Тарханкут

«ТАРХАНКУТ»
 Совсем не утомительной, как ожидалось, оказалась двухчасовая поездка, развлекая в окошки степными пейзажами, в которые, довольно смело, и часто, вкрадывались плешки домашнего винограда.
 Туристов (а среди них была и я), набралось с дюжину, но это не стесняло, поскольку места еще оставалось в нашем микроавтобусе.
Картины за окном не томили, и с важностью текли в бесконечную даль, которая напоминала слоеный пирог с оттенками: нежно-бежевого, крем-брюле, золотистого, рыжего, русого и даже цвета расплавленного стекла. Невозможно было точно определить, где начинались одни и обрывались другие, и виной тому была игра светотени, а может, моего воображения.
 Водитель, отлично зная дорогу, ухнул по серпантину вниз, вызвав чувство, будто захлебываешься воздухом, после болезни. И почти сразу, завиднелись штук 20 ветряков, а точнее, ветряной электростанции, поспособствовавшей волне живейшего интереса, с нашей стороны.
 Чем дольше по времени длилась поездка, тем сильнее мигало нам море, с вечными своими спутниками-лиманами. То по одну, то по другую сторону автомобиля блестели они, безжалостно рассекая пастельного цвета степь, острыми, как лезвия, голубыми сверками. Теперь, местный ландшафт, и впрямь походил на кусковой слоеный пирог, возлежавший на мраморно-синем блюде. Серпантинно-асфальтовая дорога внезапно окончилась и полезла куда-то вверх, пыльной, воробьиного цвета, заезженной поверхностью, с большими острыми камнями, разбросанные, как гигантские кубики. Суховеи шептали здесь беспрестанно, задирая плотную пыль во все стороны, как лохмотья завшивевшего бродяжки. Наводили тоску, усохшими колючими растениями, напоминая собранный по осени школьный гербарий.
 Хмельная пляска дороги, беспощадно бросала наш микроавтобус так, что звуковое сопровождение зубами некоторых веселило, а меня, прямо сказать, измучило. Наконец, особенно резко и в последний раз щелкнув, мы остановились в ее окончании, возле обрыва, украшенного огромными валунами, на манер, рассевшихся мыльных пузырей по ободку блюдца.
 Неуклюже выбираясь из машины, постанывая, покряхтывая, с интересом подходили мы к самому краю, трепетно всматриваясь на урчащее внизу море, облизывающее выступающие камни, как языком зубы. И, растянувшись в цепь, аккуратно стали спускаться на полусогнутых, с вытянутыми вперед руками, как побирушки, а еще, лучше сказать, слепые, ощупывая перед собой валуны, в поиске опоры.
Почти возле самой воды, лежал огромный плоский камень, будто срезанный и положенный здесь, специально для нас.
 Отложив в сторону вещи, и кое-как обуютившись, многие оборачивались по сторонам, любуясь, сравнивая, вдыхая. Переодевшись, я почти тотчас же, пошла к воде, присела на влажный камень, и чуть помедлив, поплыла. Волны ворочались и бурчали, недовольные, что их потревожили. Соленая вода била в лицо, сильно пахла йодом, и была стеклянисто-прозрачной и теплой, не выпускала, обволакивала и приятно щекотала пузыриками кожу. Услышав всплеск и громкий девичий ох, я поняла, что охотников купаться, прибавилось. Море, несмотря на тихую погоду, было сильное и быстро утомило, так что я поспешила на берег. Чудом не соскользнув с камня, покрытого волосяными гладкими водорослями, прошла к булыжному столу, и присела, невольно залюбовавшись, лежащему на каменных глыбах, солнцу, напоминающее блестящий монокль. Насколько хватало взора, виднелись камни, похожие на чудовищных размеров лягушек, застывших кто - где; и волн, колеблющихся как желе, колорами: синего, серого, бирюзового, черного, и местами, зеленовато-бурого.
 День обещал быть насыщенным, и для начала, всех экскурсантов усадили в огромную моторную лодку, и, скача по волнам, повезли в сторону горных бухт. Но чтобы попасть туда, следовало выйти в открытое море. И было страшно. Страшно чувствовать здесь себя беззащитно-маленькой, тонкокожей.
 Здоровенные фиолетовые и розовые с черной окаемкой и рисунком медузы, летели в воде, делая ее похожей на огромный стакан чая, в котором они плавали, как лимонные дольки. Чуть правее от лодки, виднелась нависающая скала, длинная и гладко стесанная, с чернеющими в ней дуплами бухт и гротов. И как-то сразу окончилась острой коронкой, в которой покоилась (так нам сказали), знаменитая Чаша Любви. Многие сюда съезжались, безусловно, испытуя это название.
 Держась за руки, десятки пар, прыгали со щербатого каменного зуба вниз, непременно не отпускаясь. И причина крылась в легенде.
 Однажды, возлюбленные, решив испытать прочность чувств, бросились в воду, навсегда оставшись в людской и природной памяти, приметным местом.
Я же, не рискнула прыгнуть с пятиметровой высоты в эту легенду, и не только потому, что была в одиночестве.
 Позже, мы повернули обратно, проплыв сквозь бухту водолаза, в которой он когда-то переждал шторм, и над подводным музеем, виднеющимся сквозь парчовую толщу воды, алебастрово-каменными столбами и их осколками, лежащими на дне, как нерастаявшие куски сахара. Водная прогулка завершилась в уже знакомом нам месте, и некоторые, вооружившись: садками, аквалангами, гарпунами, удочками, масками и трубками, принялась за лов мореживности.
 Только мое величество бездельничало, скрывшись в укромном местечке. Опустив ноги в воду, я с удовольствием разгоняла резкими движениями стоп, любопытных мальков и пульсирующих креветок, ртутно прыскающих во все стороны.
 Беспокойное, шумное жизнежадным своим проявлением, соленое сердце, даже если не хотелось, подчиняло тебя своему биению. И ты покорялся, быстро подлаживая свой сердечный ритм, к его, потому что нельзя иначе. Потому что ОНО СИЛЬНЕЕ…


Птица Ксения