Арчер. Глава 11

- То, что вы говорите, это, мягко говоря, преувеличение. Я никогда не утверждал, что алкоголь должен использоваться как инструмент этнографических исследований. Наилучший способ сбора информации из тех, что известны этнографической науке, это вживание в среду обитания информантов. Информантами называют тех, кого опрашивают, а собиратели это люди, которые опрашивают. Вот, например, небезызвестный Миклухо-Маклай уехал в деревню к папуасам и жил там с папуасами как папуас. Одевался как папуас, ел как папуас.
- И умер как папуас?
- Да! Совершенно верно! И умер как папуас. Папуасы его очень любили за это. Кстати говоря, Миклухо-Маклай это практически сакральная фигура для всех этнографов. Каждый год этнографы конструируют чучело Миклухо-Маклая.
- И сжигают?
- Нет. Перед ним ставят стакан водки и на следующий день, как ни удивительно, этот стакан водки всегда находят опорожненным.
Андрей Иванович Шатров оказался высоким широкоплечим мужчиной с военной выправкой и очень интеллигентной манерой выговаривать научные термины. На вид ему было ненамного больше тридцати лет. Описание его внешности, данное Джошем по телефону, мало соответствовало действительности. Однако Егор без труда вычислил Шатрова в толпе сгорбленных обитателей бара с дурашливым названием "Укроп". Довольно долго Егору пришлось объяснять, что он не студент и, что он не собирается ничего пересдавать. Объяснить цель своего прихода было еще сложнее.
- То, что вы сказали о методах опроса, конечно, никакого отношения к этнографической науке не имеет.
- Значит, вы против распития спиртного вместе с информантом? - спросил Егор, опуская рюмку. Они выпили по сто грамм и ждали, когда принесут мясо с картошкой.
- Отчасти это можно объяснить методикой Миклухо-Маклая. Если собиратель общается с пьющим информантом, или в деревне празднуют что-то, или собирателю просто наливают по случаю прихода гостей – от выпивки лучше не отказываться. У нас в России так часто бывает - приход гостя сам по себе считается праздником, а праздник по определению это и есть процесс потребления спиртных напитков. Безусловно, собиратель, если он настоящий ученый, не имеет права отказываться даже если он не пьющий, даже если у него язва или болит печень.
Как Егор не старался, но отделаться от желания встретиться с Полиной он не мог. Мечта об этом тоталитарно овладела его сознанием, вытеснив оттуда все неприятности, с которыми он успел столкнуться в последние дни. Все, что он видел и слышал, возвращало Егора к одному единственному образу, волновавшему его до бессонницы и до потери аппетита. Полина по воле злых сил оказалась в сетях кровавых нелюдей. По воле добрых сил он, Егор, познакомился с ней как раз в тот момент, когда до крайней точки остается совсем немного, и когда принцессу еще можно освободить.
- Даже если он подшит? Бывали такие случаи, что подшитые этнографы ради науки выпивали и умирали?
- Вы знаете, - аккуратно сложив салфетку, сказал Андрей Иванович, - мне о таких случаях ничего не известно. Может быть, это говорит об упадке науки - наверное, уже не осталось настоящих ученых, готовых жертвовать собой в таких ситуациях. Необходимо признать, что этнография это героическая наука – с какой бы точки зрения мы не рассматривали этот вопрос. Известно, что в сталинские времена много этнографов было репрессировано. Существенно меньше публикаций посвящено тому, что многие этнографы трагически погибли в экспедициях. Когда они ездили к отсталым народам и совершали, по незнанию, какое-то действие, которое туземцы считали оскорбительным, этнографов за это убивали. Недавно вышла книжка о репрессированных этнографах, а вот книги о тех, кого убили в экспедициях, я думаю, еще долго не появится. Хотя она будет раз в десять толще.
Принесли закуску. Егор предложил тост за науку.
- Насчет пыток, - продолжил Андрей Иванович, - эту теорию следует воспринимать в качестве шутки. Я недавно перечитывал "Молот ведьм" и мне пришло в голову, что инквизиторы были первыми этнографами в истории человечества. Они ставили в общем-то те же самые задачи, и применяли характерные для средневековья методы получения информации. Ведь не секрет, что во время следствия в определенный исторический период всегда использовались пытки, которые считались наиболее верным методом получения необходимой информации. По большому счету пытка это способ упростить процесс, избавить допрашиваемого от лишних обременительных моральных мучений типа "врать, или не врать?", "закладывать тётю Катю или не закладывать?". Палач в данном случае помогает человеку, раскрепощает его, помогает активнее втянуться в процесс обмена информацией.
- Очень интересно. И как вы видите правовое обеспечение такой инициативы? Информант тогда должен подписывать некую бумагу, в которой он соглашается, что все последующие расходы на лечение - если этнограф нанесет ему травму - он берет на себя.
Егор выпил еще и довольно скоро почувствовал как маниакальная зацикленность на Полине и всем, что с ней связано, уступает место пьяной разболтанности и той расслабленной легкости, ради которой, собственно говоря, и стоит пить. "Очень хорошо", - констатировал Егор, - "главное все же не забыть спросить про скопцов".
- Если такая практика будет введена, - Андрей Иванович выудил из салата огурец, обмакнул его в майонез и с хрустом откусил, - то государство должно предоставить максимально широкие полномочия этнографам при проведении научных исследований. Ни о каком договоре с информантами здесь и речи быть не может.
- Я вспомнил один нюанс из практики садомазохизма.
- Да-да, - с интересом прореагировал Андрей Иванович.
- Прежде чем начать свой садомазохистский акт, они договариваются о волшебном слове, при произнесении которого, садомазохизм прекращается.
- Это здесь совершенно не при чем, - рассудительно ответил Андрей Иванович, - Правительство обязано позаботиться о привилегиях для этнографов, чтобы они, не опасаясь последствий, трудились во благо науки. Возможен вариант, когда информант подписывает соглашение, в котором обязуется говорить только правду. Для наиболее податливых информантов такой либеральный вариант вполне приемлем. Еще возьмем? Еще по сто?
Егор не стал отказываться. Расследование продолжалось. Собравшись с мыслями он начал говорить о том, что в последнее время часто думает о скопцах, о том, как его удивляет факт их существования, о том, что как жаль, что их больше нет - и так безостановочно и бессодержательно в течение пяти минут. Андрей Иванович медленно, как сок, выпил водку и закурил.
- Все, что вы говорите, свидетельствует о существенных пробелах в ваших знаниях.
Егор улыбнулся. Значит, все-таки какие-то знания у него есть.
- Итак, о скопцах. Скопцы это не организация и не движение. То представление, какое мы имеем о них из литературы, это очень редуцированное и неадекватное представление. На самом деле, это явление захватывало намного большие массы населения, чем мы можем себе вообразить. Если можно так выразиться, эта идея всегда висела в воздухе. Во все времена, во всех странах, везде и всегда были люди, оскоплявшие себя в религиозно-мистических целях. Даже в Советском Союзе были группы скопцов. Это неуничтожимый архетип, который жил все времена, во все эпохи. Кастраты это вечно.
В таких случаях говорят, что тост возник сам собой. Осушив рюмки, заказали еще по пятьдесят.
- Известный любому историку русского сектантства Кондратий Селиванов никакой конкретной организации не основал. Это был человек, который работал на публику. Вроде Распутина. Достаточно одиозная фигура, надо сказать. Сколотил свой авторитет дешевым эпатажем. Вообще, надо сказать, что сведения о дореволюционных сектах часто убийственно недостоверны. Во все времена были люди, которых мы сейчас называем беспринципными журналистами, и то явление, которое мы называем желтая пресса. Мы можем точно сказать, что секты были, но была ли кастрация стержнем их учения, мы сказать не можем. На чем строилась община, мы не знаем. Мне кажется, что община формировалась вокруг лидера, как происходит и сейчас. Людей объединяют лидеры, а не идеи.
- Лично вы скопцов встречали?
- Лично я скопцов не встречал. Наверное, из-за узости моей этнографической практики. Так получается, что большинство по-настоящему интересных религиозных групп обитает в районах, лишенных тех благ цивилизации, к которым мы привыкли здесь. Например, даже когда мы уезжаем в Ленобласть, мы можем быть уверены, что здесь ловится сотовая связь. А там где живут скопцы, там ни фига не ловится. Чтобы уехать подальше, нужны деньги. И потом это достаточно стремно, если можно употребить этот ненормативный термин. Начальники экспедиций боятся туда выезжать, потому что в основном в экспедиции едут девочки с младших курсов. Современная деревня это совсем не место для девочек с младших курсов. Там нет комфорта, и там есть опасность со стороны местных жителей. Им же наплевать на статус. Они настроены нигилистически и потому с легкостью могут посягнуть на девочек с младших курсов.
- Но если в поселке живут только скопцы! Каким бы нигилистом ты не был, если ты кастрирован, ты уже не страшен. Для девочек с младших курсов.
- Я не думаю, что можно целенаправленно поехать в поселение скопцов. Мы можем поехать к виссарионовцам, потому что мы знаем, где они. А где скопцы? Их еще надо поискать. Но я уверен, что найду скопцов в России, только мне нужен неограниченный денежный запас.
- Раскройте методику поиска, - Егор достал из кармана блокнот. Он побаивался, что его информированный собеседник скажет что-нибудь сенсационно важное, а водка коварно обхитрит некрепкую память.
- Секрета нет. Методикой опроса может овладеть любой.
По столу покатилось яйцо. "Зачем здесь яйцо?" - записал в блокнот Егор. Яйцо катилось между рюмок, стукнулось о пепельницу, задело вилку и застыло у края стола. В голове Егора возник сценарий для нового мультика.
- Странно. У меня есть подозрение, что в нас кинули яйцо, - тихо сказал Андрей Иванович.
С траурными лицами они допили водку. Андрей Иванович положил локти на стол и продолжил рассказывать о методике опроса. Егор смотрел на него и рисовал в блокноте.
- Есть косвенные признаки, которые указывают на то, что в деревне не все так просто. Опытные люди всегда смотрят на второстепенное, потому что, как правило, второстепенные детали более важны, чем то, что мы по глупости своей, считаем главным. Вообще, Юра, должен тебе сказать, что сказать мне тебе нечего. Поиск кастратов это задача не для любителей. Это задача для мастеров.
- Я не Юра.
- Все равно. Это вопрос профессионализма. Ведь этнографы в отличие от археологов работают с живыми людьми. Отсюда, кстати, различие в характере среднестатистического этнографа и среднестатистического археолога. Археологи злее. Они все время в земле роются, на них постоянно сверху что-то сыпется, все мысли только о смерти. А мы приходим в дом, садимся за стол, разговариваем, хорошо и продуктивно проводим время. Люди любят жизнь, это аксиома.
- Это понятно. Но все-таки, каков план поиска скопцов?
- Никаких планов быть не может, все решается прямо на месте. Все зависит от того, как люди поведут себя по отношению к этнографам. Их отношение можно изменить, например, покупкой алкоголя. Этнография это квест. Ты знаешь, что такое квест?
Егор утвердительно крякнул. Он уже давно не играл в компьютерные игры. Изредка раскладывал пасьянс. Последняя игра, в которую он увлеченно играл пару лет назад, была как раз сделана в жанре квест. Главный герой ходил по городу в поисках чего-то магического и прекрасного. В процесс поиска ему нужно было решить множество промежуточных задач: кого-то убить, с кем-то подружиться, выполнить чьё-то поручение. Игра затягивала своей непредсказуемостью, каждый новый персонаж не был похож на предыдущего, с каждой новой задачей финальная цель становилась все более и более недосягаемой, а структура игры постоянно усложнялась.
- Я бы всем своим студентам советовал прежде, чем ехать в экспедицию, поиграть в квест. Лучшие помощники в этой игре, конечно, дети. Дети это незаменимый источник информации по нетрадиционным темам. Они всегда могут сказать, что вот та бабка колдунья, а вот тот дед скопец. Вообще хороший учёный должен уметь ладить с детьми.
Андрей Иванович внезапно встал и ушел в туалет. Егор повертел головой и сквозь сплетения мутных полос, закружившихся перед глазами, заметил, что яйцо, неожиданно оказавшееся на их столе, так же неожиданно исчезло.
Когда Андрей Иванович вернулся, Егор успел заказать еще по пятьдесят.
- Молодец, - похвалил его Андрей Иванович, - не растерялся. А где яйцо?
- Исчезло.
- Жаль.
- Ну, хорошо, - Егор встряхнул головой, - если представить, что кто-то указал вам на секту, практикующую кастрацию, как вы будете с ней работать?
В блокноте копились малюсенькие завитушки, запятые, круги и крылатые пентаграммы.
- Идеальный метод это вживание. Но поскольку оно в таком случае чревато довольно значительными физическими трансформациями, мы не можем требовать от ученых этого. Хотя многим кастрация была бы на пользу.
Андрей Иванович подскочил на стуле, выпрямился и вышел из-за стола. Он почти дошел до двери туалета, но перед самой дверью повернулся и пошел обратно.
- Прежде чем я опять уйду, озвучу мысль. Не беда, что мы не сможем вжиться в секту скопцов, из-за того, что мы, так сказать, бережем территориальную целостность своего организма. Когда мы работаем с колдунами, мы тоже не можем взять и сразу вжиться в их среду, то есть стать колдунами. Прежде всего информация должна добываться от окружения интересующих нас людей, от соседей, от детей, потому что сначала мы добываем косвенную информацию. Запомни, всегда начинай с косвенных источников! В них вся правда.
Андрей Иванович сел и задумчиво пошевелил окурком в пепельнице.
- Вот, например, они себя калечат, - придумал новый вопрос Егор, - их лидер призывает калечить друг друга. Вы как этнограф будете способствовать огласке этого дела? Заложите ли вы их? А?
Андрей Иванович сморщился и на миг превратился в печеное яблоко. Онемевшие руки Егора блуждали где-то по поверхности стола. Блокнот потерялся.
- Этнограф не должен так поступать.
Андрей Иванович встал и сел.
- Это не научно! Такими вещами должны заниматься другие ведомства, которые работают в интересах государства. У этнографа другая задача. Лично мне доводилось беседовать с колдунами. Весьма часто. И хочу тебе сказать, что ту информацию, которую они меня настоятельно просили не публиковать, я никогда не опубликую даже в целях науки. Здесь речь идет о честности, о доверительности. Даже если это угрожает государственной безопасности, я все равно не раскрою секретов своих информантов. Никогда.
Потом они оба встали и вышли из “Укропа”. Наслаждаясь торжественным молчанием, пошли куда-то в сторону Невы. Пару раз Андрей Иванович делал недвусмысленный жест рукой, они вставали у стеночки и оставляли в подворотне два растекающихся отпечатка.
Егор нырял в глубину памяти, стараясь зацепиться за то, что ему казалось прочной основой его существования - имя, фамилия, адрес, цель встречи. Нырнув однажды, он утонул в подробностях. Голова, отягощенная воспоминаниями, легла на асфальт. Андрей Иванович поднял голову и отнес ее к воде. На ступенях валялись стаканчики и бутылки из-под шампанского.
Чей-то голос подвывал в такт ритмичным встряхиваниям: "Юра, Юра, послушай меня внимательно!" Через тысячу тысячелетий плотина рассыпалась и Егор что есть мочи заорал:
- Я не Юра!
Мимо промчалась колонна мотоциклов. Запредельный грохот болезненно сжал виски. Видимо, это был первый раз, когда Егора тошнило в тот вечер. Вслед удалившимся байкерам Егор крикнул, вложив в свой крик всю силу души и тела:
- Я не Юра! Я Егор! Я ищу Полину! Я её люблю!
Андрей Иванович с двумя сигаретами во рту стоял на последней ступеньке, уходившей прямо под воду. Как и большинство пьяных, очень пьяных людей он чудесным образом не падал и не поскальзывался в той ситуации, в которой любой трезвый человек давно бы уже распластался ничком. Напротив, движение по ровной поверхности, как известно, является самым сложным для пьяного человека, чем ровнее поверхность, тем больше вероятность падения. На Западе такие парадоксы называют "Загадочная Русская Душа".
Потом они неожиданно очутились на другом берегу. Теперь уже Егор стоял у воды, а Андрей Иванович лежал и с серьезным видом очищал воротник от содержимого своего желудка. Они о чем-то говорили, Егор непривычно часто пользовался артиклем “бля”, Андрей Иванович беспрерывно курил, плевался и смотрел на потемневшее небо. Глаза у обоих были влажные. Не заплакать было невозможно.
Когда наступила ночь, Егор уже не мог понять, где кончается пьяный обморок, а где начинается пьяное бодрствование. Андрей Иванович схватил его за руки и, грубо толкаясь, привел в бар. Там работал телевизор и звенели игровые автоматы.
Егор плюхнулся за столик и вопросительно уставился на Андрея Ивановича. Тот быстро сходил к стойке и принес две кружки пива. Егор на мгновение заснул.
Когда он проснулся, все было по-прежнему.
Они пили, пили, пили. Метро закрылось еще до их прихода в этот бар. Им оставалось только сидеть и пить. Ничего нового.
Ближе к четырем часам Егор неожиданно почувствовал себя практически трезвым человеком. Они заказали еще.
- Давайте вместе искать скопцов.
- Давай. Без проблем.
- А где мы будем искать?
- А где хочешь. Где угодно.
- Где-нибудь поближе хочется.
- Без проблем. Хоть завтра.
- Что мы будем делать?
- Конкретно?
- Да. Конкретно.
- Конкретно не знаю.
Они довольно долго сидели, зачем-то выходили на улицу. Кто-то дал Егору по спине, но это было ничто по сравнению с ударом по носу, который получил Андрей Иванович от какой-то тени, выплывшей из-за ажурной решетки. Им кричали вслед ругательные слова, а Егор радостно орал, бегая по пустым, скудно освещенным улицам. Вернувшись в бар, они взяли еще по две.
- Ну, вроде есть такая легенда, что где-то тут в дачных поселках существует скопческий корабль. Но это, на мой взгляд, не больше, чем городская легенда. Страшилка такая. Типа страшилок про маньяков.
- Вы не верите в маньяков?
После этого вопроса у них кончились деньги. Андрей Иванович стоял на коленях, пытаясь разглядеть высыпавшуюся мелочь. На улице к ним опять кто-то пристал.
Они гуляли кругами, сидели во двориках, катались на качелях, пели что-то военно-патриотическое и блевали. Рассвет был прекрасен.
- Я не то что бы не верю, что они там собираются, - сказал Андрей Иванович, когда они подошли к станции метро, - Я не верю в их подлинность. Если они там и есть на самом деле, то это новодел, а мне интересны старые религиозные движения. Понимаешь? Есть такое понятие - новые религиозные движения, а меня интересуют старые.
- Понимаю.
- В принципе, это тоже может быть интересно, но я же не могу заниматься всем сразу. У меня ведь всего лишь одна жизнь. Я не хочу её бездарно разбазарить.
- Я вас понимаю, Андрей Иванович.
Егор вздохнул. В животе что-то зудело, голова позвякивала, хотелось спать. Но все равно, ощущения были восхитительные, похожие на невесомость.
Метро должны были открыть через десять минут. К входу подтягивались люди, преимущественно мужчины с несчастными лицами.
- У меня студентка была. Полина. Фамилию забыл. Она очень сильно всем этим интересовалась и вроде бы даже вышла на контакт с какими-то новоявленными скопцами. Говорила, что они берегут свою конспирацию и кого попало к себе не пускают. Меня приглашала. Это знаешь, где... Сейчас вспомню.
Андрей Иванович долго тёр лоб, кряхтел, кашлял, и чертыхался. Потом назвал поселок, недалеко от Питера, где должны были собираться скопцы.
- Там, как она говорила, школа есть старая, в которой пожар был пару лет назад. Они устроили там своего рода скопческий сквот. Не знаю, можно ли верить этому. Времени проверять нет. Да и желания тоже нет. Ничего нет.
Егор почувствовал, как прохладный ветер залез ему под майку и защекотал спину. Очень хотелось лечь и закрыть глаза.
Они сели в первый вагон первого поезда. Андрей Иванович потряс руку спящего Егора и вышел на своей остановке.
Светало. Люди спускались под землю.