Гитара. Рассказ-трилогия

La guitarra,
hace llorar a los sueсos.
El sollozo de las almas
perdidas,
se escapa por su boca
redonda.
Y como la tarбntula
teje una gran estrella
para cazar suspiros,
que flotan en su negro
aljibe de madera.

 Federico Garcia Lorca

1

Они тогда сидели на втором этаже и разговаривали. Но разговор не клеился. Шурику было неудобно перед ней, ей перед Шуриком, а Машке перед ними обоими. Ей трудно было смотреть ему в глаза. А он…какая ему, собственно, разница. Просто ей не нравилось, что Шурик начал ей назло флиртовать с Машкой. Он к ней ничего не испытывает, это видно по глазам. Это тоже от скуки. И Машка флиртует в ответ. Троякая ситуация. Или назло, чтобы отстала….не важно. На улице шел дождь. Слышно было, как капли стучат по крыше. Даже не уйти никуда из этой комнаты.
- Народ, я пойду ужинать. Потом вернусь.
- Ладно, иди. Мы подождем.
Она вышла. Куда идти? На кухню? Есть она не хочет. Надо сделать чай. Она вышла. Пока грелся чайник, она думала. Машка прикалывается, что Шурик у нее «семидесятый юбилейный». Весело звучит. Это было бы так смешно, если бы не было так печально. Вот Машка, к примеру. Кто ей вообще нужен? Каждый день новый парень, новые отношения, новая…в прочем любовью это назвать нельзя. Это боязнь остаться одной. У Машки комплексы по поводу себя, вот она и пытается казаться другой. Выглядит со стороны очень глупо. Но самое страшное, что она так привыкла к этой маске, что маска стала ее настоящим лицом. Впервые в жизни она сталкивается с человеком, который так изменился за год. Вот кем она была? В принципе, вполне заурядной девчонкой, комплексующей из-за полноты фигуры. С каких пор она стала центром костровой тусы? В компании со Светкой? Общается с устьем? Пьет? Да она раньше и матом-то не ругалась, а теперь хуже грузчика.
Чай вскипел. Она даже забыла добавить холодной воды. Кипяток больно обжег ей язык. Было холодно, а чашка была горячей. Она грела ей руки, медленно пила и продолжала размышлять.
Что стало с их маленьким миром? Три года назад все было почти также. Они каждый день смотрели видео, вечером она занималась музыкой, потом они катались на велосипедах. Каждое утро Машка приходила, и они играли в карты. Потом приходил Шурик, ее звали завтракать, и Шурик доигрывал за нее. Он всегда выигрывал у Машки. Жульничал. Только она никогда не могла понять, как он это делал. Так проходили дни. Сейчас их тоже только трое: снова она, Машка и Шурик. Как и тогда. А все по-другому. А всего-то три года прошло.
Пора было возвращаться. Почему же она не хотела идти к ним? Только ли из-за ревности? Как она ненавидела эту ревность…противно в первую очередь за себя. Но это не совсем ревность. Может, просто боялась увидеть, что маленький мирок разрушился?
Она тихо вошла в дом, сняла обувь и прислушалась. Со второго этажа доносились смех и крики. Видно, им там без нее весело. Что ж, мешать она не будет. Туда она точно не пойдет. Да и зачем? Она там явно лишняя. Она на цыпочках вошла в комнату и оглянулась. С того года тоже почти ничего не изменилось. Только другие учебники на столе, другой календарь на стене, другие рисунки под стеклом и гитара у шкафа. Вот и все перемены.
Она любила играть на гитаре. Настроение всегда проще было подстроить под аккорды. Пальцы сами искали нужные аккорды, а правая рука перебирала струны и гитара в ее руках становилась живой. Именно сейчас ей больше всего хотелось играть, чтобы не слышать шума со второго этажа. Она играла разные мелодии: Кино, ДДТ, Машина времени, Биттлз, Высоцкого, все, что помнили пальцы. Разная музыка, а чувство одно. Со второго этажа Машка звала ее. Какое ей дело до этого? Им там весело, а, как говорится, третий лишний. Она только громче ударила по струнам. «Мы себе давали слово не сходить с пути прямого…»вот и она давала. Интересно, когда же она сошла с пути и свернула? Машка продолжала кричать. Она заиграла еще громче, теперь она еле-еле могла разобрать свой собственный голос. Хватит!
Сколько она играла? Она не помнила. Несколько минут, полчаса, час? Неважно. Только вот, как говорится, весь кайф-то ей и обломали. Пришла Машка. Распахнула дверь, смеясь вошла в комнату, села на кровать. За ней вошел Шурик.
- Янка, ты тут, а мы думаем, чего ты так долго. Мы тебя звали.
- Я не слышала, играла на гитаре.
Она врала. Она их слышала. Машка смеялась…ей весело. Просто не хотелось этого видеть. Проклятые слезы…
- Нам так весело было. Шурик, оказывается, такой юморист! Он ко мне приставал.
- Я за вас рада.
- Ой, ты не представляешь… Зря не пришла…
- Я вас не слышала, я же сказала.
Нет, ну сколько можно, в конце концов!
Шурик молчал. Да и что тут сказать? Он смотрел в пол. Он прекрасно все понимал. И что ей неприятно, да и он не в своей тарелке. Стыдно, да? Теперь понял, каково ей? Он сам чувствовал, что поступал неправильно. И чувствовал, что она чувствует то же самое.
- Я пойду ужинать.
- Ладно, приходи потом.
- Приду.

* * *

В тот день на гитаре лопнула струна и больно ударила ее по пальцу. Остался след. Он не проходил несколько дней, палец болел, а потом она уехала домой. Где-то в ней тоже что-то лопнуло. Та же струна, только более глубоко внутри. И тоже болело. Болело долго. Просто тупой ноющей болью. С тех пор она больше никогда не играла на гитаре.


20.03.2006


2

Она просто тупо уставилась на футляр. Как давно она не играла…а когда-то она любила играть. С того дня футляр так и пылился в комнате, она к нему даже не притрагивалась. Он стоял, пыльно-черный, но все тот же. Гитара стояла, прислоненная к шкафу, и никому больше не было до нее дела. Струну так и не заменили, теперь она, наверное, совсем проржавела. Гитара так и осталась с лопнутой струной. Теперь она своего рода инвалид. Ноты пылились в боковом отделении футляра. Сейчас она, наверное, даже не вспомнит ничего. Пальцы размякли, стали слишком нежными для игры. Слушая, как играют другие, она иногда сожалела, что забросила ее друга. Но, вспоминая, при каких обстоятельствах это произошло, просто уходила и выкидывала это воспоминание. Только оно всегда бумерангом возвращалось обратно.
Ей снова захотелось подержать в руках гитару, почувствовать деревянный корпус, провести по струнам, зажать какой-нибудь аккорд. Что с ней стало за эти три…четыре года.
Она бережно вынула гитару из чехла. Та почти не изменилась. Струны, правда, потемнели, ослабли и обвисли. Первая струна была порвана ровно на середине. Теперь нет больше звонкого и задорного инструмента. Теперь, когда она зажала первый пришедший на ум аккоржд, гитара издает глухой и плачущий звук. Она запылилась, она расстроена, о ней забыли. Она прощупала гриф гитары. Когда-то она знала каждую зазубрину. От ее пальцев оставались четкие следы. Она попыталась сыграть «Зеленые рукава»…Совсем не помнят пальцы этот мотив. А несколько лет назад она его любила, он ей что-то напомнил.
Она достала ноты. Сложенные пополам листы, некоторые начали уже выцветать. Даже самого легкого она сыграть, наверное, не сможет. Рука помнит несколько аккордов…любимых аккордов.
Она четко решила снова играть. Ей с новой силой захотелось бить по струнам, чтобы с новой силой вылетали из-под них задорные мелодии. Она не пряталась больше от прошлого, она набралась смелости сделать шаг в будущее и при этом устоять на ногах.


* * *

На следующий день она сама пошла в магазин, купила струны, папа помог их натянуть, она взяла гитару в руки, теперь это снова была она.

3

Сколько она не играла? Три? Четыре года? Раньше у нее неплохо получалось. Но сначала было трудно, струны все были медные, зажимать их было поначалу больно. На пальцах оставались царапины. На диспансеризации в школе у нее даже кровь из пальца взять не могли, она почти не текла. Но это было 4 года назад. Теперь они мягче. Зажимать легче.

* * *

Она настроила гитару, взяла любимые аккорды. Что-то тихо начала напевать. Пальцам стало больно. «Это пройдет», - думала она, смотря на царапины на пальцах левой руки. Она снова и снова зажимала струны, снова и снова проводила по ним правой рукой, снова и снова кусала от боли губы, снова и снова делала все заново. Каждый новый аккорд, каждый новый удар вместе с царапиной бил воспоминаниями. Новая царапина – новое воспоминание.
Дзиииннньььь – зазвенела самая первая, самая тонкая струна. Где-то рядом прозвенел мобильник. Она рукой нащупала его на тумбочки возле кровати. Сколько же времени сейчас? Она посмотрела на дисплей…11 часов…не удивительно, что ей уже пишут. «Яна, выходи через 15 минут, выноси гитару» от Кирика. Ну класс, правильно. Она повернулась к стене, вставать не хотелось сегодня. В кровати тепло. А выходить на улицу, одеваться…а там прохладно. Как тогда, только дождя нет. Но ничего не поделаешь, обещания нужно выполнять. Она быстро оделась, заплела волосы, сходила умылась, заправила кровать…обычный день обычно начался.
Мальчишки ее уже ждут с гитарой. Они с Дроном играют «Звезду по имени Солнце» дуэтом. А неплохо получается. Дрон хорошо играет, у него получаются некоторые аккорды, которые не получаются у нее. Он баре может делать, а у нее для этого слишком слабые пальцы. Но Дрон считает, что она хорошо играет, с душой. Они поют, потом начинают играть «Группу крови», «Осень» ДДТ и что-то еще. Как классно с хорошими близкими людьми вот так вот иногда посидеть, попеть, поиграть на гитаре. Сразу и холод не страшен, и скучно не становится. На улице пасмурно, а они поют и им весело и хорошо.
Дрямммммммззз – запела вторая струна. Они с Илом катаются на велосипеде ночью во вторник. Интересно, а почему все самые интересные события с ней происходят именно ночью по вторникам? Загадка. Он, как всегда, врет. Но тогда эта ложь еще цепляла. Зоопарк, швы, Павел Буре…все его вранье переплелось в один клубок, он сам начал в нем путаться. Вот странно, почему он постоянно врет? Кажется, что у него комплекс неполноценности на почве семьи. Все в порядке, но раньше…кто знает. Если и правда все так, как он говорит (в чем она лично весьма сомневалась), то, может, не стоит акцентировать на этом внимание пока.
Они на Пятачке, сидят на трубе, разговаривают. На улице совсем темно, но фонари еще не горят. Людей мало. Вот Васька прошел, наверное, сейчас пойдет на костер. Он даже их не заметил. Как не стыдно. Ничего, она с ним потом еще поговорит. Захотелось домой, неприятно стало. С велосипеда слетела цепь, они не могут ее починить, инструменты дома. Класс, домой пешком…спать хочется. Илик обещает прийти завтра и починить. Опять врет.
Он не пришел в среду. По даче про нее стали ходить слухи. Какая ей разница? Пусть думают, что хотят. Глупые, узкие люди. У них нет никакой другой жизни, кроме как сплетничать про тех, кого они даже не знают. Ее это как-то не цепляет. Пусто порадуются, что они лучше и умнее, а она порадуется, что им весело.
Нужен велосипед, хочется покататься. Помогите натянуть цепь. Ил все равно не собирается приходить. Шурик поможет!
- Саш, вставай.
- Я сплю!!
- Просыпайся и помоги мне.
- Не буду. Я сплю.
Дрон что-то бормочет во сне. Что-то вроде: «Убери руки от моей девушки, в морду получишь!». Дрон лунатик, прикольно, надо запомнить. Компромат хороший можно на него потом составить.
- Шурик, вставай!! Ты утром обещал помочь!!
- Нет, не встану!
- Нет, встанешь, подъем!!
Она его все-таки растолкала. Пришлось долго его будить. Бедный. Но ничего, потом еще поспит. Он помог.
Дррыыыыннннььь – жалобно завыла третья струна.
- Не смей говорить со мной об этом! Не смей произносить при мне это слово, ты понял меня? Ты понял? НЕ СМЕЙ!!!
Что с ней? Она кричит. Это не она, не может быть. Но голос ее. Димке страшно, она его напугала.
- Смерть, смерть, смерть..
-Дурак! Не смей! Ты ничего не понимаешь, ничего!!
Она оттолкнула Димку, он упал. Ему, наверное, больно. А ей не больно? Все смотрят с непониманием. Она убегает в дом. Ничего….он ничего не понимает. Фотография, где она? Вот…фотка класса….Катя. Снова, нет, ХВАТИТ!!! Ничего… Остановить момент, заткнуть мир. Сил больше нет. Хочется кричать и драться. Она падает на кровать. Рыданья душат. Слезы. Мокрый воротник. Плевать уже. Все равно.
Все можно вернуть, пожалуйста. Ничего не случилось. Все как раньше. Они сидят в понедельник после уроков. Она готовит немецкий, Катя учит английский.
События последних недель – один большой комок. Смерть, психолог, похороны, экзамены, снова экзамены, дача, Ил, Шурик – все надо распутывать. Узел хочется развязать, чтобы дальше была ровная нить.
Нет, случилось. Вернуть нельзя. Похороны. Снова слезы. Фотка теперь тоже мокрая. Она не может двигаться. Тело как будто парализовало. Голова не двигается. Странно. Такого раньше не было. Прошло время. Она лежит на кровати, смотрит на фотку, жалеет…кого? Себя? Нет, только не себя. Нельзя себя жалеть. Это признак слабости. Она сильная. Должна быть.
- Ян, тебя все ждут.
- Зачем?
- Выходи.
- Не могу.
- Шурик ушел.
- Я знаю.
- Откуда?
- Просто знаю, и все.
- Можно хоть Ил войдет?
- Кто ему запрещает. Я выйду…но в сад.
Она смогла пошевелиться. Трудно очень. Ноги какие-то ватные. В саду тихо, спокойно. Они тут играли в карты год назад, за этим столом. Он снова жульничал. Только с другой целью.
Илик обнял ее. Неприятно. Будто ложь обволакивает и затягивает. Гадкое ощущение, захотелось скорее высвободиться. Но он сделал это искренне.
- Успокойся.
- Я в норме.
Она вышла за калитку. Машка с Зинкой еще там, Димки нет, Шурика тоже. Все исчезают. И Катька исчезла. И они все исчезнут из ее жизни когда-нибудь.
Доооннннгггг – протяжно заскулила четвертая. Снова ночь. Глупый год, глупый. Муська, где же ты. Иди сюда, крокодильчик мой. Иди ко мне, комок шерсти. Она уткнулась в ее шерсть лицом. Теперь и Муська мокрая. Она скатилась по калитке на холодные плиты. Уже все равно. Колотит. Трясет. Небо…такое бархатное, манящее… Муська, несчастное животное. Сколько она тебе причинила вреда? Прости ее. Шерсть уже мокрая, хватит мучить хоть кошку. Она-то в чем провинилась? Хочется лечь…нельзя. Плиты холодные, она заболеет. Только зачем? Лучше от этого никому не станет, а делать больно другим она не хочет. Холодно…почему так холодно? Откуда ветер? Почему? Что за глупый вопрос. Кто его придумал. Слезы…зачем они нужны. Где куртка? Она забыла ее на скамейке. Холодно, нельзя сидеть без куртки. Придется выходить. Не хочется. А надо.
- Ты вышла…
- Я уже извинилась.
- Мне не нужны извинения.
- Машка ушла?
- Ушла, я проводил ее.
- Уйди.
- Надо поговорить.
- Не надо, просто уйди.
- Звезды сегодня яркие.
Молчанье. К чему этот разговор? Она взяла куртку. Холодно.
- Ты дрожишь?
- Куртку забыла.
- Возьми мою.
- Не хочу
- Покажи Большую Медведицу.
- Большой ковш правее тебя, да, там.
- Я не знал.
- Я пойду.
- Постой.
- Чего еще?
- До завтра?
- Как хочешь. Прости.
- Мне не нужны извинения.
- Пока.
Глупо. Гадко. Это не она. Что делать? Тупик.
Дааннннгггг – еще ниже. Безрассудство. Нельзя было этого делать. Глупо. Больно. Отчуждение. Страх. Конец? Нет. Начало.
Бооонннгггг – Самая низкая и самая сильная горько гудит. Это самая расстроенная струна. После нее ничего нет уже.
 Она станет сильной. Она всем покажет, кто она такая. Она – не ребенок, не хрупкое существо. Она – сильная.