Петрович

ПЕТРОВИЧ

Петрович шел по ночному парку. Ранняя весна радовала редких прохожих по-летнему теплой погодой. Звезды приветливо подмигивали, дразня желанной недостижимостью, ветер забирался под куртку, напоминая о необходимости застегнуться, наверно он был прав, но Петровичу было не холодно, даже скорее жарко. Петрович впервые задумался над смыслом жизни.
Бывает так: живет себе человек. . . просто живет. Фиксируется факт бытия и основные функции, без размышлений на тему: «а зачем всё это?» Наверно для того, чтобы осознать бессмысленность самой постановки подобного вопроса его надо для начала хотя бы просто поставить. И если задаешься им впервые в зрелом возрасте, эффект, как и выводы, могут быть интересными, нет, даже, странными.
 Вот так и с Петровичем. Сейчас он стоит на мосту через узенькую речку, курит, наблюдая за утками, их передвижениями сквозь пятна света от фонарей на черной воде. Вот одна вплыла, как будто продефилировала по подиуму, еще секунда и нет ее, не видно. Заплыла в тень моста, как будто и не было. Так и с человеком. Пока видишь его, вроде как он и существует, а как потерял контакт, всё – растворился.
Мысли вернулись к себе, своей собственной жизни. Сорок лет. Случайные связи, недолеченные болезни, вереница потерянных работ. Были и приятные воспоминания. Редкие приезды сестры с детьми на отдых. Возможно, потому что он любил племянников, собственных детей не было. Странно, на первый взгляд никак не связанные вещи, но если вдуматься, каждому отпущен определенный лимит любви, Петровичу с этим не очень повезло.
Закурив очередную сигарету, расслабился. Нервы распустились: узелочек за узелочком и как всегда в такой ситуации, кое-кто на букву «пэ» подкрался незаметно. «Пэ» был одет в облик крепких ребят с надписью: «быдло» на незамутненном интеллектом лице:
- Мужик, дай закурить?- «Гопники» - безошибочно определил Петрович: «Бить будут».
- Да, пожалуйста, ребята угощайтесь, - заискивающе улыбаясь, протянул он пачку будущему уголовному элементу, - хотите, берите все.
- Деньги давай, - грубо оборвал его ближайший верзила, рассерженный невозможностью получить удовольствие от грамотного развода.
Вообще говоря, Петрович мужик трусоватый, предпочитающий компромисс столкновению и бегство компромиссу, но как бывает должно быть с каждым, хоть раз в жизни, он взбесился. И дело было не в конкретных ублюдках, просто, если долго сжимать пружину, рано или поздно она разогнется или . . . сломается. Трудно постоянно быть безответным, это давит. Давит тем сильнее, чем больше ты пытаешься не придавать этому значение.
- Нате, суки, - завизжал Петрович, въехав со всей дури ближайшему потроху по колену. Он знал, что яйца на бессознательном уровне бережет каждый мужик, а вот ноги. . .
Его пинали долго, даже тот, что с одной ногой порядком попрыгал на тушке Петровича. Били долго, но как-то неумело, было видно, что ребята начинающие. Помяли порядком, но ничего не сломали. Даже денег не взяли, видимо разглядев, что брать с него нечего.
Когда гопота ушла, Петрович встал, отряхнулся, и пошатываясь потащился домой, тихо бормоча: «Напридумывали, бля . . . интели, ..ные, смысл жизни, бля. . . Так можно и совсем, бля, без жизни остаться».
Больше подобными проблемами Петрович не мучался никогда. Должно быть самый правильный подход, а для кого-то, возможно, и единственно верный.