Жизнь без прикрас. Гл. 4-5. Калининский фронт. Окр

4

  В последних числах сентября наша дивизия была срочно переброшена на Калининский фронт. Немцы, не надеясь взять Москву лобовой атакой со стороны Смоленска, решили охватить ее в кольцо и нанести фланговые удары с севера и юга. Подтянув тылы и проведя перегруппировку сил, в конце сентября они нанесли свои удары в направлении Калинина и Тулы. На отражение северного флангового удара и была брошена наша дивизия.
   В эшелон погрузились в Вязьме. За день до этого немецкий самолет удачным попаданием взорвал стоящий на путях эшелон со снарядами, и станция Вязьма была разрушена до основания. Ехали через Сычевку, Ржев, Торжок. В первых числах октября разгрузились на железнодорожной станции Пено недалеко от истока Волги. По раскисшей от дождей дороге приехали в заданный лесисто-болотистый район и начали копать землянки.
   Дивизия сразу ввязалась в бои, действовала удачно и приостановила наступление немцев. Надо сказать, что нашей дивизии очень повезло; через несколько дней после нашего ухода из-под Издешкова, начав наступление на Москву, немцы нанесли решительный удар к востоку от Смоленска, разбили и пленили наши 16-ю и 24-ю армии. По-видимому, такая же участь ожидала и нас. Противник в течение нескольких дней занял Вязьму, Гжатск, Можайск и к середине октября вышел на ближние подступы к Москве.
  Осень была холодная, слякотная. Шли дожди, в землянке было сыро, на полу стояла вода, мы мерзли и кашляли. Иногда выпадали и хорошие солнечные дни. В один из таких дней, когда я ехал верхом в полки по берегу большого красивого озера, мне сказали, что только что погиб ветеринарный фельдшер Рачев из нашего гаубичного полка. Приехав к месту происшествия я увидел печальную картину. На берегу озера раскинув руки с оторванной правой кистью лежал голый Рачев. Это был молодой, красивый парень, год тому назад окончивший Ленинградское Военно-Ветеринарное училище и приехавший в Новосибирск в гаубичный артиллерийский полк нашей дивизии. Он вздумал глушить рыбу и бросил в озеро гранату. Она не взорвалась, и, когда он, раздевшись, попытался ее достать, она взорвалась в его руках.
  Запомнился еще один случай во время нашего короткого пребывания в этом лесисто-озерном краю. Я дежурил по штабу дивизии, когда поздно вечером часовой задержал каких-то двух оборванцев. Бородатые, грязные, в опорках и рваной крестьянской одежде они представляли собой жалкое зрелище. На мой вопрос они ответили, что являются бывшими командирами дивизии и выходят из окружения. Я доложил об этом командиру дивизии Швецову, который узнал в одном из них своего приятеля - генерала, бывшего начальника оперативного отдела штаба Сибирского Военного Округа. Их дивизия в начале войны была разбита под Гродно, и они с тех пор пробирались к своим, переодевшись в крестьянскую одежду. Незадолго до этого на участке нашей дивизии вышла из окружения небольшая группа - человек пятьдесят во главе с командующим разбитой армии, бывшим командующим Уральским Военным Округом генералом Ершаковым, которого я знал лет двенадцать тому назад в Витебске как командира 80-го стрелкового полка.
  Недолго пришлось нам воевать в этих красивых Селижаровских лесах. В середине октября немцы подошли к Москве, и нашу дивизию решено было перебросить на защиту столицы. В большой спешке мы вышли к станции Кувшиново и погрузились в эшелон.      
  Когда наш поезд со штабом дивизии вышел в Лихославле на Октябрьскую железную дорогу, оказалось, что к Москве проехать нельзя, так как Калинин накануне был взят немцами. Попытались проехать на север, чтобы через Бологое выехать на Савеловскую железную дорогу. Оказалось, что немцы уже в Бологое, и Октябрьская железная дорога перерезана. Эшелон заметался, оказавшись в западне. Надо сказать, что первые эшелоны нашей дивизии со стрелковым полком, усиленным артиллерией, успели проскочить к Москве. Полк занял оборону у города Истра; но под давлением превосходящих сил противника оставил этот подмосковный городок. Командир полка Герасимов, человек храбрый, отличившийся в боях, был расстрелян вместе c комиссаром дивизии Шабаловым. В эти тяжелые дни, когда враг рвался к Москве, Верховный Главнокомандующий Сталин отдал суровый приказ: "Ни шагу назад". За сдачу населенного пункта без приказа командир с комиссаром части подлежали расстрелу. Об этом мы узнали потом, а пока, не получая никаких указаний свыше, Швецов решил разгрузиться в Лихославле.
   17 октября дивизия вышла к Калинину и завязала бои с немцами на северной окраине города. Управление тыла дивизии разместилось километрах в десяти от Калинина в деревне на берегу Тверцы. Вдали в дыму пожарищ виднелся город, и оттуда доносился гул артиллерийской канонады. Рядом с деревней виднелись фермы взорванного железнодорожного моста. Деревня и соседний лес были забиты беженцами. Иногда немцы из дальнобойных орудий обстреливали нашу деревню: разрушили мост через реку Тверцу, один снаряд разорвался рядом с домом, где мы разместились, разрушил хлев; но из нас никто не пострадал.
  Более месяца дивизия вела непрерывные бои у стен Калинина. Зима в том году легла рано, в первых числах ноября выпал обильный снег, и установилась санная дорога. От холода мы не страдали, нам выдали полушубки, валенки, ватные брюки, теплые шапки. Для "сугрева" ежедневно получали "сталинский паек" - сто граммов водки. К празднику 7-го ноября наши адъютанты где-то достали барана, приготовили обильный обед и ужин, спирта было достаточно. Играл патефон, пели песни. Но мне было грустно, думалось о далекой семье, о мирной жизни.

5

  23 ноября меня вызвал на командный пункт командир дивизии Швецов. Дивизию опять перебрасывали под Москву. Для перевозки личного состава и артиллерии подавался фронтовой автотранспорт, а конский состав нужно было провести своим ходом к городу Дмитрову. Эта задача и была поручена мне и помощнику начальника 5-го отделения Бойко. Это была нелегкая задача: лошадей было около трех тысяч, солдат-коноводов - около трехсот человек да санный обоз. Путь был неблизкий - около двухсот километров на юг вблизи линии фронта. Главную опасность представляла немецкая авиация, которая, заметив нашу колонну, могла легко ее уничтожить. И вот мы двинулись в путь, растянувшись более чем на километр. Ехали окружным путем на Кимры, откуда повернули на Дмитров вдоль канала Москва-Волга. Двигались ночью, проселками, лесами. Нам везло, погода была пасмурная с низкой облачностью, нелетная, и 1-го декабря без всяких потерь мы прибыли к Дмитрову.
   Оставив обоз в лесу, я нашел райвоенкомат, где надеялся узнать месторасположение нашей дивизии, но там никого не застал, только беспорядок да бумаги, разбросанные по полу. Город, обстреливаемый немецкой артиллерией, горел, его бомбили немецкие самолеты, наши зенитки отвечали им огнем. Видневшаяся на другом берегу канала Яхрома была занята немцами. Мы оказались на самом переднем краю нашей обороны. Никто из командиров частей, оборонявших город, не мог сказать нам, где находится 133-я стрелковая дивизия. Мы быстро покинули Дмитров и, отойдя километров на двадцать к востоку по направлению к Загорску, остановились в большой деревне Алешино. Здесь на следующий день нас и нашел помощник начальника штаба дивизии Левченко. Когда я, приехавши на командный пункт, доложил командиру дивизии Швецову о благополучном прибытии лошадей и обоза, он поцеловал меня и сказал своему ординарцу:
- Гриша, налей доктору водки.
В дальнейшем я получил много орденов и медалей; но этот поцелуй комдива и полстакана водки я считаю самой моей большой и лучшей наградой в Отечественной войне. Дело в том, что высшим начальством уже было принято решение о расформировании нашей поредевшей в боях дивизии и передачи всего личного состава в другую. Когда же было доложено, что конский состав и обоз полностью сохранен, нам был оставлен ее прежний сто тридцать третий номер, и вскоре она была переименована в 18-ю гвардейскую. Дивизия была хорошая, боеспособная, недаром ее бросали на наиболее опасные участки в битве под Москвой. Большая заслуга в этом принадлежит командиру Швецову. Вскоре он ушел от нас на повышение, командовал корпусом, армией, отличился в боях за Великие Луки и Новосокольники. После войны в звании генерал-полковника командовал войсками в Порт-Артуре и Дальнем. Лет десять тому назад я узнал, что он умер от инфаркта сердца.