Окончательный выбор

 
«Малейший признак истины – и против тебя восстают,
и не один человек, а целые сословия» Н.В.Гоголь
 
 Урна с прахом Якова Семёновича Бершадского должна была прибыть во Франкфуртский аэропорт в 13.30. Однако самолёт задерживался, и трое встречающих мужчин в добротных костюмах, уже неоднократно выпивших виски, тем не менее, заказали себе ещё по одному.
 На прошлой неделе именно они провожали Якова Семёновича в Москву, где он планировал отметить своё 50-летие. А сейчас он возвращается домой в совершенно другом качестве…
 Теперь, при вспоминании этих проводов, каждое слово покойника казалось им многозначительным. А тогда это были обычные, несколько возбуждённые разговоры, ни к чему не обязывающие, которые всегда ведутся в таких случаях.
- И ведь что интересно, - вспоминал голубоглазый Наум, - помните, Яков говорил, что с огромным трудом, с помощью юриста застраховал свою жизнь на очень большую сумму, такую, что хватит на жизнь и жене и детям?
- Ну и что? Я тоже страхую свою жизнь перед дальними поездками, а тем более в Россию, - пригубив виски, сказал Борис и поправил на переносице дорогие очки.
- А мне кажется, что все страхи о России преувеличены. Ведь и Яков умер от обширного инфаркта, а вовсе не от рук мафии или криминалитета. И вообще, по моим наблюдениям человек обычно умирает вовсе не от того, чего он боится, - вступил в беседу третий встречающий, Андрей.
- И всё же, - продолжил Наум, - когда Яков собирался в Москву он, вероятно, вспомнил российские газеты и свою любимую АиФ, где, как я помню, сообщалось, что в Москве за 1998 г. произошло 468 криминальных взрывов. А о раскрытии громких заказных убийств (как, впрочем, и тихих), что-то не сообщалось…
- Ты, Наум, называешь себя филологом, а читаешь всякую дребедень, АиФ и прочее…
- Не только АиФ, хотя это совсем не плохое издание. И Пушкина, хочу тебя успокоить, Боря, и Тургенева, и многое другое читаю.
- Хотя с другой стороны, - продолжил рассуждения Борис, - это всё Якова практически не касается, и он мог особо не волноваться. Вот, москвичи, например, вообще особенный народ. Все эти взрывы домов и прочее быстро забывается, и город живёт обычной жизнью.
- Ну а тогда и совсем удивительно. Он, что, застраховался и поехал на родину умирать? Это можно было сделать и в Германии, - пригубил виски Андрей.
- Да, история действительно странная. Мне уже звонили из Москвы: сначала он со своей давней любовницей идёт на Востряковское кладбище к могиле родителей, где как бы в шутку («если что…»), просит его сжечь и похоронить в Германии. Затем проводит с любовницей ночь и по её же словам ведёт себя так, словно видится с ней в последний раз. Затем празднует свой день рождения в одном из лучших ресторанов и на следующий день умирает от инфаркта, - покачал головой Наум.
- Возможно, самоубийство? - вставил Борис.
- Самоубийство? А зачем? Он обеспеченный человек. В Германии жена, дети. Все устроены. Конечно, я не знаю глубинных психологических переживаний Якова, но внешне всё выглядело вполне достойно и …
- Вот я как раз и думаю, что внешняя обеспеченность: вилла, автомашины, семья - ещё не означают душевный комфорт. А инфаркт почти всегда от дискомфорта! - заметил Андрей.
- Но ведь ближе, чем мы, его не знал никто! Что мы знаем о его душевных переживаниях? Да, от него стали отходить московские друзья. Но время! Помните, у Бродского: «Из забывших меня можно составить город». Вначале «перестройки» многие вновь потянулись ему - полагали: теперь он, иностранец, чем-то сможет им помочь, наладить бизнес с Россией, а он ничего «не предоставил». Толпа «друзей» быстро растаяла. Да, у него осталась женщина в Москве, с которой он провёл много лет и, видимо, любил. Но время! Конечно, живя в Москве и занимая такой пост, он чувствовал к себе больше внимания. Но что делать!
У каждого из нас есть нереализованные иллюзии, но никто не собирается покончить с собой. И уж тем более для этого совсем не обязательно уезжать на родину! - закончил монолог Борис.
- Родина, родина… А где была его родина? Боря, расскажи, ты знаешь лучше.
- Ну что сказать? Родился в Стокгольме в 1949 году - родители тогда работали в советском торгпредстве, прожил там четыре года, хотя в свидетельстве о рождении, как тогда было принято, записали: место рождения
г. Ленинград (по месту жительства родителей). Прожил в Ленинграде восемь лет, затем - переезд с родителями в Киев – теперь вообще другое государство. С седьмого класса – переезд в Москву, учёба в российской школе. Окончил Литературный институт в Москве. Говорит, не печатали за свободомыслие.
Уехал из Союза в 1975 году. Автоматически был лишён советского гражданства. Несколько лет жил в Австрии, переехал в Германию, где и получил немецкое гражданство.
- А что же он уж такого написал?
- Да ничего «такого» он фактически и не написал. Сегодня в любой российской газете прочтёте такие откровения, которые Якову и не снились. А он там всё какие-то намёки, да параллели с царями проводил… Поэтому ему без проблем и вернули российское гражданство в конце «перестройки».
- А разве у перестройки был конец?
- Во-вот, Наум, и он всё такими же рассуждениями занимался…
- Так что, где у него родина – судить не нам, хотя сам Яков считал своей родиной город Ленинград.
- А почему же тогда он велел себя похоронить в Германии?
- А ты спроси у Бродского. Почему он просил похоронить его в Венеции?
- Родина – есть родина, - с жаром вступил в разговор Андрей, - родину не выбирают. Не зря говорят: «Родина – мать» и в беде мать не бросают. Какие бы недостатки не имела ваша мать, вы ведь её не смеете осуждать! О матери или хорошо, или ничего!
- Подожди, подожди, Андрей. Ты, по-моему, что-то не то вспомнил и свалил всё в одну кучу, - улыбнулся Наум. - Если родина это название той страны, где вы случайно родились, пусть даже проездом, и это название чиновником записано в вашем паспорте, то дальше и обсуждать нечего. Но когда я думаю о родине, я вспоминаю детство, прудик, где я ловил рыбу, друзей, природу, свою дачу, сад, свой дом. Семью, братьев и сестёр, совместные путешествия. Никогда не вспоминаю государственный аппарат, ЖЭК, милицию - хотя это тоже неотъемлемые части родины.
Кстати, по-чешски, «родина» – в переводе означает «семья». Тоже есть над чем подумать. И ещё. Ты говоришь «Родина – мать». Но если мать алкоголичка, не заботится о своих детях – её же лишают материнства!
А правовую защиту ты получишь на родине? Позаботится ли она о тебе, о своих детях-гражданах, оказавшихся за пределами отечества? Опять есть над чем подумать. И вопрос это принципиальный! Вспомни Ивана. Родился в Якутске. Климат сами знаете какой, да и культурным центром Европы не назовёшь. Захотелось ему жить в Москве. Поступил в институт, переехал, женился, остался в столице.
И что? Это измена родине? А почему нельзя дальше, в Софию, Киев, Лондон, Гамбург? Или патриот дальше Москвы выехать права не имеет?
Патриотизм, Андрюша, - замечательное чувство, особенно если оно подкреплено конкретными достижениями страны. Иначе патриотизм может превратиться в пустое высокомерие по отношению к другим народам. Такой патриотизм очень любят эксплуатировать деспотические режимы, и такой патриотизм очень близок к национализму, фашизму и прочим «измам». Нередко он используется властью для управления толпой.
Чем более демократический режим, тем менее он склонен формировать и контролировать убеждения и любовные привязанности своих граждан, а также выбор их места жительства.
- Но нельзя же вовсе отрицать патриотизм, - не сдавался Андрей, - вспомните русскую историю, прославленных полководцев, битвы, замечательных писателей, того же Пушкина и Тургенева, которых ты, Наум только что вспоминал.
- Ну что ж, Андрей, на патриотизм русских писателей ты напросился сам, - как филолог цитирую дословно:
«Я, конечно, презираю отечество моё с головы до ног – но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство. Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России. Если царь даст мне свободу, то я месяца не останусь… моё глухое Михайловское наводит меня на тоску и бешенство. В 4-й песне «Онегина» я изобразил свою жизнь; когда-нибудь прочтёшь его и спросишь с милою улыбкой: где ж мой поэт? В нём дарование приметно – услышишь, милая в ответ: он удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не воротится – ай-да умница».
Это написал Пушкин в письме князю Вяземскому из Пскова 27 мая 1826 года.
По этому же поводу И.С.Тургенев написал: «Конечно, отечество имеет права, - но истинное отечество не там ли, где встретил к себе наиболее любящее отношение. Где сердце и ум чувствуют себя свободно?»…

- Наш рейс приземлился, - перебил Борис.

- Яша свой Окончательный Выбор сделал!

03.07.2001