Таня

________Памяти прекрасного человека.

       Эта девушка ничем особенным не отличалась. Таких очень много. Симпатичная, хотя полновата, весёлая, но с грустинкой. Как будто знала что-то, чего другие не знали. Хотя, это я сейчас так думаю. Тогда иначе было. Таня была простой украинской дивчиной, так я бы её охарактеризовала. Очень открытой, без фальши, искренней и доброй до крайности.
       Если честно, я плохо её помню. Я не знала её как следует. Я помню её какими-то моментами, бликами что ли.
       Я училась с ней с 3 по 7 класс. Она всегда улыбалась, смеялась и радовалась жизни. Живчик! Таня была, чуть ли не первым человеком, говорившим на украинском, встретившимся мне. Меня, урбанизированную до ужаса девочку, это всегда поражало, что-то новое и чудное было для меня в её речах.
       Мне всегда вспоминается один единственный момент, связанный с ней, только с ней и очень прочно. Классе в 6-м.
       Наверно была осень. Да, осень. Шелестели листья под ногами, их сжигали, и от этого стоял отвратительный запах. Помню. Да и урок физкультуры был на улице. Точно! Осень.
       Итак, урок физкультуры. Разминка, бег по кругу, бег на скорость, прыжки и три точки – банальный, ничем не примечательный урок. Потом мы играли в (дурацкое название) пионербол. Никогда я играть в него не умела, да и не научусь уже, и она, насколько я помню, тоже. «Наигравшись» и (наконец-то!) дождавшись конца урока, я вспотевшая и грязная вместе со всеми шла к школе.
       Я иногда шучу. Ещё «иногдистее» смешно. Был именно такой случай. Правда я абсолютно не помню, что я ляпнула. Но многие смеялись, а больше всех наш Живчик! У неё был такой заразный смех, что самой невольно смеяться хотелось. Но нескромно и несолидно как-то.
       Мы шли и все уже давно успокоились, но Таня продолжала хохотать, а я разгорячать её смех. А потом, как-то очень по-дружески, очень искренне сказала мне: «Шоб ти 100 літ жила!». Именно «Шоб», а не «Чтоб» и не «Щоб», и именно «літ», а не «лет» или «років».
       Мне очень врезалась в память эта фраза! Я прямо слышу её спустя много лет. Мне до этого никто ничего подобного не говорил. Я сама в жизни никому бы такого не сказала. А Таня сказала. И сказала это так естественно! Так просто! Я очень благодарна ей за этот эпизод. Очень. Я впоследствии много его вспоминала. Когда было плохо, когда грызло что-нибудь. И думала, что я не самый плохой человек, раз мне такое говорили. И сказали не через силу, не для того, что б другие услышали или ещё за чем-то, а прямо от чистого сердца. Да, у Тани было очень чистое, очень доброе сердце! Меня это очень-очень сильно тронуло.
       Я замялась, смутилась, наверняка, сказала что-нибудь вроде «да ладно» и шла дальше согретая услышанным.

       Всё. Точка. Потом был экзамен в математический класс, куда я поступила, а она нет. Нас разделяли буквы 8-В и 8-(А или Б, я даже не знаю). Таня стала, да и была, для меня просто хорошей знакомой, встречая которую обязательно здороваешься, но никогда не заговариваешь. Она стала намного симпатичнее, чем была. Моднее, что ли? Но характер, я думаю, никогда свой не меняла. Ещё, я думаю, её любило большое количество людей, уж больно энергетика её была положительной.

       Лето! Когда жара, когда мухи и яркие приторные запахи в воздухе! Когда ты ненавидишь эту погоду, но зимой вспоминаешь как необыкновенное счастье и хочешь ещё! Когда закладывает уши, когда в голове помутнение и стук в висках, когда, кажется, даже дышишь через силу! Когда внезапная гроза превращает день в вечер, а ты стоишь на балконе, вдыхая характерный запах озона, и рассчитываешь расстояние, куда врезалась молния. Не знаете? Примитивно и неправдиво, но формула состоит в том, что нужно подсчитать время между молнией и громом, а потом разделить на три. Можно ещё собирать капли по чашкам, протягивая руки на улицу и пить горячий чай! Лето! Лето!
       Оно подходило к концу. Тогда телефон стоял рядом с креслом в самой большой комнате нашей типичной квартиры. Он редко звонил, но когда ему приходилось, его звук разносился вместе с каким-то упрёком – «Как можно меня тревожить? Лето. Мне тоже нужен отпуск!» – кряхтел он, как настоящий старик. В тот день ему пришлось поработать.
- Привет! – звонила моя подружка.
- Привет! Как дела? Как провела каникулы?
-…, …,…А ты? Что нового? Где была? – более чем непримечательный разговор.
- Знаешь новость?
- Нет. Смотря какую! – сказала я для приличия, т. к. точно не знала, ни с кем из одноклассников за всё лето не говорив.
- Как?! – Не знаешь? Мне недавно звонила Саша, да и Дима тоже звонил и Алиса – хотелось похвастаться и отдалить момент сообщения – Таня умерла.
- Как умерла? Какая Таня?
- Ну, Таня, не помнишь что ли? Она ещё с нами в одном классе училась. Когда-то.
- Совсем не смешно! Совсем! – я даже подумать такое не могла, я не верила, не то слово, что не верила, совсем, совсем не верила и не могла допустить такого варианта! И не могла поверить, что так можно шутить! С этим не шутят! Моя лучшая подружка не могла так шутить! Но, я склонялась именно к этому варианту, а не… Не может быть! Разве так сообщают о смерти? Разве таким тоном? Да нет! Над моей подружкой кто-то нехорошо подшутил! Точно! Точно! – мои мысли бегали, сбивая соседние и поторапливая других, мне казалось, что я мыслю удивительно чётко и быстро, а главное – правдиво. Мне казалось… Я перестала слушать, что она говорит, я не соображала абсолютно и поняла это только, услышав вопрос:
- Ты ещё тут?
       Настя уверяла меня, что это правда. Что она сама не поверила, что тоже решила – шутка. Соглашаясь, что не смешно. Потом рассказала более подробно о том, что у неё была лейкемия, что её готовили везти за границу, что она ей в конце учебного года казалась больной. Что кто-то видел её больные-больные глаза с яркими синими веками. Что болезнь обнаружили слишком поздно. Что к ней в больницу ходила наша первая учительница, что она же очень плакала на похоронах. Что жалко очень. Что у неё маленькая сестра. Что не успели. Что всё было готово. Что-то о деньгах. Что она умерла…
       Я эту информацию не воспринимала. Я не верила и всё тут. Чувствовала тупость и пелену. Разговор уже не клеился, понятно.
- Ладно, ну всё, пока.
       Я даже не плакала, хотя где-то глубоко внутри понимала правдивость истории. Зачем было врать? Извергов у нас нет. У меня был шок. Тупой, атрофирующий все мысли, шок. Защитная реакция организма. Не в моём возрасте люди адекватно воспринимают смерть. Я ни о чём не думала вообще. Сидела на кресле и следила за порхающими на Солнце пылинками. Сколько? Не знаю. Всё.
- Лена! Куда ты запропастилась и сколько можно тебя звать?! – услышала я сквозь туманное моё состояние, но не сразу вышла из него. Шум тапок за дверями, вот уже они приоткрылись, вот вошла моя мама и вопросительно смотрит на меня. Я помню всё это как-то отстранённо, как будто я со стороны за этим следила.
- Почему трубка висит? – действительно, она лежала и в ней были слышны уставшие короткие гудки моего ленивого телефона.
       Но я не ответила и не положила её на место, хотя тон вопроса был более чем понятен: сейчас будут ругать.
- Я не ясно вопрос задала?
- Таня умерла – сказала я тупо, положила трубку на место, услышав резкий, упрекающий меня, звук.
- Как умерла? Какая Таня? – интересно на такое сообщение у всех одинаковая реакция?
       Но я и теперь не плакала и рассказала всё, что услышала и, помню, мама погладила меня по голове…

       А потом я как-то про это забыла. Всё-таки не верила, ой не верила, я. А потом лето закончилось и на 1 сентября шел дождь. Вполне классический дождь вполне банального праздника. Листья высохли, изменили цвет и падали, не стесняясь раздевать деревья. Я не помню в 9 или 10 класс я пошла. Начались самые обыкновенные серые будни. Со своими редкими прелестями и частыми разочарованиями. И где-то на второй неделе обучения, разглядывая никого, да и меня, не интересовавшие школьные газеты я остолбенела, не поверила глазам, не знала, что с собой предпринять. Рядом с колонной на столе второго этажа стояла Танина фотография… Танина фотография с чёрной косой ленточкой в правом боку…Танина. Танина.
       Оцепенение. Шок. Правда. Боже мой! Правда! Как страшно! Звонок на урок – я сбежала от этой картины, да, сбежала. И не думать! Не думать! Смотри на доску! Пиши! Математика! Я достаточно быстро вывела себя из этого состояния, даже не знаю, как это мне удалось. Ведь когда Настя мне сообщила о её смерти была надежда, теперь всё – неопровержимый факт. Страшный факт. Неправильный факт. Неестественный факт.

       А ещё было общешкольное родительское собрание, где, среди прочего, тоже об этом сказали. Правда! Правда! Хотя моя мама особо не распространялась на эту тему, было видно, что говорили много. И, что на неё это произвело сильное впечатление. Мама была очень печальная и грустная. «Так внезапно. Так рано. Так жалко».
       А ещё мы ходили в поликлинику для анализа крови – в школе порекомендовали сделать всем – «на всякий случай».
       А ещё прошло большое количество времени. И я об этом не думала.

       Просто не так давно я о ней вспомнила. Даже не знаю отчего. Шумел душ. Настроение – хуже некуда. Я почему-то думала о том, что я никому не нужна. И всё такое (бывают у меня приступы мелкой депрессии). И почему-то вспомнила её фразу: «Шоб ти 100 літ жила!» – я с тех пор её не вспоминала.
       И тогда Таня показалась мне каким-то ангелом. И так вдруг стало больно и обидно за неё! Зачем? Ну, зачем? Зачем так рано? Зачем так глупо? Почему так несправедливо?!! Другие живут столетие, или хотя бы его половину, даже четверть не так уж мало, но не шестая же часть! Она же ничего не успела! Она же не нажилась вволю! Почему такие хорошие люди живут так мало, желая при этом много жить другим?! Мне стало стыдно. Я думала, о том, как я не заслуживаю её слов. Слёзы текли с глаз. Первый раз за всё время я осознала, что её не вернуть.
       Не знаю, что ещё сказать.
       Обращусь непосредственно к тебе, Таня. Я рада, что моя жизнь пересекалась с твоей. Не знаю, как ты относишься к сравнениям, но ты навсегда останешься в моей памяти тёплым, немного пастельным и мягким воспоминанием! И это воспоминание всегда будет очень светлым и добрым. Спасибо тебе большое!

14.05.2005.