Поэт и муза

 

 


 Зеленная дымка апреля накрыла город волной зелени, и моя душа встрепенулась. Пьянящий воздух весны взял меня в полон, но я не противился, ибо ждал этой весны, душа требовала любви и понимания. Я знал, что моя любовь бродит где-то рядом, она в переулках и переулочках города, в парках, скверах, в открывшихся наскоро кафе. Казалось, весь город пропитан любовью и это придавало уверенности, что я не один опьянен этим чувством. После долгой зимней спячки, после этих неуютных холодов, всем хотелось глотнуть свежего воздуха любви.
 Бродя по городу, я продолжал искать свою любовь, я чувствовал она совсем близко, стоит лишь протянуть руку. И вот на одном из шумных перекрестков, среди толкотни прохожих и, скопища автомобилей, я встретил ее. Она, словно диковинная птица, выпорхнула из толпы и подошла ко мне. Она была слишком молода, слишком красива своей молодостью, своей уверенностью в себе.
- Здравствуй!- приветливо сказала она и добавила: - почему ты так долго молчал, где ты был?
- Кто ты? – растерянно спросил я, малость пришибленный ее натиском.
- Я – Муза, - она смешно сморщила свой тонкий носик и встряхнула своими распущенными по плечам светлыми волосами. – Ты не пугайся, меня действительно зовут Музой, так назвали родители. Наверное, было бы проще, если бы я была, скажем, Настя или Алена, так ведь?
- Почему же? Муза…тоже красиво!
- Правда? Тебе нравится? Ты случайно не поэт?
- Я пишу стихи, но их, к сожалению, не публикуют. Стихи это ведь всегда про любовь, а сейчас не до любви…
- Боже, какая глупость! Ведь любовь – это все, это – мы, наш мир! Ты согласен?
- Конечно, согласен, - закивал я головой и огляделся по сторонам. Мы оказались в самой толчее прохожих, и я предложил ей пройти в сквер, который находился рядом с перекрестком. Здесь было намного уютней. Мы сели на свободную скамейку, я купил ей мороженое, а себе бутылку пива. Вечер для апреля был на редкость теплым.
- Ты удивлен нашей встречи?
- Теперь уже нет.
- Кстати, а как тебя зовут?
- Поэт не знаю почему, но все меня зовут Поэтом, - и не найдя слов для объяснения замолчал, отхлебывая пиво из горлышка.
- Что ж Поэт и Муза - это звучит убедительно, - и она комично сморщила свой носик и привычно встряхнула волосами. – А не слабо Поэту, стихи девушке почитать? - задиристо спросила она, покончив с мороженым.
Откровенно говоря, я растерялся, но мне хотелось произвести на нее впечатление, тем более проходящие мимо мужчины, откровенно разглядывали ее, но Муза, видно, привыкла к такому вниманию, меня почему-то это задевало.
Я отпил пару глотков пива и каким-то надтреснутым голосом прочитал ей:
« Мы встречались с тобой на закате, ты веслом рассекала залив, я любил твое белое платье, утонченность мечты разлюбив…»
Некоторое время мы молчали. Я пытался увидеть залив, его тихую задумчивую воду, пытался увидеть лодку и ее в белом. Но эту пасторальную картинку я никак не мог представить.
- Это твои стихи? - Нарушила она молчание.
- Нет, это Александр Блок.
-А впрочем, это и не столь важно, - как бы спохватилась она, словно боясь обидеть меня. – Главное, что прочитал ты их, как истинный поэт!
- Я старался, - допивая пиво, ответил я. – Какие планы на вечер?
- А разве ты не пригласишь меня к себе? Я еще никогда не бывала в обители поэта.
Я и в мыслях не мог себе представить, что она изъявит желание пойти ко мне в гости, если учесть, что было около девяти вечера. С ее стороны это был смелый поступок.
- Ты шокирован моим предложением? – продолжала наступать она. – Ты считаешь, что барышням в позднее время не стоит ходить в гости к одиноким мужчинам. Я угадала?
- Да нет, что ты! Я и сам думал пригласить тебя, но не осмелился, - неумело соврал я.
- Не ври, ты так не думал, - перебила она. – Сейчас ты совсем не похож на Поэта, скорей на какого-то бюргера. Оставь эти условности обывателям. Я ведь доверяю тебе и это главное. Мы сами должны решать такие вещи – удобно это нам или нет. Может у тебя другие планы, тогда другое дело!
- Нет, что ты! – Запротестовал я и тут же предложил, - Может, вина возьмем, все-таки ты моя гостья?
- Что ж, бутылка хорошего вина нам не помешает.
Я жил в коммунальной квартире в центре города. Кроме меня еще проживали две бабули, мои ангелы-хранители. Иногда мне казалось, что время в нашей квартире давно остановилось, старушки жили своими воспоминаниями, их мало волновало настоящее, а тем более будущее. Сам воздух был пропитан прошлым, и потрескивающий под ногами паркет, и тяжелые витиеватые бронзовые дверные ручки, и замысловатая лепнина на высоких потолках – все это были знаки прошлого. « Я никогда не думала, что в нашем городе еще сохранились такие древние островки,» – только и могла восхищенно заметить Муза.
Затем мы вошли в мою комнату : высокие потолки, и огромное в полстены окно придавали ей некую объемность, а если учесть, что в комнате почти что не было мебели, кроме огромного письменного стола, стоявшего окна, двух старинных кресел, расположенных тут же, а в противоположной стороне широкой низкой кровати и платяного шкафа, то комната действительно казалась слишком большой. Верхний свет я не включил, зажег настольную лампу и в комнате воцарился полумрак. Стол был завален папками, рукописями, книгами которые, я одним махом сдвинул на край стола, освобождая место для вечерней трапезы. Я усадил гостью в кресло, которая с интересом рассматривала мои апартаменты. Тем временам, я открыл бутылку «Каберне» и мы стали пить вино, оно было терпкое на вкус, как все сухие вина. Настольная лампа, как софит ярким пучком высвечивала часть стола, на котором красовался незатейливый натюрморт: из бутылки вина, двух тонких стаканов, наполненных на треть красным вином и оберточной фольги, на которой разместились ровные дольки шоколада. Освещенная часть стола напоминала театральную сцену, где действующими лицами и исполнителями были наши руки – ее тонкая рука, обрамленная змейкой браслета, поднимала стакан с вином, он застывал у настольной лампы, будто его просвечивали, желая убедиться в качестве напитка, и затем он исчезал в темноте. Тоже самое проделывала и моя рука. Этот молчаливый ритуал длился около получаса, когда вина в бутылке осталось едва-едва, я засуетился и предложил открыть вторую бутылку. Она запротестовала:
- Ты что решил меня споить? Мне и так хорошо.
- Но если тебе хорошо, тогда другое дело.
- А почему ты молчишь? Может, почитаешь еще стихи?
- Чуть позже, - пообещал я. – Расскажи лучше о себе.
Она не стала себя долго упрашивать, и поведала мне, что заканчивает юрфак и заодно работает в аудиторской компании своего отца. В будущем станет адвокатом, но для этого обязательно поработает следователем, чтобы лучше понять « что, к чему». Во всяком случае, так советует отец, который тоже в свое время начинал со следственной работы. Из ее слов я понял, что ее папочка не последний человек в городе, как в делах бизнеса, так и во всем остальном.
Когда она закончила свой рассказ, в комнате повисла напряженная пауза, я взял ее за руку, ладонь ее была горяча. Я стал целовать ее пальцы, она не противилась. В полумраке я увидел ее глаза, они смотрели на меня вопросительно и с каким-то любопытством. Выпитое вино придало мне смелости, я подвинулся к ней вплотную и, нежно обняв ее за шею, стал жадно целовать ее. Они были влажные и податливые, я легко подхватил ее на руки и понес к
постели. - Я знала, что этим все кончится, - выдохнула она.
- Ты хочешь уйти? – продолжая целовать ее, спросил я.
- Нет, - и она впервые сама потянулась ко мне.


 
 Утро было прохладным, всему виной оказалась не закрытая мной форточка, она и выстудила комнату. Муза с головой укуталась в одеяло, я выскочил из постели и закрыл форточку. Чтобы согреться, я решил выпить кофе, включил электрочайник, через пару минут он загудел, кофе хватило только на чашку. Обжигаясь, горячим напитком, я сумел сделать пару глотков, и поставил его стол. Вчерашняя ночь, проведенная с ней, словно заноза сидела во мне. Я чувствовал себя виноватым, мне казалось, что я позарился на что-то чужое, мне не принадлежащее. Она была рядом в трех шагах от меня, но это обстоятельство еще острее указывало мне, что я сделал что-то не так. Я ненароком зацепился взглядом за ее модные узконосые туфельки цвета беж, такого же цвета сумочку, которые мирно лежали у кровати. На спинке стула висел ее темно-синий брючный костюм, светлый плащ – все эти вещи, как я понимал, были куплены в дорогих бутиках. Они как бы говорили мне, что не просто шмотки, а особая форма одежды. В таких вещах ходят люди, из другой удачливой, счастливой и безоблачной жизни, где не считают жалкие копейки, там была своя арифметика цифр, и они были не в мою пользу. Это, конечно, были наивные рассуждения, поверхностные, но от них я никак не мог избавиться.
 Наконец фигурка под одеялом зашевелилась, видно, запахи кофе проникли и к ней. Муза приоткрыла одеяло и высунула из-под него свое личико.
- Привет! – радостно пропела она.
- Доброе утро.
 - Я тоже хочу кофе и, если можно, непременно в постель, - продолжила она в том же приподнятом настроении.
- Пардон, мадмуазель, но чашку кофе нам придется разделить на двоих, кофе хватило лишь на чашку. Так что с кофием напряженка, - развел я руками.
- А с чем еще у нас напряженка? И чего еще в доме нет, мой бедный Поэт? – она выпрыгнула из постели, сладко потягиваясь, прошлась по комнате, на ней была моя рубашка доходящая почти до колен. – Ну, так чего в этом доме нету?
- Да много чего не хватает, - неопределенно ответил я, вполне серьезно воспринимая ее вопрос.
- Глупенький, в твоем доме не хватает хозяйки! - Она взглянула на меня и тут же добавила, - Ой, только, ради бога, не делай такого лица, я ведь пошутила!
Потом мы пили кофе, который уже не обжигал, но был еще достаточно горяч. Мы делали по глоточку, передавая чашку из рук в руки, когда наши руки соприкасались, мне хотелось, чтобы она осталась здесь навсегда.
- Тебе не кажется, что мы можем сдружиться? – и она в который раз смешно морщила свой носик. – Что молчишь, испугался моей наглости насчет хозяйки и сразу в кусты?
- Да дело совсем не в этом, как ты не поймешь, что мы с тобой, как бы из разных миров, - тяжело вздохнул я, и меня вдруг прорвало. Я стал лепетать насчет того, что я для нее совсем не пара, старше на целых 9 лет, что у меня нет достойной профессии, чтобы содержать семью. Я нес какую-то несуразную чушь и ахинею, от которой меня самого тошнило. Муза, тем временем, торопливо одевалась, совершенно не реагируя на мои слова, и, когда она была у двери, я не выдержал и выкрикнул:
- Да как ты не поймешь, что через пару недель ты сбежишь из этого романтического рая под крыло своего папочки. Ты ведь взрослая девочка!
- А я думала ты взрослый мужчина! – и она так хлопнула дверью, что при таком ударе, стены и потолок должны были непременно рухнуть. Но все оставалось на своих местах, она ушла,
 и ничего не произошло, ничего не случилось. Также продолжало за окном светить солнце и буйствовать зелень весны. Только во мне образовалась какая-то жгучая пустота, в которой гулко билось мое сердце.
Не помню, как я провел этот ужасный день. Я бродил по городу как бездомный пес, в каждом женском лице, я искал ее лицо. Я напрасно искал ее, я упустил свой шанс. Она доверчиво словно ребенок потянулась ко мне, а я испугался этой доверчивости, я боялся за нее, а может за себя. «Я просто струсил в тот момент, когда она поверила и потянулась ко мне.» – наконец-то признался я себе, и от этой мысли стало еще горше. Только поздним вечером я пришел домой, и не включая свет повалился на кровать.
Вспыхнула настольная лампа, за столом, в полутьме сидела она.
 - Ты здесь?
- Как видишь, пришла я, а не мой папочка!
- Прости, утром я нес какую-то чушь и мне стыдно за себя. Наверное, я чего-то не понял?
- Наверное, не понял, - согласилась она. – Но ты же Поэт!
- Надеюсь, - каким-то не своим голосом прошептал я и тут я услышал музыку, она лилась откуда-то сверху, лилась отовсюду, рождалась во мне. Музыка была не печальной и не торжественной, она была божественной. Быть может, эта музыка посещает многих, но не все хотят уловить ее мелодию, я же уловил ее, пусть на крохотку мгновения, пусть на самую малую йоту я услышал свою Музыку.
Долгое молчание нарушила Муза, глядя в огромное черное окно, в котором отсвечивались мириады звезд, она тихо спросила:
- Помнишь той ночью, ты читал мне свои стихи, там были такие строчки: «Ты дочка мамина и папина, хотя давно ты не дитя…», а дальше как?
- « Быть может, маленькой царапиной, останусь в сердце у тебя», - в такт ей закончил я стих.
- А я, останусь в твоем сердце царапиной?
Я слышал как гулко и часто бьется мое сердце, в таких случаях говорят, готовое вырваться наружу.
- Ты больше, чем царапина – ты судьба. – И тут же шутливо добавил, - И откуда ты взялась такая?
- Откуда, откуда! От верблюда! – и как всегда она комично сморщила свой носик и встряхнула волной своих светлых волос, но этих движений я не видел. Она выключила настольную лампу и на фоне звездного неба, которое освещало окно, шла ко мне, верней, парила в этом звездном пространстве окна…