Кладбищенские рассказы

Сашок положил руку старику на плечо.
- Ну, дед, а это что за могилка какая-то?
-О, это грустная история,- вздохнул дед.- Ну, слушай. Жил у нас парень, любили его все, как сына. Но была у него одна страсть, в детстве увидел, что сосед купил машину. Глазоньки загорелись: хочу, говорит, бибику, жить без нее не могу, и все такое. Сделал копилку и начал мелочь собирать, чтоб значит купить ее. Каждый день к соседу ходил, просил, можно ли ее помыть. А соседу что жалко, мой, говорит. Вырос хлопчина, повстречал дивчину, звыняйтэ за каламбур, но страсти своей не потерял, экономил на всем, деньги копил. Детки родились, конфетки только по большим праздникам кушали. Вот как.
Но однажды пришел он к соседу машину выкупить, выложил деньги на стол, ее хотит, других не надо. Сжалился сосед над ним, продал втридорога, купил себе на эти деньги машину получше. Ну да ладно. Взял хлопчина всю семью – жену, да двоих дочерей. Сел и поехал.
Последнее, что люди слышали, смех его веселый. И, бух, столб, значит, и вся семья погибла. Наверное, судьба его манила к этой машине. Вот и могилка его. А жену и детей ее родители на другом кладбище похоронили, чтоб, значит не видеть его.
- Да, дед, судьба - бескорыстная пиявка. А вон там, что за девушка похороненна? Молодая еще.
- А, Настенька, что ли? О, это страшная история. Жила у нас девушка. Когда ей исполнилось восемнадцать, умерли ее родители, оба, в течение месяца. Красавица была неописюемая, звыняйтэ за каламбур, женихов прогнать не успевала. Во, какая красавица.
И были у нее соседи. Невеселые да нелюдимые. Одним словом – интеллигенты. И как-то под осень это было, прибежали они в клуб, когда вся деревня в сборе была, потому, как фильм индийский привезли, и давай рыдать взахлеб - корова ихняя подохла, и кошка черная в придачу. Кричат, Настя, гадина, сглазила. Зашли они к ней, рассказывают, а у нее икона кровью изгаженная под подушкой лежит. И тычут той иконой в морды деревенские. Тут всех и попутал тот, о ком и говорить ненужно, побежали к ее дому, вытащили за волосы, и давай бить, всем кодлом. Долго били, пока кто-то не крикнул что мертва уже она, все тут по домам и разбежались. Приехала милиция, а что тут поделаешь, всех не пересажаешь, подошел председатель к соседям- зачинщикам, завтра, говорит, чтоб духу вашего не было.
Продали они домишко побыстрее, да уехали в неизвестном направлении, а в доме ихнем другие поселись. И вот, через недели две, выбегают те на улицу и орут во все горло. Сбежался народ, а они всех в дом тащат, глядите, кричат, кто здесь жил до нас. А в доме том подвал потайной, а в нем все стены в символах сатанинских, весь пол кровью, как лаком покрыт, старательно, а в углу фотография Настенькина лежала, а на ней надпись: « Умри, последний ангел!». Вот как бывает, из-за грязи чистоту уничтожили. До сих пор все плачем. Всех девочек, родившихся, Настями называем, грех замаливаем.
- Да, дед, греховную молитву молитвой не замолишь. А вон там кто лежит?
- Там? А это занятная история, если можно смерть назвать таким словом. Поселился у нас два года назад один писатель. Четыре книги у него вышло, да и в газетах и журналах все время печатался. Только кто из наших читал его, все время жаловался - думать много нужно, чтоб понять смысл. Говорили ему, чтоб писал доступней, а он:
« Есть, например, такой анекдот:
Пьяный говорит:
- Девушка, давайте с вами потанцуем!
- Вам же сказано: я не танцую!
- Да? А я, между прочим, мэр этого города!
- Ну и что, а я епископ.
Так что, концовку нужно рассказывать так:
- Я епископ, у меня длинная ряса, и вы могли ее принять за женское платье, а еще у меня длинные волосы, и сзади вы могли, незаметив моей бородки, принять меня за женщину?»
И был у нас вечно пьяный Коля. И ворвался он как-то к писателю и кричит:
- Читай свою книгу, а если я чего не пойму в морду дам.
Принялся писатель читать, да своими словами добавляет пояснее, как в азбуке, чтоб попонятнее тому было, а Колю это бесить начинает - все понятно, а вдарить хочется. Ну, короче, минут через десять не выдержал, взвыл: « Убью тебя, бездарь понятная!», да нож уже вытягивает. А писатель спокойненько хватает того за кадык да лбом того в харю, что аж кадык в руке остался.
Оказалось, наш писатель раньше работал в одном комитете, о каком и говорить боязно, да агентом был похлеще английских. Вот как, живешь рядом с ромашкой, а она крапивой лютой оказывается. Вот тут бедный Николай и лежит.
- Молодец, старик, тебе, как говорится, книги бы писать. Слушай сюда, завтра ночью привезем еще одного, небоись, на этот раз живым закапывать не будем. Приготовь место под могилку, памятник, и легендочку пожалобнее. Ну, пока!- Сашок похлопал старика по плечу, и пошел в машину.