Сны разума Сон 3 Роберт должен был вскоре...

 Роберт должен был вскоре подъехать. В ожидании его Джоан присела у зеркала и в какой-то момент поймала себя на том, что внимательно вглядывается в свое отражение. Она была еще хороша собой и могла позволить себе удовольствие подольше задержаться у зеркала. Но в последние годы, живя в каком-то своем внутреннем, в некотором смысле ирреальном, мире, она утратила потребность общения с собой посредством зеркального отражения.
 Продолговатый овал лица, высокий лоб, классически прямой нос, необыкновенно красивый разрез серых глаз, четко очерченный рисунок губ - все соотносилось в той же некой гармонии, что и пятнадцать лет назад, когда она любила проводить время у зеркала, ища для этого малейший повод. И все же что-то в ее лице изменилось - оно стало более жестким, непроницаемым для постороннего взгляда. Это то новое, что она обнаруживала в себе, было лишь отражением или следствием того образа жизни, который она вела последние годы.
 С раннего детства Джоан завораживали сказочные истории, которые ей рассказывала тетушка, укладывая ее спать. Они оживали в ее сознании, формируя образы добра и зла, образ того, кого она хотела однажды встретить в своей жизни. Взрослея, с затаенной горечью она стала осознавать, что придумываемый ею мир ничего общего не имеет с миром реальным, тем, в котором она была вынуждена жить. И как-то так сложилось, что она внутренне согласилась на этот вынужденный компромисс, состоящий в том, чтобы не отказываться ни от одного из этих миров. Теперь она уже воспринимала мир таким, каков он есть, но при этом и не думала разрушать свой тайный мир иллюзий, который однажды породил иллюзию о встрече с человеком, образ которого так не вязался с окружающей ее реальной действительностью. Благодаря богатой фантазии в каждом новом своем романе рисовались все новые картины этой встречи. И в тайне, она верила, что этот виртуальный мир ее фантазий, существующий параллельно миру реальному, однажды, в момент искривления пространства, преломится и пересечется с ним.
 Впрочем, эта вера, эти ожидания не мешали ее временным увлечениям, посылаемым судьбой, которые ее ни к чему не обязывали. Ее ничуть не удручал тот образ жизни, который она вела сейчас в силу сложившихся обстоятельств. Свобода и независимость - вот два состояния, которым она подчиняла свою жизнь. Ей было лестно ощущать себя сильной, свободной и независимой, способной позаботиться о себе самой.
 И все же та особая слабость, которая присуща только женщинам и которая делает их обворожительно хрупкими и нежными, притаилась в глубинах ее сердца в ожидании своего часа. Часа, который, возможно, так никогда и не настанет, если она не встретит того единственного, с кем безоглядно захочется соединить свою жизнь. Соединить так, как соединяются слова и музыка, как сливаются в едином порыве две реки, образуя новую...
 Уложив волосы и скрепив их заколками, она вдруг уловила в себе новые ощущения. Еще совсем недавно она готовилась отправиться в путешествие, чтобы отключиться от повседневной суеты и посвятить время предстоящего отдыха написанию очередного романа. Сейчас же она ощущала себя в ином качестве - героиней каких-то событий, которые непременно должны произойти с нею во время путешествия и которые возможно будут достойны новой сюжетной линии.
 Не успев удивиться и осознать причины этой трансформации ощущений, Джоан услышала шум подъезжающего автомобиля. Подойдя к окну, она уже не сомневалась - это был Роберт. Джоан направилась встречать его, по пути, мельком, осматривая комнаты. Все было убрано, лежало на своих местах. Она не любила возвращаться в дом, особенно после продолжительного отсутствия, если там ее ждал «творческий» беспорядок, усугубляющий душевный дискомфорт, характерный при смене образа жизни или среды обитания.
 Открывая дверь, Джоан изобразила на лице подобие улыбки, но, взглянув на него, поняла всю ее неуместность. Роберт был напряжен и как будто чем-то озабочен. Пропустив его и закрывая за ним дверь, Джоан поняла, что легким процесс расставания не предвещает быть.
 - Как дела? У тебя все в порядке? - Джоан внимательно смотрела на Роберта, пытаясь уловить не столько характер, сколько нюансы его настроения, которые несут в себе гораздо больше, скрытой от посторонних глаз, информации, нежели внешние открытые проявления тех или иных настроений.
 - Разве речь сейчас должна идти обо мне? - на губах Роберта мелькнула усмешка с налетом нескрываемой нежности.
 - Ты получил мою статью? - оставляя незамеченной реплику Роберта, спросила Джоан.
 - Да, она лежит на моем столе, но ... она не сможет заменить мне ее автора, который решил меня покинуть. Роберт безотчетно протянул свои руки и обнял Джоан.
 - Но ведь только на время, не будем драматизировать, предавая банальному путешествию некий мистический смысл, угрожающий нашим отношениям. Я вернусь - она произнесла это с нерешительной нежностью, осторожно высвобождаясь из плена его объятий. Лучше признайся, ты чем-то всерьез озабочен?
 - Тебя что-то навело на эту мысль? По-моему, я не давал повода так думать. – Роберт почувствовал – Диана в очередной раз пытается ускользнуть от признаний, установить дистанцию, не позволяя приблизиться к себе до степени откровений.
 - Да, действительно, - подумала Джоан, - ты по натуре слишком сдержан, чтобы выказывать свои чувства ... даже мне. Вслух же она произнесла
 - Очевидно, мне показалось. Проходи в гостиную - у нас еще есть - она взглянула на часы - целых полчаса. Ты будешь пить кофе?
 - Почему бы и нет...
Уже сидя в кресле с чашкой кофе в руке, к которому он так и не притронулся, избрав ее точкой опоры для глаз, произнес
 - Джоан, я хочу, в известном смысле, … сделать тебе предложение.
Наступила пауза. Джоан давно не видела его в таком состоянии - он был смущен, все его движения выдавали внутреннее напряжение.
 - Роберт, ты не раз обращался ко мне с деловыми предложениями и я не понимаю, к чему сейчас эта многозначительность?
 - Это ... не деловое предложение Роберт поставил чашку на стол, встал и подошел к окну.
 - В чем дело, Роберт? О каком предложении идет речь? - Джоан почувствовала в себе нарастающее беспокойство. Для любой женщины, - подумала она, - он мог бы составить прекрасную партию. Но Джоан нуждалась в чем-то большем, в чем-то таком, что нельзя передать словами, можно только ощутить. Она ждала встречи с тем человеком, которому безоглядно захотелось бы посвятить свою жизнь, но это был … не Роберт.
Джоан вдруг остро почувствовала, как нуждается она в Роберте ... В Роберте - друге, поверенном, человеке, способном разделить с ней любые невзгоды. ... Но это не было тем чувством, ради которого она пожертвовала бы обретенной свободой и независимостью, тем образом жизни, который она вела сегодня. Из глубин ее души поднималась волна нежности. Она подошла к Роберту и коснулась ладонью его спины. Вздрогнув от неожиданности, Роберт обернулся и посмотрел на нее так, как будто она вывела его из состояния глубокой задумчивости.
 - Джоан, как ты отнесешься к предложению ... выйти за меня замуж?
Джоан замерла. Уже давно предчувствуя этот вопрос, она все же оказалась не готова к нему, он застал ее врасплох. Ей казалось, что, до известной степени, в их отношениях установилась некоторая ясность, которая исключала подобные вопросы. Джоан посмотрела на него, их глаза встретились, обжигая ожиданием объяснения.
 - Роберт, что произошло? Мне казалось, мы друзья и между нами не существует недосказанности.
 - Ты покривила душой... Ты всегда знала, что недосказанность пронизывает наши отношения. – Роберт говорил намеренно тихо, так чтобы заставить Джоан вслушиваться не только в смысл, но и в интонации его голоса.
 - Но ты же знаешь, как я всегда относилась к тебе. Я никогда не давала тебе повода перешагнуть ту грань, которая охраняет дружбу от тех отношений, которые, вовлекая в любовный омут, разрушают ее. Я ценю нашу дружбу и благодарна тебе за все, что ты делаешь для меня. Ты ... дорог мне и я не хотела бы тебя потерять, но ... ты  ожидаешь от меня невозможного. Я не готова, не хочу ничего менять в своей жизни ... пока.
Роберт стоял с погаснувшим лицом и молчал. Затем, как бы сгоняя с себя наваждение, улыбнулся
 - «Пока», надо полагать, для меня означает «никогда». ... Прости, я, кажется, доставил тебе несколько неприятных минут, поставив в затруднительное положение. Но, поверь мне, это ничто по сравнению с теми годами ожидания, которые выпали на мою долю, - он отвернулся, взглянул на часы. - Ну что же, пора. Ты готова?
 - Да, багаж в холле - упавшим голосом произнесла Джоан.
До порта ехали молча. Чтобы как-то снять напряженную атмосферу, возникшую между ними, Джоан попросила включить музыку. Плавное движение автомобиля и музыка несколько расслабили ее. Джоан закрыла глаза, чтобы Роберт не заметил набегающих на ее глаза слез. Она чувствовала, что теряет его, но удерживать его и дальше было выше ее сил.
 * * *
 Начинался дождь. Первые его капли бились о лобовое стекло, разлетаясь в водяную пыль. Роберт перемотал кассету назад, включил щетки. Ему хотелось создать иллюзию той атмосферы, которая царила в салоне автомобиля в тот момент, когда в нем находилась Джоан. Звучала та же музыка, но иллюзии ее присутствия не возникало. Ее не было рядом, и все теряло смысл.
Его чувства к ней достигли своего апогея. Много лет, боясь потерять ее, он скрывал под маской дружеской привязанности свою страсть. Его любовь к ней приняла какое-то болезненное состояние, превратилась в тайное наваждение, не находя своего выхода, и только работа, в которую он «уходил с головой», спасала его от неминуемой депрессии. В какой-то мере безответная любовь к Джоан возможно и была той движущей силой, которой он был обязан своей блестящей карьерой, успехом и экономическим процветанием. Но теперь все это теряло смысл. Эта мысль пульсировала, обжигая своей обреченностью. Он смотрел, как щетки стирают струи дождя, стекающие по лобовому стеклу, ассоциируя эту, на мгновение возникающую, чистоту с пустотой, которая родилась в душе вместе с отказом Джоан.
Опустошение и, одновременно, освобождение от того болезненного состояния, в котором он пребывал все эти годы... Он как бы оказался в положении раба, рожденного в рабстве, смирившегося с ним, как с данностью, которому неожиданно сказали - «свободен!» Его состояние можно было сравнить и с состоянием больного, обреченного нести свой крест до конца своих дней, смирившегося со своей участью, воспринимающего уже мир через призму этого страдания, как неотъемлемой среды обитания своей души, как благословение испытанием свыше... И вдруг этому хронически больному посылается исцеление и одновременно освобождение от всего того, что сопутствовало этому недугу, составляло, в той или иной мере, смысл жизни, заряжало энергией каждую составляющую его души и тела, даруя силы нести возложенный крест. Свободен! Он … не знал, как отнестись к этому новому, весьма двойственному состоянию.
Подъехав к дому и поставив автомобиль в гараж, он поднялся в гостиную. Ее окна выходили на небольшое озеро, окруженное с противоположной стороны лесопарковой полосой, Этот пейзаж всегда приводил Роберта в состояние душевного равновесия и покоя.
Сейчас, подойдя к окну, он вновь надеялся обрести это равновесное состояние покоя, но ожидания были напрасны - взгляд отстранено скользил по поверхности озера, кромке леса, упирающейся в предзакатное розовеющее небо, никак не трансформируя его душевного состояния. В баре стояла початая бутылка виски. Наполнив до четверти бокал, он спустился на первый этаж в кухню за льдом. Зазвонил телефон. Не желая того, он автоматически снял трубку, отпивая глоток из позванивающего льдом бокала. В трубке раздался голос его секретаря-референта, который передал ему информацию о наиболее важных звонках в его отсутствие и напомнил о совещании, намеченном на понедельник. В одной руке Роберт все еще держал бокал, в другой - телефонную трубку, в которой раздавались прерывисто короткие гудки и как «буриданов осел» не мог окончательно принять решение, какому же варианту отдать свое предпочтение. Впрочем, размышления были недолгими – выработанная с годами внутренняя дисциплина  взяла верх - повесив трубку и отложив бокал, он провел остаток вечера у себя в кабинете, работая над черновым вариантом доклада, с которым ему предстояло выступить в понедельник. Работа в очередной раз спасала его от депрессии.
Было уже за полночь, когда он положил подготовленные материалы в кейс. Спать не хотелось, очевидно сказывалось нервное напряжение. Затопив камин, он наблюдал, как горели тонко наструганные щепки, как огонь вначале осторожно облизывал, а затем охватил пламенем, пожирая с треском, сухие поленья, непроизвольно освещая, погрузившуюся во мрак ночи, гостиную. Тени отраженного пламени плясали по стенам, увешанным старинными картинами, передающими атмосферу прошлых эпох. Но Роберт не замечал таинственную пляску теней - он заворожено смотрел на языки пламени, танцующие в глубине камина. Как трудно вырвать из сердца воспоминания, которые когда-то были тканью жизни, воспоминания, которые фантомной болью  будут еще какое-то время продолжать преследовать, напоминая об утрате, - подумал Роберт,  допивая виски. В какой-то момент он почувствовал как к нему вновь возвращается душевное равновесие, внутренняя уверенность в том, что самое важное, значимое в его жизни еще впереди. Он не заметил, как его веки сомкнулись от усталости.
Пламя, тем временем, проникло в самую сердцевину поленьев, обжигая их своей страстью. Они обуглились, все еще сохраняя в себе энергию этого пламени, а затем, угасая, рассыпались пеплом, отдавая последнее тепло в окружающее пространство. Но Роберт этого уже не видел. Он спал, сидя в глубоком кожаном кресле, тревожным сном предчувствия наступающего дня в свете уже нового восприятия действительности.