, но они промокали до нитки. Бумажные платочки тоже не помогают. Не жизнь, а беспрерывный суицид. С одной стороны менты, - от оглушительного чиха взлетела стая воробьев, - с другой сессия, - Джош присел на корточки, - с третьей, аллергия.
Чихание продолжалось несколько минут. Джош вытирался рукавом, ладонью, какими-то обрезками, тряпками, штаниной, носком.
- Потом у меня закладывает нос, и я не могу дышать целый месяц. Капаю капли, привыкаю к каплям как наркоман, а в итоге только хуже становится.
- Как же все пессимистично, - заметил Егор.
- Очень даже, - Джош вытер потное, испачканное лицо, - Уходим отсюда.
Они двинулись по направлению к истфаку. С каждым дуновением ветра Джош приостанавливался и хватался за нос.
- Если нос заткнуть чем-нибудь, легче становится.
- У нее в интернете ник Асинефа.
- У Полины этой? Ну, это облегчает. Сейчас спросим.
К Джошу подходили и жали руку. Кто-то поинтересовался, чем он сейчас занимается, Джош отмахнулся, сказал, что опаздывает.
Они вошли в слабо освещенный холл.
- Вроде бы сегодня экзамен какой-то, - буркнул Джош.
Мимо них прошел нервный молодой человек, запихивающий стопку тетрадных листов под рубашку. Молодой человек громко и энергично матерился. Листы выскользнули и рассыпались. Не прекращая грязно ругаться, молодой человек сел на корточки и стал шарить руками по полу.
- Ну, как народ сдает? - полюбопытствовал Джош.
- Плохо, - молодой человек ползал по полу, собирал шпаргалки, и неустанно проклинал все существующее, - Он всех посадил прямо перед носом, не списать.
- Кто-нибудь уже сдал?
- Соня сдала. Где-то здесь бродит.
Джош подтолкнул Егора.
- Пошли в кафе. Кофейку захотелось.
В кафе Джош, отхлебнув полчашки плохо пахнущего кофе, задумчиво посмотрел на скомканные салфетки и спросил:
- Значит, ты считаешь, что надо быть, а не иметь?
- Чего? - удивленно переспросил Егор, - О чем ты?
- Ты же позвал меня для того, чтобы поговорить об этом. Я готов обсудить эту проблему. Я думал об этом всю ночь.
До Егора медленно дошел смысл вопроса. Подразумевалось название книги Фромма.
- Я думаю, лучше быть, чем не быть. Иметь - это уж как получится.
- А люди?
- Что люди? - Егор опять беспомощно вытаращил глаза.
- Люди, которые тебя окружают, - Джош брякнул чашкой по блюдечку и вальяжно откинулся на стуле, - Люди ведь погрязли в потребительских неврозах и комплексах. У всех на уме только одно - деньги. Люди думают, что обладание это и есть существование. Вот мой брат - он очень богатый человек. Он недавно разбил машину. Вдребезги и вдрызг расколошматил свой новый Мерседес. И после этого он мне звонит и говорит: "Знаешь, я понял, что без этого мне лучше. Я не буду покупать новую машину, потому что мне так лучше". То есть человек дожил до тридцати с лишним лет и понял, что счастье не приходит вместе с богатством. Другое дело, что я лично не представляю, сколько ему предстоит прожить, чтобы понять, с чем же приходит это самое счастье.
В кафе зашла низенькая девушка с цветком в волосах. Увидев Джоша она взмахнула руками и, широко улыбнувшись, направилась к нему. На девушке висело великое множество бисерных украшений, Егору даже показалось, что вся одежда на ней сделана из бисера. Присмотревшись он разглядел джинсы, с пояса до пят украшенные разноцветными заплатками.
- Привет, Соня, - сказал Джош, - Это Егор.
- Приветики! Я только что сдала безумный экзамен. Думала, что этого никогда не произойдет. Поздравьте меня, - Соня игриво захлопала в ладоши.
- Поздравляю. Мне такие радости в ближайшее время не грозят.
- Джош, дай мне сигарету и я оставлю вас.
- Подожди, не убегай. Помоги нам. Егор ищет Асинефу, которая вроде бы учится на истфаке.
- Асинефу? Ну да, есть такая, учится. Её Полиной зовут.
Егор подскочил на стуле.
- Но только она давно здесь не появлялась, даже на экзамен не пришла.
- Почему не появлялась? - чтобы скрыть от самого себя участившееся сердцебиение, Егор закашлялся.
- Кто её знает. Она вообще-то вместе со мной на этнографии учится. Мы прошлым летом в экспедицию ходили, все вроде бы нормально было. Но после экспедиции она перестала на учёбу ходить и вообще пропала куда-то. У нее тема курсовика была очень интересная, насколько я знаю. Скопчество.
- Что?
- Скопчество.
- А что это такое?
Джош насупил брови и с умным видом сказал:
- Это когда кастрируют.
- И причем здесь этнография?
- Была такая секта на Руси, - сообщила Маша, - в которой считалось, что кастрация это путь к духовному очищению и, что без кастрации человек не может спастись и попасть в царство небесное. Полинка в прошлогодней экспедиции искала их следы. Кого-то она вроде бы нашла, я в свое время забыла подробно расспросить. Вообще у Шатрова можно спросить, где она. Джош, помнишь Шатрова?
Джош кивнул.
- Это её научный руководитель. Он тоже скопцами занимается, Прикольный мужик, очень советую пообщаться. Он, правда, не на истфаке работает – свободный художник от науки. Ты водку пьёшь?
- Я? Дык... Пью, - Егор растерянно завертел головой. В кафе водку не продавали, значит сейчас эти люди поведут его куда-нибудь в кабак.
- Да ты не волнуйся, я просто так спросила. С Шатровым водку пить интересно, он это дело любит и своим студентам часто советует. В качестве полевого исследования на материале собственной психики. Якобы в состоянии алкогольного опьянения у русского человека, каким бы он завзятым и махровым горожанином не являлся, открываются люки в глубинные слои бессознательного, где зарыты все интересующие этнолога архетипы. В общем, забавная теория. Поэтому если этнограф не может поехать в экспедицию и расспросить живых носителей традиций, он может использовать метод алкогольной интроспекции, чтобы внутри себя разглядеть знания о народных традициях.
- В генах собственных, что ли?
- Типа того. Вот Джош как-то с ним такое полевое исследование проводил.
- Да, - подтвердил Джош, - он классный. Натуральный адский дядька. Например, он считает, что современным этнографам следует освоить пытки в качестве метода полевых исследований. Часто люди в деревнях отказываются общаться с учёными, и Шатров предлагает на законодательном уровне разрешить участникам этнографических экспедиций пытать колхозных бабушек, чтобы они максимально искренне рассказывали про фольклор и традиции. Мощный человек, одним словом. Он обычно в Укропе сидит.
- Это такой кабак здесь рядом, - объяснила Соня.
- Ясно, - Егор почесал в затылке, - и он, значит, специалист в этой области?
- Самый главный, - хором ответили Джош и Соня.
Джош вынул из кармана сигарету и передал Соне.
- Насчет Полины - у меня был её телефон сотовый, если хочешь, могу дать, - Соня продиктовала цифры, наизусть вызубренные Егором несколько дней назад.
- Ладно. Спасибо. Поздравляю со сданным экзаменом, - поблагодарил Егор.
Они вышли на улицу. Джош и Соня, позабыв о Егоре, затерялись среди своих приятелей. Егор не стал дожидаться, пока они со всеми поговорят, и незаметно удалился.
Он не ожидал получить больше информации, чем он получил. Стало ясно, что слова Васи об опасных людях, с которыми связалась Полина, могут оказаться правдивыми. Во всяком случае, тема, которой она интересовалась, выглядит очень подозрительной. Кастрация? Что за чушь?
Егор вздохнул. Тяжело ощущать себя беспомощным. А когда ты беспомощный и влюбленный одновременно, это еще тяжелее. Вообще, что бы ты ни ощущал, влюбленность удваивает силу переживаний. Это как химикат, который подсыпают, чтобы ускорить реакцию. Катализатор.
Вместе с этим влюбленность отвлекает от совершения необходимых дел. Очень опасно влюбляться людям с ответственными профессиями. В особенности тем, кто сторожит наш общий покой и благоденствие. Им лучше либо вообще не влюбляться, или влюбляться так, чтобы объект их мечтаний не огорчал их отказом или долгим молчанием. Но так как без отказов и долгих молчаний, влюбленность, лишенная нормальной трагичности и пафоса, теряет свою остроту и красоту, то лучше бы этим людям, вот этим самым людям с пальцем на красной кнопке, с ядерным чемоданом в руке, и пистолетом в кобуре не влюбляться вовсе.
- Егор, ты чего убежал? - Джош догнал Егора и три раза истерически чихнул.
- Дык, - Егор сделал шаг в сторону и с опаской посмотрел на согнувшегося Джоша. Чихание постепенно превратилось в рёв и стон. Размазав слезы по лицу, Джош выпрямился и звонко каркнул "Ах! Вот тебе на!"
- Самое главное это вера в медицину. Когда они говорят, что наука облегчила жизнь человечеству, обычно подразумевается именно медицина. Но я, к сожалению, не верю в медицину. Потому что я не верю в людей. Это плохо, я знаю. Наверное, моя аллергия это симптом неслабого невроза, связанного с тотальным недоверием по отношению к человечеству. Это все очень символично - я как бы чихаю на этот мир. Почему я на него чихаю?
- Почему?
- Потому что я чихать на него хотел. Вот почему.
Егор с Джошем вышли на Биржевой мост. Подул сильный ветер. Егор посмотрел направо. На шпиле Петропавловки сверкнул ангел.
- Спасибо тебе за помощь. Извини, что не дождался.
- Все нормально. Я тебя понимаю. Я ведь тоже социопат. С другой стороны, все мы в какой-то мере социопаты. Беспроблемных людей не бывает.
Егор вспомнил Соню с цветком в волосах. В таких людях его всегда привлекало предчувствие чего-то неизвестного. Он не измерял людей линейкой обывательских вкусов, делящих мир на "нормальное" и "ненормальное". Егор предпочитал использовать более гибкий аппарат восприятия. В первую очередь, он обращал внимание, конечно же, на внешность. Это то, без чего не существует человека. Многолетний опыт общения в интернет форумах и чатах научил Егора, что истинное межличностное общение возможно лишь при визуальном контакте.
Внешность это все, что открывается в человеке без слов. Во внешности Полины он сразу увидел то, что заставляло его думать о ней вот уже несколько дней. Если в Соне это было предчувствие неизвестного, то в Полине это было что-то вроде знака посвященности в неизвестное. Из тысячи лиц это было первое, в котором он увидел нечто подобное.
Шелковые ниточки дыхания, неразличимые ароматы, неуловимые улыбки, смешочки и морщинки. Чары. Так много можно увидеть за несколько секунд, особенно если человек не боится быть открытым.
- А Соня? Она, по твоему, тоже социопат? Мне показалось, что она очень открытый человек.
- Соня? - Джош расслабленно чихнул, - Такие люди как Соня тоже от чего-то прячутся. Общение ведь тоже может быть формой эскапизма. Одни социопаты убегают от общения, другие прячутся в общении. Это элементарно. Это лежит на поверхности.
"Нормально" и "ненормально" - откуда вообще взялись эти понятия? Похоже, что норма это навязываемая тебе чужая мечта. Тот, кто придумал "нормальное" никогда не добился "нормы", но зато добился того набора призов и бонусов, который все решили принимать за систему отсчета.
“Человек это сумма жизненных впечатлений, сумма опытов - экспириенсов, как сказал бы Крюк - часть из которых мне известна, - думал Егор, - а другая часть это то, что мне не известно. Неизвестное делится на то, чем он может со мной поделиться, на то, чем он не хочет со мной поделиться и на то, чем он не может со мной поделиться, потому что это и есть сокровенное, космическое, подсердечное, самое-самое, короче говоря, некий первоатом личности.”
Соня и Джош очевидно, принадлежали к тому типу людей, которым есть, чем поделиться. У таких людей большая жизнь.
Не важно, что умереть они могут в расцвете молодости.
Полина, выросшая в мечтах Егора до размеров вселенской бесконечности, озадачила его тем, что помимо красоты и обаяния, она была явно сопричастна не только экспириенсам, неведомым Егору, но и чему-то высшему, такому же бесконечному и важному как жизнь любимого человека.
- А Шатров? Тот, про которого вы мне рассказывали? Он тоже социопат?
- Нет. Сложно одновременно быть профессиональным этнографом и соципатом. Они же с людьми работают. Хотя вот палачи тоже с людьми работают, но вряд ли людей любят.
Они подошли к метро. Джош сжал нос в кулаке. Он гнусавил как кукольный слоненок:
- Я думаю тебе надо самому этих скопцов найти. Я про это ничего не знаю, но чувствую, что тема интересная. Получается, что люди взяли и радикально решили проблему, - Джош чихнул, - проблему, - Джош чихнул еще раз, - проблему секса. Если бы я был религиозным человеком, я бы тоже тяготился проблемой секса. Потому что я и без религии отягощен проблемой секса. Это же колоссальная проблема, похуже социопатии и аллергии. Мало кто с ней справляется. Я не говорю о половом акте, или о поиске и нахождении партнера, я говорю о сексе как проблеме. Как о неразрешимом, тупиковом и трагическом конфликте.
Джош чихнул три раза и помахал продырявленным бумажным платочком. Ни сказав ни слова, он спустился в метро. Егор посмотрел на солнце и тоже чихнул.