Арчер. Глава 8

Сорвав с себя мокрую, грязную одежду, Егор запрыгнул под душ.
Перед глазами мелькали отблески виденного кошмара. Чтобы прогнать страх, Егор выскочил из ванны и, шлепая мокрыми ногами, прибежал в свою комнату. Там он вставил в проигрыватель первый попавшийся диск и вывел громкость на максимум.
Обливаясь теплой водой, Егор чувствовал, как булькающее урчание бас-гитары зычно отражается в кафельной плитке. Мир постепенно возвращался в нормальное состояние. Вместо кривых зигзагов в грозовом небе - над головой светилась яркая лампочка. Вместо сырости в хлюпающих кедах - горячая вода из крана. Егор сел, подставив затылок под шипящую струю. По шее, плечам и спине растекалось приветливое тепло. Егор расслабился.
Все увиденное и услышанное оставило странное послевкусие - какая-то психологическая тошнота. Ничего страшного Егор не увидел. Кроме той дикой финальной сцены, заставившей его кубарем лететь вниз с дерева на землю.
В целом Егор чувствовал себя совершенно безопасно.
Более того, на собрании сектантов он почти физически ощущал приятные вибрации дружелюбия и доброты. Он встретился с очень милыми и добродушными людьми.
Детская чистота сектантов поразила Егора не меньше, чем кровавый кусочек плоти отрезанный от Жени.
Но если бы не было этой очаровательной невинности, естественной простоты и душевности, все поведение собравшихся, включая безумный ритуал в конце собрания, не произвело бы на Егора такого сильного впечатления. Гадливость смешивалась с жалостью.
Егор вспоминал все сказанное ему главарем секты, все слова об истине, о грехе и о борьбе с плотью. "Как ловко!" – усмехнулся Егор. Может быть, риторически и логически проповедь Нила Олеговича не была безупречной. Но Егор запомнил, как его внимание будто бы прикрепилось к словам сектанта невидимой колдовской булавкой. Егор ощущал, что он безвольно плывет вслед за мыслью Нила Олеговича. Не мудрено, что это действует.
"Гипноз?" - спросил себя Егор. Вряд ли это был гипноз. Это была сила слова, та самая сила слова, которая так часто бывает мощнее, чем сила кулака. Точно подобранные слова, плюс внутренняя энергетика плюс, артистический талант.
"В результате замороченные проповедями, с тотально промытыми мозгами они из людей превращаются в баранов. Тогда им можно внушить любую глупость, любую дичайшую идею!" - Егор все больше и больше раздражался при воспоминании о елейной улыбке Нила Олеговича.
"Изуверы", - нашел нужное слово Егор.
Через пару часов, успокоившись, Егор лег в постель и сразу же заснул. Снилось ужасное. Бледные люди с вытянутыми лицами бормотали длинные, шипящие заклинания и, положив друг другу руки на плечи, бесшумно ходили гуськом по неосвещенной комнате. Егор забился в угол, за сундук, надеясь, что его никто не заметит. К сундуку подошел некто замотанный в черную тряпку. Егор напрягся в ожидании удара или еще чего-то страшного и болезненного. Но человек в черном просто открыл сундук и достал оттуда большие, как две скрещенные сабли, садовые ножницы. Потом Егор увидел, как этими ножницами каждому из присутствовавших отрезали руку, ногу, а кому-то голову. Изувеченные люди падали на колени и благодарили своего палача. Егор затрясся от ужаса. Рядом с ним остановилась девочка в голубом платье. Она положила руку ему на голову и сказала голосом Полины: "Егор... Теперь твоя очередь. Я там уже была". Егор пытался сказать что-то в ответ, но рот открывался, не производя ни единого звука. Он хотел закричать, но ничего не получилось. Егор понял, что потерял способность говорить, и он никак не может объяснить этой девочке, что она попалась в сети злодеев, что здесь готовится ужасное преступление, и, что ей надо бежать отсюда. Но девочка только гладила его по голове и смотрела Егору в глаза. Еще мгновение и она исчезла...
Проснувшись Егор некоторое время полулежал на кровати и неотрывно смотрел на стену перед собой. Нельзя сказать, что открывшаяся правда об обитателях дома Полины удивила его. Он предчувствовал, что там творятся темные и необычные вещи. Однако величина угрозы, которой подвергалась Полина, оказалась намного выше, чем он думал. "Фанатики!" - думал Егор, - "вы, заманиваете людей, калечите их, а потом отбираете деньги, квартиру, имущество! Все с вами ясно".
Прилив пылкой ревности привел Егора в небывалое возбуждение. Он забегал по комнате, случайно хватаясь за ненужные предметы, раскидывая бумажки и ударяясь о телевизор.
Казалось, что его любовь украли. Грязный паук схватил его любовь и утащил к себе в логово. Там, в центре своей коричневой паутины он совершает над любовью противный паучиный ритуал. Паук всегда охотится за чистым и светлым, это его пища. Он отыскивает только то, что лишено изъяна, только то, что совсем непричастно злу и тьме. Обнаружив новую частичку света, паук впивается в нее своими металлическими когтями, вырывает сердце, туманит глаза, клеймит лоб. Карамельно сладкие слова кружатся вокруг жертвы, как танцующие черные бабочки. Вот зло, вкрадчиво говорит паук. Вот добро, указывает зверь. Вот истина, осторожно шепчет хор насекомых. Да, да, да - отзывается прозрачным эхом белая душа. И летит, летит, управляемая водоворотом обмана.
"Так легко поверить! Как же легко люди верят всему, что им говорят!" - скрипел зубами Егор.
Сколько он себя помнил, он никогда не испытывал интереса ни к религии, ни, тем более, к назойливым чужакам, раздающим на улицах однообразные брошюрки и приглашающим поговорить о Боге. Часто к нему, одиноко бредущему домой, подходили девушки с блеклыми глазами и, потешно кланяясь, предлагали сделать пожертвование на благотворительные цели. Якобы их организация борется против наркомании, и вообще против всего плохого и некачественного. Егор никогда не покупал у них ни брелков, ни пошлых открыток, ни значков, ни игрушек. Иногда он был груб.
Зато с ними очень любил разговаривать Крюк. Он останавливался и часами разглагольствовал о метафизике. Всё про всё - такие разговоры у него хорошо удавались. Егор наоборот равнодушно сторонился уличных проповедников.
Знакомые любому горожанину Свидетели Иеговы вызывали у него только чувство соболезнования. По большей части, это были дамы в возрасте, близкие к бессмертному типажу городского сумасшедшего. Не способные подобрать в людской толпе подходящего слушателя, они все время твердили одни и те же стандартные ничего не значащие фразы. Понятно, почему они так часто натыкались либо на хамство, либо на непробиваемое презрительное равнодушие. Егору было их жалко, они напоминали ему его бабушку.
Мормоны вызывали противоположные эмоции. Идеальный имидж мормонского проповедника мог вызвать какую угодно реакцию, но только не жалость. Красивые молодые люди в костюмах, с черными табличками, прицепленными на карман рубашки, с рюкзаком за спиной - ходячие приветы из США. Их напористая манера вербовки новых членов раздражала точно так же, как раздражают кочующие по офисам торговые агенты. Мормонские миссионеры провоцировали что-то вроде культурного протеста. Никогда не любивший националистов, Егор чувствовал, как холеные личики мормонских старейшин заражают его ксенофобией и антиамериканизмом. Крюк в ответ на это признание сказал тоном гуру: "Это зависть к успеху. Борись с этим."
С кришнаитами Егор встречался не больше двух-трех раз в жизни. Кроме несуразных одеяний и болезненной худобы – “лысые скелеты!” - они ему ничем не запомнились. Когда Крюк с Машей увлеклись кришна-роком, Егор послушал пару кассет, и про себя отметил, что музыка у кришнаитов не так скучна, как можно было бы ожидать.
Люди из так называемой Церкви Христа атаковали Егора по несколько раз в год. Обычно это происходило в метро. Сказав глупость, они учтиво наклоняли головы, внимательно слушая ту ответную глупость, которую говорил им Егор. Пару раз, среди подходивших, Егору посчастливилось встретить довольно-таки симпатичных девушек. Маша, в свое время затесавшаяся в эту секточку, описывала все в более, чем оптимистичных тонах. Тем не менее, больше, чем полгода она не выдержала.
"Задалбывает", - лаконично сформулировала она причину охлаждения своего религиозного чувства.
Муниты были похожи на коробейников и запомнились Егору нелепейшей манерой проговаривать слова и интонировать фразы. Вероятно, сказывалось корейское происхождение секты.
Натыкаясь то и дело на представителей всех этих религиозных движений, Егор старался свести общение с ними до абсолютного минимума. Он не грубил – без лишних слов он давал понять, что в его лице они никогда не увидят своего собрата по вере.
Единственный случай, когда он остановился, и потратил целый час на глухонемую беседу с оголтелыми сектантами, произошел еще до поступления в университет. К нему тогда пристали какие-то совсем уж непонятные люди, одетые в разноцветные туники, с сандаликами на босых ногах. Люди активно проповедовали радикальное вегетарианство и отказ от просмотра телевизора. Егор задавал вопросы, поддакивал, посмеивался и в результате так ничего и не понял.
В некотором смысле Егор гордился тем, что у него сформировался своеобразный иммунитет на сектантов, да и вообще на все связанное с религией. То есть, конечно же, область таинственного и мистического манила его так же, как и всех творческих людей. Он любил читать книги о магии, любил слушать рассказы друзей о тибетских монахах - но не более того. Необъяснимое и парадоксальное, все, что связано с иррациональным опытом, привлекало Егора тем же, чем привлекают компьютерные игры или фантастические романы. Это нетривиальный опыт, без которого жизнь действительно очень скучна и одноцветна.
Религия была совершенно неактуальна для Егора и, насколько он знал, для всех его друзей. Религиозность как стиль жизни даже теоретически не совмещалась с тем образом жизни, который вел Егор или с тем образом жизни, к которому он стремился.
Ему совершенно не хотелось утяжелять свою повседневность какими-либо заповедями и канонами.
Организованная религия виделась ему в первую очередь как система запретов. С ранней юности у него сложилось определенное отношение к разного рода репрессивным организациям и институтам. В принципе большинство людей проходят первые ступени курсов анархизма в школе. Средняя общеобразовательная школа крайне редко вдохновляет на любовь к науке, знаниям и личностному росту. Вместе со школой подростка подавляют семья, милиция, военкоматы, районные поликлиники, тысячи взрослых мужчин и тысячи взрослых женщин, скрывающих под нравоучительством и высокомерием примитивный страх перед молодежью. Религия - она где-то там, между армией и правительством. Грозный старец с мохнатыми седыми бровями, который в отличие от классной руководительницы даже не способен чем-либо поощрить, он только угрожает и наказывает.
Одно только представление о высшем существе, управляющем вселенной, уже внушает заячий трепет. Монотеизм, считал Егор, это проекция рабовладельческих отношений, в которых над толпой испуганных человечков нависает тень всемогущего хозяина. Это очень не нравилось Егору. При словах о всевидящем Боге, который мало того, что все видит, но еще и готовит загробное воздаяние, хотелось бросаться бутылками с коктейлем Молотова. Уж слишком подленькими законами тогда управляется мироздание, если верить в Бога кнута и пряника.
К тому же у религии была слишком испорченная репутация. Во-первых, исторически ни один из общественных институтов не пачкался в таком количестве мерзостей, сохраняя при этом блаженно праведное выражение лица. Во-вторых, в современности, насколько Егор мог судить, церковники были не больше, чем кланом циничных дельцов. В этом смысле он не разделял Запад и Восток. В отличие от Крюка с Машей он очень сдержанно относился к повальному увлечению буддизмом, йогой и аниме.
"Не мое это, просто не мое", - пожимая плечами, говорил Егор.
И, наконец, главное. Конкретно христианство отталкивало Егора тем, что в основе церковного учения лежала вера в то, что истина не открывается человеку в поисках и мистических приключениях, она не заключена внутри человека, а принадлежит определенной организации, как будто дана на хранение неким людям. От человека в этом случае ожидается, во-первых, отказ от веры в собственную значимость, доводящий в итоге до горестного, почти суицидального саморазрушения, и, во-вторых, послушание могучим авторитетам. Но кроме претензий на индивидуальный поиск придется жертвовать и ощущением безграничного космоса, таящего в себе миллиарды возможностей, бесчисленные лабиринты смыслов и просветлений. Традиционная религия, безусловно требовавшая верности себе и только себе, выглядела как пастух, загоняющий своих последователей в узкий неромантичный загончик.
"Душновато", - подумал Егор.
Выйдя из комнаты, он услышал девичьи голоса. К Маше пришла подружка Рита. Подружка Рита говорила громко и безостановочно.
Предупредительно побарабанив в дверь, Егор вошел к Маше. Подруги сидели на полу и разглядывали фотоальбом.
- Это не самая удачная фотография, это мы под дождь попали.
Рита была женой управляющего директора финансовой компании. Управляющий директор финансовой компании ездил на лакированном Бентли, это Егор хорошо запомнил. В качестве свадебного подарка Рита получила от мужа небольшую фирму, торговавшую недвижимостью на берегу Средиземного моря. Заниматься бизнесом Рита не умела, но её это нисколько не смущало.
В фотоальбоме было много фотографий белых дворцов где-то в Испании или во Франции. Не обращая внимания на суетливое щебетание жены управляющего директора финансовой компании, Егор задумчиво рассматривал роскошные виллы под роскошным небом.
- Жизнь, как в сказочном кино, - признавалась Рита.
- Верю, - шмыгая носом, соглашалась Маша.
Небо на картинках сливалось с морем, дома завораживали своей избыточной белизной. На ступенях стояли большие бочки с высокими пальмами. Все выглядело настолько красивым, что не хотелось даже сомневаться в том, что изображение соответствует реальности. Но, по словам Риты, картинки не врали. Море, в самом деле, синее. Небо, в самом деле, высокое. Дома, в самом деле, шикарные.
Маша уселась на гору подушек и закурила.
- Надо бы как-нибудь тебя там навестить, Ритка.
- Конечно! Приезжайте!
Маша начала вслух планировать путешествие автостопом. До того как Рита вышла замуж за управляющего директора финансовой компании она проводила много времени с Машей и Крюком. Кроме всего прочего они путешествовали стопом, в основном на юг, к морю. Сейчас планируемое путешествие должно было получиться еще более интересным.
Егор подержал фотоальбом в руках. Перед глазами стоял мрачный дом в тени старых деревьев. Серые занавески на окнах, раздавленные дождевые черви, столетний дождь и космические лужи.
А внутри дома кастрируют молодого, очаровательно молодого и красивого человека!
На фотографиях можно было разглядеть людей на пляже - кто-то играет в волейбол, кто-то мирно спит в шезлонге. В это время за тысячу километров от безмятежного побережья кто-то кружится в безумном экстазе, наполняя душное помещение запахом пота, хмельными молитвами и колыбельным пением.
Как странно...