Ни хлебом единым

Какая жизнь отликовала,
Отгоревала, отошла,
И все ж я слышу с перевала,
Как веет здесь, чем Русь жила.
Все также весело и властно
Здесь парни ладят стремена,
По вечерам тепло и ясно,
Как в те былые времена…
А. Познахарев


Но тебе сыздетства были любы –
По лесам глубоких скитов срубы.
По степям кочевья без дорог,
Вольные раздолья да вериги,
Самозванцы, воры да расстриги,
Соловьиный посвист да острог…
М. Волошин


Мы со Светой спускались к вокзалу. Я катался по разъезженному склону, она тоже каталась иногда, держась за мою руку. Морозило и темнело. На автовокзале разворачивался старенький, еще кругломордый ЛиАЗ, скользя колесами по накатанной дороге. Мы думали, стоит ли брать билеты. Так как мы ехали тут первый раз, то решили не рисковать.
В зале ожидания немного согрелись, сходили в туалет. На первом пути недолго постоял фирменный «Буревестник» из Нижнего. Темнело, небо уже сиреневело. Подходил к концу один из тех зимних вечеров, когда дым из труб поднимается в небо отвесно, и хруст снега из-под валенок в морозном звенящем воздухе разносится далеко по селу.
Выходить на улицу заранее мы не стали, но вот уже объявили нашу электричку до Петушков и тоже на первый путь. Кое-где над нами уже загорались звезды. Мы вышли на перрон, вдали слева медленно приближался прожектор, вскоре я различил силуэт ВЛ. Подошла не электричка, а несколько плацкартных вагонов с проводницами, тащил их и правда ВЛ-80. Мы показали билеты и зашли в вагон, в первом купе в рундук был насыпан уголь, мы сели в середине. Напротив нас - парень с девушкой.
Вот поезд тронулся, поплыл обратно вокзал, остался позади холм с Успенским собором, Владимир остался позади со своими музеями, Золотыми Воротами, уходящими вниз заметенными улицами. Остался в нашем прошлом монастырь, столовая УВД, поездка в маршрутке по холмам города.
За окном совсем стемнело, и нельзя было ничего рассмотреть. Проехали Юрьевец, проехали Колокшу, платформу 170-ый километр. Где-то там за окном люди заходили в избы, отряхивали снег с сапог, снимали куртки. А сто лет назад снег обивали с валенков, снимали с себя тулупы, крестясь, садились ужинать. Проверяли еще раз скотину и запирали дверь на засов. Бабы пряли при лучине. Избы крестьянские были тогда меньше, полны детей, в углу грелись ягнята, на печи лежал дед. На темный стол хозяйка ставила горшок с постными щами, дети брали в грязные ладошки хлеб. Из красного угла сурово смотрел на происходящее Спас.

 

Меня клонило в сон, вагон часто останавливался. Я прилег Свете на колени. Полка подо мной немного покачивалась, за окном была одинаковая тьма. Мысли начинали путаться, я закрыл лицо курткой, и тусклый свет вагона перестал мешать погружению в сон.
Подмосковье. Совсем разное в сторону Рязани, Смоленска, Тулы, Владимира. И такое похожее. Лето в Рязанской области, зима на Клязьме. Там сочное разнотравье июня, здесь – засыпанные снегом чащи. Редкие поселки, дома с резными наличниками. Пронзительно красное закатное небо.
Из полудремы меня вывел голос проводницы, объявляющей конечную – Петушки. Мы вышли из вагона на холодный перрон. Электрички нигде не было. По пешеходному мосту прошли на первый путь. Люди обошли наш состав по путям сзади. Здесь так делали все, поэтому на мосту снег не был убран. Ледяная корка почти сровняла ступени друг с другом, но, слава Богу, мы ни разу не поскользнулись.
Когда таким образом мы дошли до первого пути, на нем никого уже не было. Над головой горели несколько фонарей, начиналась пурга. Как жаль, что сели батарейки, и я не мог запечатлеть этот момент. Небольшой вокзал, снег под фонарями, четыре вагона и электровоз с тускло светящимся окном кабины. И безлюдье, и тишина.
Московскую электричку надо было ждать еще около часа. Сидеть не хотелось, и я предложил поискать трассу. Мы вышли на привокзальную площадь. По периметру располагались пара магазинов и закусочная. Далее шла дорога, у обочины стояла десятка. Света предложила спросить у мужика, сколько он возьмет до Орехова. Я знал, что дорого, но все же подошли, спросили. Он запросил пятьсот рублей – на мой взгляд сумму вполне приемлемую на такое расстояние, мы, конечно же, отказались, он сбавил до четырехсот. Тогда я извинился и спросил, как выйти на трассу. Выйти оказалось нельзя, только доехать, он даже показал автобус. Изначально наш расчет был ехать бесплатно на попутке, но могли ночью и не взять. К тому же шел восьмой час, а транспорт в Орехове после девяти ходит не очень, особенно к нам на окраину.
Мы вернулись в зал ожидания. Хотелось купить чипсов или сухариков, но деньги заканчивались, поэтому мы приобрели билеты и сели в кресла напротив касс. Вокзал походил на Сасовский, только без двух залов – маленький. Пошел долгий час ожидания. Мы молчали. Деревянные сиденья, деревянные стены, окошко кассы и рядом второе – закрытое. Неяркий свет, немногочисленные пассажиры, закрытый газетный киоск. Схема маршрута по зонам.
Как хорошо было сидеть в этом теплом маленьком зале! А еще уютнее становилось при мысли о морозе за окнами, о вьюге, снеге, скрипящем под ногами. Можно закрыть глаза и представить, как сейчас половой 2 принесет самовар и баранок. Я, наконец-то, скину тулуп, мы выпьем по рюмке домашней наливочки, стакана по три чая из блюдца.
- Ну, пора, - скажу я, вставая из-за стола. У двери уже стоит пара свежих рысаков, мы сядем в сани. Звякнут бубенцы. Эй, залетные! И над заснежеными полями польется вечная русская песня – песня ямщика. Да и что там! Я с радостью стал бы тем ямщиком, дворецким, путешествующим с барином, станционным смотрителем.
Такая жизнь отошла,.. отпела, отплясала. Тройку Русь оседлали дельцы. Задушили Жар-птицу Феникс, корову Пеструшку пустили под нож, а Иван – Царевич у обочин дорог продает свою Василису.
И все же и сейчас здесь хорошо. Еще и оттого, что знаешь прошлое этих мест, помнишь славную историю предков. В этих лесах князь Владимир искал место для новой столицы, здесь кривичи молились Перуну, неподалеку святой Сергий благословлял молодого Димитрия на борьбу с басурманами. Здесь прошел эшелон с Новгородскими революционными рабочими и огненное колесо террора вслед за ними.
Перед глазами вставали всадники в доспехах, люди с хоругвями, крестьяне за плугом, деревянные церкви. Купцы, едущие с Макарьевской 3 в Москву, странники Христа ради, раскольничьи попы, лихие людишки. За вокзалом еще днем я заметил старую церковь. На дверях засов, староста подходит к иконам, снимает нагар с фитилей у лампадок, подливает масла. Креститься, кладет поклон, зевает и идет спать в притвор.
Полет мысли заканчивается вместе со временем, дарованным нам Богом на этот вокзал. Из Москвы приехала электричка. Заходим в тамбур, через неплотно закрытую дверь туда намело целый сугроб, на окнах иней. Людей немного.
Леоново, Омутище, Покров. Изредка в кромешной заоконной тьме проплывают фонари полустанков. Вот и Крутое, следующая наша. Приехали и бежим со всеми на последнюю маршрутку. Ледяной воздух обжигает горло. Размещаемся в ГАЗели. Нам до конечной.
Едем по полупустым улицам, в окошках домов горит свет. Заканчиваются многоэтажки, проезжаем деревянные дома. Пересекаем небольшое поле, за заснеженным озером темная стена сосен. Заходим в санаторий, поднимаемся к себе. В холле, как всегда, дискотека - громкая музыка, алкоголь.
Засыпаем быстро - столько всего видели за день - вспоминается, путается, сливается. А впереди еще много дорог.

 

Примечания:

1. ВЛ – серия грузовых электровозов, аббревиатура «Владимир Ленин»
2. Половой – официант
3. Макарьевская – знаменитая ярмарка у Нижнего Новгорода