Баба Варя, смерть и попугай

 Елене Нечаевой
 
 — Я услышала крик, — сказала баба Варя придушенным голосом. — То голосила Нина, из-под лестницы голосила, да так страшно, что я тоже заголосила и на крик ее побежала. И увидела, что Нина — да, уже вдова. Потому что Иван ее совсем мертвый лежит.

 Я тут же предложила сделать что надо: «Нина, — сказала я ей, — грей воду, Нина, готовь шампунь и полотенце». И я обмыла Ивана. И думала, обмывая: Господи! Почему ты так несправедлив? Ведь тело покойника упругое и тренированное. Без никакого жира. Член его такой молодой — почему же он в гробу должен быть заколоченным, а не жене радоваться? Ты же видишь, Господи, как она, вдова молодая, горем исходит, она уже к завтрему станет худой и постаревшей на десять лет.

 Видите, — повернулась Варя к собеседнице, — вы видите, что Нина уже и осунулась, и подурнела? А все на моих глазах началось. Я обмываю тело, а она слезами исходит и становится все меньше, обезвоживается, обезжизнивается... Как же быть ей теперь-то без супружника? Как сможет-то?

 Тысячу она мне за обмывание предложила, — я вам скажу — глупая! Горе ей в ум вступило!
Да я же обмывала его из удовольствия помочь по-соседски. Ведь нужно делать то, что умею, чтобы помочь в горе таком. А то ведь кто-то действительно за богоугодное дело деньги с несчастной взял бы, а ей эта тысяча ой как еще понадобится... И похороны впереди, и поминки, потом девятый день... а еще сороковой. И взяток сколько сунуть нужно?!

 Знаете, что произошло? Это же в голову взять немыслимо! Умер, а справку о смерти скорая не дала, черт знает почему. Уехали. Ну, сами видите, погода жаркая, долго не пролежать покойнику.
 Пришла милиция удостовериться, что сам Ваня помер, без насилия. Удостоверились — и опять никакой бумаги! А соседи, чтобы не потемнело тело, привели благотворительно, ну тех, которые бальзамируют.
 Они все из тела спустили, заформалинили Ивана, а на голову пакет целлофановый надели. Чтоб сквозняк, значит, не тревожил, чтоб потемнения не случилось. Отец издалека ожидался, так чтобы Ваня в неповрежденном виде встретил батьку.
 А уже наутро понадобились справки — для захоронения.
О преждевременной самостоятельной кончине. Ан справок и нет. Пошли к врачихе участковой — та в истерику: «Как заформалинили!? Кто? Да вы под суд меня подвести можете! Не дам справку. Вдруг он убитый?!»
 Ей говорят — какой убитый, своим ходом помер, скорая была, милиция была — удостоверились. А она кричит: «Откуда это видно? Где их справки?!» И ни в какую своей не дает.
 Направила врача из экспертизы судебной. Он пришел, кожаной курткой прошуршал и говорит: «Имя мне нужно того, кто бальзамировал. Ему семь лет положено за нарушение». Ну да быстренько он замолчал, и они с врачихой на две подписи справку и выписали, как только пятьдесят зелененьких в карман кожанки нырнули.

 Так я что, могла десятку за дело святое с вдовы взять? Что я, сволочь государственная, что ли? Те, при церемонных делах, все как есть сволочи.
 А Ваня-то грустный был в последние дни, все искал успокоиться, все стаканчик взглядом спрашивал. Я ему поднесла. Но, видать, не права была — он сердешный был, послеинфарктный.

 Знаете, у него в доме попугай живет? Волнистый такой, желтенький. По подоконнику всегда ходит, президента российского ругает: «Петух ты, — говорит попугай, — горбатый, шкода рыжий!» А к нему, попугаю то есть, кот ихний подкрадывается, но птица на бреющем пролетает и кричит: «Президент, пшел вон!»

 И вот теперь лежит на столе хозяин, а попугая забыли в клетку поместить. Ходит он по мертвой руке, повторяя: «Хозяин? Хозяин! Папочка?!» А под столом кот сидит, под столом, на котором хозяин-покойник, и глаза у кота дикие, в разные стороны смотрят. Вы котов косящих видели? Видели, спрашиваю?

 ...Зашла в комнату вдова, на живность поглядела и запричитала:
«Кто вас теперь жалеть-кормить будет? Кто играть с вами станет?» Кот на нее не смотрит. А попугай вдруг на плечо ее сел и говорит: «Хозяин?» «Хозяин», — говорит...
Вдова в рыдания, а у покойного ветер на голове пакет вдруг зашевелил, и словно дышит Иван под пакетом...
 Тихо-тихо в комнате стало. Так, что слышно — рыба в аквариуме хвостом по воде шлепнула.

 Сидит кот, рыдает вдова, попугай по мертвой руке ходит, а над всем этим придушенный голос бабы Вари силу набирает:
— Вижу я, что кожа Ивана под руками гладкая, я и раньше на кожу его засматривалась. Что же ты, Господи, несправедлив, красивых да упругих забираешь! Ему бы жизнь и радость с женой делить, а не вдовой на слезы оставлять, прости Господи...

 Крестит рот баба Варя, смотрит пристально кот, ходит по мертвому телу попугай, плачет вдова. Смерть распространяется по дому, по двору, и дальше, дальше...
 
 Туда, где стоит баба Варя, двумя пальцами рот вытирает и сетует:
— А похоронить-то полтора миллиона нынче стоит, лучше б не помирал Иван, лучше б дальше жизнью нашей скудною заботился...