Макаровна и Татьянка

С первыми петухами оживала деревня.
Поднялась, скрипя пружинами старого матраса, и Макаровна. Осторожно ступая отекшими за ночь ногами по давно некрашеному полу, подошла она к голубому с трещинами умывальнику. Умывшись, она взяла редкий гребень и, зачесав назад короткие седые пряди, повязала перед тусклым довоенным зеркалом платок в горошек, помолившись на киот, затопила печь. Избенка наполнилась треском поленьев.
Из круглого репродуктора раздались искаженные голоса дикторов. Убавив звук, она достала крепкую дубовую дежу с ржаной закваской. Отделив часть серой пузыристой массы, добавила мучицы, соли и принялась месить.
На печке заворочалась правнучка Татьянка.
- Ба! Пить хочу, - заныла девочка.
- Ох, горе горькое, - Макаровна, зачерпнув кружкой из оцинкованного ведра воду, протянула ее правнучке. - Пей, и спи еще, - шикнула она на егозу Татьянку.
Девочка любила ночевать у прабабушки. Дома братья, сестры, хмурая мать, отчим – неспокойная семья. А здесь можно, сколько хочешь валяться на печи, разглядывая потрескавшийся потолок, листать книжки с картинками, вечером слушать старинные сказки. Да и конфеты с пряниками всегда лежат нетронутые в ящичке стола. Много сладкого прабабушка не давала, но угощала часто.
Больше всего любила Татьянка сидеть за приставленным к окошку столом с чистенькой клееночкой и, барабаня ногой по дверце, пить чай с чабрецом, мятой или зверобоем. Что это за травы она не знала, но прабабушка обещала показать. Особенно хотелось ей увидеть зверобой. Татьянкина фантазия рисовала диковинное растение без листьев с цветами-колючками: зверь лесной сторонится, а людям для заварки в самый раз.
- Ба, а почему такое тесто жидкое и серое? - спросила Татьянка, уставившись любознательными глазенками на дежу. - Мама такое не готовит.
- Так мама для пирогов да булок тесто ставит пшеничное. Оно и должно быть крутым и белым. А это тесто для хлебушка ржаного.
- Ты его в формочки вливать, что ли будешь?
- Нет, внученька. Смотри…
Макаровна, смочив загрубевшие натруженные руки, подхватила из дежи серый комочек, пригладила, опустила в форму. Затем снова смочила руки, и мягкое расплывчатое тесто выпукло уложилось в приготовленной форме.
- Чудеса! Дай я попробую! – Татьянка розовыми пятками ловко сбежала по скрипучей лесенке и спрыгнула на пол.
Вымыв руки куском земляничного мыла, она попыталась слепить из жидкого теста шарик: тесто расплывалось в руках, скользило между тонкими детскими пальчиками. Девочка разочарованно посмотрела на прабабушку.
- Ба, я же руки смочила, но тесто клейкое и не поддается!
- А ты сразу, пока ручки мокрые тесто приглаживай, - мягко улыбнулась Макаровна и затянула песню о ямщике.
Татьянка, возясь с непослушным тестом, вслушивалась в бабушкино пение. И дивная картина встала у нее перед глазами: холодный сугробище, ветер катает по колючему насту шапки, дядьки в кювете - один идти не может, а у другого сил нет тащить на себе друга. Не успела она подумать о судьбе второго ямщика, как тесто закончилось.
Макаровна принялась чистить молодую картоху. Татьянка взяла один бугристый клубень и стала соскребать маленьким ножичком розовую кожицу:
- Как? Выходит?
- Осторожно, - заблестели настороженностью выцветшие глаза Макаровны.
- Я аккуратно, - заверила Татьянка и принялась тесать картофелину.
После завтрака, Макаровна, повязав на вертлявую Татьянкину голову накрахмаленную косынку, заперла избу, засунула за рассохшуюся притолоку ключ, и, спустившись по ступенькам покосившегося крылечка, двинулась к автобусной остановке. Татьянка, весело подпрыгивая, неслась впереди.
- Осторожно: под ноги смотри, - беспокоилась Макаровна.
- Я же вперед гляжу, а значит, вижу, что на дороге, - обернувшись на мгновение, Татьянка пожала плечами, и помчалась дальше, размахивая тонкими ручками.
Макаровна не пропускала ни одной воскресной церковной службы. Своей церкви в селе не было, поэтому добираться приходилось до райцентра. Хорошо, что автобус два раза в сутки заходил в село, иначе бы пришлось идти на больных с выступившими венами ногах пять километров в райцентр и обратно, как в прошлом году…
Татьянка запрыгнула в пропахший дорожной пылью, сельским потом и бензином автобус, поздоровавшись с пассажирами, гордо прошествовала к сиденью у окна. Прабабушка уселась напротив дородных теток с яркой помадой на губах. Начались скучные для Татьянки разговоры о сортах картошки, морковки… и девочка отвернулась к окну.
«Вот вырасту, выучусь, и приеду этой дорогой к бабушке. Привезу ей кучу всего, - думала девочка, глядя на уходившие за горизонт поля, - и семян разных цветов…»

Автобус медленно подъехал к платформе автовокзала. Макаровна, распрощавшись с попутчицами, крепко сжала, вспотевшую Татьянкину ручку, пошла к церкви.
Девочка в церкви была впервые. Знала она, что когда-то давно ее в ней крестили, но ведь не видела и не помнила этого события.
У входа прабабушка перекрестилась и, поклонившись, вошла в наполненный незнакомым для Татьянки запахом ладана и восковых свечей храм.
Девочка, очутившись в церкви, замерла, разглядывая иконы и позолоту иконостаса, потом свод храма. «Как, интересно, дети с крыльями попали на такую высоту? – подумала она, разглядывая ангелов. - Кто они? Дети бога? Надо будет спросить у бабушки…»
Макаровна, купив свечи, пристроилась к молящимся. Старушечьи голоса вторили священнику. Татьянка, вслушиваясь в необычное пение, решила побродить по храму, понять, что к чему.
Прихожане тихо, со скрещенными на груди руками, подходили к священнику, отпивали из чаши, целовали ее и, приложившись к кресту, отходили. Девочка, по наставлению прабабушки, тоже причастилась из чаши и поцеловала крест. Батюшка, при виде ее умиленно улыбнувшись, спросил:
- Крещеная?
- Крещеная, - ответила за Татьянку прабабушка, и девочка, смутившись от проявленного к ней внимания, скрылась за колонной.
«Ух, ты! Какая икона!» - Татьянка оказалась перед большущей по детским меркам иконой, украшенной тесемочкой с нанизанными золотыми колечками, крестиками и цепочками. Быстро смекнув, что нужно воспользоваться моментом и попросить у бога что-то хорошее, девочка зашептала, пристально вглядываясь в глаза Богоматери: «Боженька, сделай, пожалуйста, так, чтобы я, когда вырасту, вырастила самый красивый цветок на свете! Сделай так, чтобы бабушка не болела, чтобы… »
- Татьянка, вот ты куда запропастилась, - тяжелая прабабушкина рука легла на плечо, и девочка, вздрогнув от неожиданности, перекрестилась.
Возвращались в село прохладным августовским вечером. Изрядно измотанная за весь день девочка клевала носом и хотела есть, но больше всего спать. Впечатлений день подарил много: Татьянка познакомилась с кошкой тети Аси, играла в прятки в саду у дальних родственников… а еще длинная очередь на рынке, магазины.
Войдя в избу, Макаровна умыла девочку, вытерла уставшее тельце прохладным льняным полотенцем, накормила. Татьянка, сидя за столом, чувствовала, как непонятная власть или сила заставляет слипаться глаза, как обмякают руки, и тяжелеет голова, поэтому поддалась сну сразу, как только пересела на старенький продавленный диванчик, в ожидании бабушкиного молока.
Своей скотины у Макаровны не было: силы не те, да и не нет смысла держать коровенку. Молоко и творог покупала у соседей, а иногда и обменивала на ведро крыжовника или бидон домашней малины. Уж чего, а ягод всегда было много в ее ухоженном саду, даже в неурожайный год.
Макаровна, застав девочку спящей на диване, бережно укрыла ее байковым одеяльцем, подложила под голову расшитую мелкими незабудками подушку. Светлые спутанные Татьянкины волосы разметались по глади.

Громкий стук в дверь заставил проснуться:
- Открывай, старая холера! – ревел ночной гость.
- Ба, кто это?- сонно пробурчала Татьянка, не открывая глаз – ей снились диковинные цветы.
- Дал бог крестника Никиту, перед которым на страшном суде отвечать, - тихо сказала Макаровна, прислушиваясь.
- Почему за него отвечать? – пробормотала девочка и, зевнув, повернулась к стенке.
- Так мать я ему крестная, с меня и спросится, - словно самой себе сказала прабабушка и, перекрестившись, отошла от двери.
Никита заходил не часто. Во время коротких визитов буянил, плакал, требовал денег. Не стала его впускать Макаровна – боялась, что внучку напугает.

Вроде стих. Макаровна легла в еще теплую постель. Сердце заныло. «Вот ведь как. Душевный парень, - думала она, - С детства к работе приученный, а не сложилось в жизни»,- жалела она Никиту, угодившего по глупости в тюрьму. Подставили его, на весь свет обозлили.
- Я тебя сейчас, старая курва, выкурю, - донеслось от окна, и послышались глухие удары канистры о бревенчатую стену.
Макаровна встала: в ушах шум, ноги ватные. Передвигаясь на ощупь, приложила руку к левой стороне груди - боль нарастала.
- Детка, проснись, - затеребила она девочку, рухнув на колени. Татьянка продолжала сопеть, и видна была в лунном свете наивная ее детская улыбка.
Макаровна, сорвав одеяло, без сил ткнулась в Татьянкино плечо…

Дым наполнял избенку, и все поглощалось, уходило в черный туман: старый умывальник, печка, стол с конфетами, бабушка и внучка, мешочек со зверобоем… сны и фантазии.

Апрель 2005 года.