Аномалия, 4-6

4.

Олег проснулся около семи утра, рядом под грудой одеял лежала Лика. Превознемогая ужасную головную боль, дотащил свое тело до кухни. Жутко хотелось опохмелиться. В холодильнике обнаружились остатки кефира в картонной коробке – его явно было недостаточно для возвращения полноценной трезвости.
Допив кефир, Олег включил чайник и стал шарить по полкам, в надежде найти «алко-зельцер». Поиск частично увенчался успехом – в пустой коробке от какого-то лекарства оказалась начатая пачка «антипохмелина» с дурацким арлекином на упаковке.
Чайник закипел. Сделав себе кофе с молоком, Олег запил им две белые таблетки, затем насыпал в тарелку печенья, и, захватив кофе, отправился в гостиную смотреть телевизор. Так Олег, время от времени щелкая кнопками пульта, убил два часа.
В девять он не без удивления обнаружил, что Лика еще спит. Несмотря на то, что был выходной день, она всегда придерживалась режима: в восемь – тренажер с беговой дорожкой, в девять – контрастный душ, а затем завтрак. Олег зашел в спальню. Скинул с ее тела одеяла, лика не просыпалась. Не проснулась она и после того, как он потряс ее за плечо. Олега охватило нехорошее предчувствие. Он похлопал ее по щекам, стал замерять пульс. Редкие, слабые удары. Лика тихо уходила из жизни.
Олег бросился на кухню.Набрал 03. Рядом с телефоном валялась пустая склянка из-под снотворного. Бодрый женский голос возвестил, что Олег дозвонился в приемное отделение.
- Срочно высылайте машину…Попытка самоубийства…Что я могу сделать до вашего приезда?...Понял, жду.
Бегом влетел в спальню. Еще раз попытался растормошить бесчувственную Лику. Взяв ее на руки, перенес в ванную и включил холодную воду. Осторожно положил ее под сильные струи воды.
Это подействовало. Все еще не раскрывая глаз, Лика издала тихий, едва слышный стон. Олег чуть не заплакал от радости.
Вскоре раздался дверной звонок. Двое санитаров молча внесли носилки, не говоря ни слова, положили на них Лику, и так же молча стали спускаться вниз. Олег шел следом. В кузове машины обнаружился суетливый, совсем еще молодой врач. Он достал из большой докторской сумки готовый шприц с каким-то лекарством и сделал внутривенную инъекцию. Все время, пока они ехали, Олег с замиранием сердца смотрел то на дисплей с линией пульса, то на бледное Ликино лицо, то на врача, который также не был особенно многословен.
- Какое снотворное прнимала?...Как давно?...Имели ли место раньше подобные попытки? – вот и все, о чем спросил молодой врач. Олег засомневался в его компетентности. Держа холодную ладонь Лики, Олег вдруг вспомнил, как на протяжении последних зимних недель она приходила с такими вот холодными руками. Вопреки его уговорам не надевать вязанные перчатки, она щеголяла в них в двадцатиградусный мороз, и из-за холода всегда держала руки в карманах. Зато когда она снимала пальто, все могли любоваться бордовыми, вязанными полуперчатками, открывающими ее изящные длинные пальцы.
Наконец, машина остановилась. Полуживую Лику повезли в отделение реанимации. Олегу ничего не оставалось, как беспрекословно доверить ее рыцарям жизни – неизменно готовым спасать чужие жизни медикам. И ждать, ждать, пока сердце ее не начнет биться быстрее, а затем – ровно и спокойно.
За окном больницы безучастно падал снег.

* * *
Лика пролежала без сознания сутки. На второй день она открыла глаза и сразу же позвала Олега. Он вошел в ее палату – помятый, с трехдневной щетиной на лице – отпечатками ночи, проведенной в больнице, и все же радостный, сияющий от того, что его половинка пришла в себя.
Лика лежала на больничной койке. К правой руке ее была подведена капельница, на одной из пальцев был пульсометр, трубки катеторов вставлены в ноздри – их еще не успели снять.
- Привет – слабым голосом сказала она.
- Привет, Ликусь… - Олег взял свободную от капельницы руку и нежно ее сжал. Ладонь все еще была холодной и сухой.
- Неважно выглядишь…
- На себя бы посмотрела – сказал он, и тут же понял, что произнес глупость.
Ее губы тронула едва заметная улыбка.
– Как у нас с погодой? Я долго спала?
- Всего один день. А снег сегодня перестал идти.
- Девчонки не звонили?
- Только Малышева – узнать, почему ты пропустила тренировку.
- Ты ей сказал?
- Нет, что ты. Отбрехался, что ты к родителям в станицу поехала, а сотовый забыла дома.
Лика чуть заметно кивнула. Посмотрела за плечо Олега – туда, где на мониторе ползла линия ее пульса. Ей показалось, что пульсограмма – проекция ее жизни, те взлеты и падения, которые встречались на ее пути, и теперь вдруг всем стало видно насколько незначительными были все ее начинания. Она перевела взгляд на Олега.
- Я люблю тебя, - сказал он. – Только, не понимаю – почему ты так поступила?
Слова эти сразу повисли в воздухе, делая его густым и тяжелым.
- А ты и не поймешь… Знаешь, меня ведь тогда ограбили…
- Что? Почему ты молчала.
- … Подошли сзади, и ударили по голове. Забрали сумочку. Я пришла домой, а ты, уже налакавшись, спал.
Укор в словах, в глазах – немой вопрос: где ты был? У Олега все внутри сжалось.
- Прости, Ликусь, я должен был забрать тебя с тренировки, но зашел Павел, а у него жена просит развода, ну мы и выпили. Поговорили, что же ему делать дальше. Знаю, это меня не оправдывает…
- А я и не требую никаких оправданий. Что было то прошло. – Лика смотрела на него спокойно и серьезно..
- Но при чем здесь снотворное?!
- Да при том, что накатило все. Понимаешь, - все. С младших классов школы, потом институт, наша с тобой ругань… И вообще, я показалась себе такой беззащитной…
Лика тихо заплакала. Монитор мерно пищал отзвуками ее пульса. Олег смотрел на нее, и думал: вот ведь какая штука, при почти двухметровом росте, под тренированным каркасом мышц скрывается маленькая и ранимая девочка, которая внимания ради может проглотить целый пузырек снотворного. Вслух он произнес:
- Выходи за меня.
В ликиных глазах тут же отразилась тревога.
- Олежек, а ты хорошо подумал?
- Лучше некуда – улыбнулся он. Несмотря на то, что больница – не лучшее место для предложения руки и сердца.
Лика тоже заулыбалась. На ее мокром от слез лице читалось согласие.

5.

Патрик въехал в город в половине одиннадцатого. Над Харьковом было безоблачное небо, на котором висела прозрачная луна. Дороги, с утрамбованным снегом по обочинам, ломились от авто. Транспаранты, натянутые на фоне голубой безмятежности, возвещали о том, где открылся очередной суши-бар, или о том, что Анна Данченко собирается посетить город с чередой концертов. Группа Filth выпустила очередной альбом, презентация состоится сегодня в девять, коммунистическая партия Украины готовила марш бросок по одной из главных улиц, которая перекрывалась в честь праздника Пасхи. Депутат Снищенко призывал всех голосовать за него потому, что он был обеспокоен положением бюджетников в стране, и чаяниями простых городских жителей. Все это Патрик читал как бы насквозь – гораздо большее удовольствие ему доставляло вести свой старенький «Лансер» по дорогам родного города.
Он свернул на нужную улицу и остановил машину напротив серой многоэтажки. Поднявшись на девятый этаж, позвонил в свою квартиру. Послышались маленькие шажочки, затем дверь со скрипом отворилась, и Патрик увидел свою дочь Сашу.
- Ну, привет, лисенок! – с порога сказал он, и взял дочку на руки. – Как ты себя вела, рассказывай.
- Да холосо, пап, не волнуся.
- Ну вот и славно. А где мама?
- Мама уехайа к бабуси…
- Что ж она так, папу-то не встречает? Нехорошо
- Мама говолит, ты нас пледал из-за своих б’ох. – выдала вдруг Сашка. Патрик как всегда, когда нужно было объяснять ребенку, что мама не права, смутился
- Ну как же,, это она неправильно говорит, потому что… потому…-- Патрик не мог сказать, почему. Наконец, он нашелся. – Потому что наша мама давно сходит с ума!
- Это как, пап?
- Ну, это когда ты, к примеру, хочешь шоколадку, и ничего тебе в жизни больше нее не надо, подавай шоколадку – и все тут! Не забивай себе голову ерундой.
- Елундой – повторила Сашка и чихнула. Судя по всему, она все еще болела. Патрик возмутился: вылечить ребенка за пять дней все-таки можно было. Он поставил девочку на пол. Достал из-за пазухи сахарного поросенка и протянул ей. Саша заулыбалась и отчего-то побежала в детскую. Патрик сказал дочке не закрывать дверь и спустился вниз за багажом. Все он брать не стал – оборудование принадлежало лаборатории. Поднявшись с сумками обратно он вдруг обнаружил, что дверь закрыта. Он открыл ее ключом, и сразу спросил Сашу, зачем она это сделала. Саша сказала что дверь не закрывала.
- Ну не сама же она закрылась? – возмутился он.
- Сама – невинно ответила Сашка. И тут случилось невероятное. В воздухе вдруг резко запахло озоном. Опасаясь, что полетела проводка или что-то из приборов, Патрик кинулся в зал проверять аппаратуру. Та была в порядке. Запах прекратился так же неожиданно, как и начался. Решив, что у него адаптация к городу после месяца, проведенного наедине с природой, Патрик опять спросил дочку:
- Сашенька, ты сейчас носиком ничего не чувствовала? – Саша, немного поколебавшись, закивала. Патрик чертыхнулся про себя, но, решив не обращать на инцидент внимания, пошел в прихожую раздеваться.

… Через час он, закончив отвечать на письма по электронной почте, позвонил в лабораторию. На другом конце провода обнаружилась вечно сонная Даша.
- Петр Васильевич! – обрадовано зевнула она. – Вы уже в городе? Мы Вас так заждались…
- Ну полно, полно, – аристократически ответил на эту сонную радость Патрик. – Завтра приеду и все расскажу. Позови, пожалуйста, Иннокентия Гавриловича.
- Сию минуту.
- Алло, Иннокентий Гаврилович… Да, именно так, как мы ожидали… Что?.. Нет никакого резус-фактора, все дело в РНК… Дождитесь до завтра, пожалуйста – мне надо в семье вопросы порешать… Да Сашенька заболела… Как Инга? Еще не знаю…Спасибо. Ну, всего.
Патрик положил трубку. Прошел в ванную и, заткнув ее пробкой, включил горячую воду. Ванную он принимал долго и в темноте. Наблюдая, как тлеет огонек сигареты, он плавно шевелил ногами, вызывая такие же плавные завихрения воды. Закончив отлеживаться, Патрик встал в полный рост, принял душ и вылез из ванной – все это, не включая свет. Затем он позвал Сашку и попросил ее щелкнуть выключателем. Когда загорелся свет, он стоял против зеркала. Вдруг в его отражении мелькнул по стене росчерком света солнечный зайчик. Патрик замер. Ни о каких бликах внутри закрытой комнаты речи быть не могло. Он поморгал и вгляделся в зеркало. Больше ничего аномального видно не было.
«Наверное, вот так с возрастом тихо приходит шизофрения» - подумал он, вытерся полотенцем, и, нацепив на тело трусы, вышел из ванной. И сразу увидел Сашу. В руках она держала сахарного поросенка без головы. Патрик невесело усмехнулся.

6.

В комнате царил полумрак. Из обстановки сразу бросались в глаза огромный стенной шкаф, столик с разбитым компьютером, из-за снятой крышки системного блока виднелись внутренности недействующей уже электроники. На потолке висела перегоревшая в одиночестве лампочка. На стеклянном журнальном столике стоял торшер с обуглившимся проводом. По полу были раскиданы какие-то бумаги, рисунки, изображающие людей в арабских кварталах, фотографии женщины. По фотографиям было понятно, что она много путешествовала в одиночестве – снятые со штатива снимки открывали потенциальным зрителям ее скромную фигурку на фоне унылой русской глубинки, египетских пирамид и Эйфелевой башни. У женщины было красивое правильное лицо в веснушках и красивое, стройное тело. На фотографиях она выглядела по-разному: в российских снимках чувствовалась какая-то задумчивость, взгляд был устремлен вдаль и не говорил ничего определенного; в Египте – полная белых зубов улыбка; в Париже – такая же жизнерадостность и кокетливо поднятый руками воротник.
В комнате никого не было, судя по слою пыли – очень давно. Через дырку в разбитом окне сквозил ветер с редкими снежинками. Все тот же потенциальный наблюдатель мог бы отметить, что в комнате очень холодно и мрачно. На стене висел портрет все той же женщины с веснушками, нарисованный пастелью. Рисунок дышал какой-то нереальностью, в нем прослеживалось надрывное стремление художника передать что-то свое, глубоко личное. Давно остывший радиатор батареи с толстым слоем краски хранил на себе коробку с пастелью, уголь, баночки с тушью, перья и ластик. Вероятно, рисунок был сделан в этой комнате: вот здесь вот, прямо напротив окна, сидела эта женщина, а художник пристроился сбоку, чтобы не заслонять падавший на нее свет. Больше из обстановки комнаты реконструкции ничего не поддавалось.
Вдруг прямо от стены отделился белый, прозрачный силуэт. Силуэт походил на мужчину в спецовке и резиновых сапогах, он прошел на середину комнаты и стал рассматривать разложенное на полу творчество. По краям призрачного гостя то и дело пробегали миниатюрные белые молнии. Он подошел к столику с компьютером, зачем-то протянул руку к кнопке выключателя. Его пальцы прошли сквозь материю и показались внутри пластмассовой коробки. Стороннему наблюдателю стало бы не по себе. Силуэт одернул руку и повернулся на каблуках. Он увидел портрет, который тут же приковал к себе его внимание. Они смотрели друг на друга – силуэт, и женщина с портрета, и от этой сцены веяло еще большей нереальностью. Так продолжалось несколько долгих секунд. Затем силуэт вытянул руки, и шагнул в стену, сделавшись с ней одним целым. По стене то и дело стали пробегать маленькие белые молнии. Лампочка под потолком вдруг замигала, разгорелась и лопнула с оглушительным хлопком. На миг стали видны кровавые отпечатки рук на стенном шкафу. Силуэт вновь отделился от стены и подошел к шкафу. Приложив к отпечаткам силуэты ладоней, он вдруг понял, что когда-то оставил их сам.

7.