Становление яхтсмена!

СТАНОВЛЕНИЕ ЯХТСМЕНА!

(Рассказ от первого лица)

Мы жили в довоенной Латвии. Мне было всего 13 лет. Мой брат, который был старше меня на 5 лет, занимался парусным спортом давно. Но теперь он достиг возраста, когда мог сдать экзамен и получить права водителя всех видов плавсредств во внутренних водах страны.
Его пригласил в качестве капитана его приятель, владелец не большой яхты « Молли» пятой категории класса КР.
Как правило, на таких лодках команда состоит из трех человек. Капитан, он же штурман. 1-й матрос, обслуживает грот. 2-ой матрос, обслуживает фок, кливер и спинакер.
Во время парусных регат успех победы зависит очень много в том, как быстро и ловко будет осуществляться смена парусов при изменении галсов. Работа эта требует не столько мужской силы,
как сноровки и ловкости. Как правило, при этом катастрофически не хватает двух рук, которыми обладает один человек. Поэтому матросу номер 1 приходиться приходить на помощь матросу номер 2. А управление гротом в это время принимает на себя и штурман.
Чтобы облегчить эту работу, и заиметь лишнюю пару рук, мой брат решил, что взрослого матроса могут заменить два пацана. Это по весу практически ничего не меняло, но зато эти ребята, работая на пару, принесут больше пользы.
Вот так я попал в команду с моим приятелем Колей. Он был того же возраста, что и я, только немного по толще в теле.
Нас взяли на лодку и стали муштровать весьма усердно и строго. Никакие поблажки не имели место. Нас обучили всему комплексу матросских дел. Сюда входило: уборка лодки и мытье палубы; содержание в порядке парусов, их просушка, при необходимости после дождей,и починка порванных мест; содержание в рабочем состоянии снастей и шкотов; вязка узлов и шплейсование; и многое другое. Эту науку мы освоили сравнительно быстро. Нам нравился парусный спорт, и мы не сетовали на строгость наставников.
Находились мы на лодке на полном пансионе. Имели и парадную и рабочую одежду. Кормили нас в кафе яхтклуба, которым заведовала жена боцмана. По настоящему кафе работало только с пятницы по воскресенье включительно, т.е. в те дни, когда был в наличие наплыв членов клуба.
В будние дни у нас оставалось много времени, свободного от ухода за лодкой. И мы его использовали для своих развлечений.
Как никак, а нам было ещё мало лет. Мы находились в переходном возрасте от мальчишества, до юности.
Одной из наших излюбленных игр была игра в морской бой. Для этого мы собирали пустые банки из под краски и олифы в ангаре, в котором лодки хранились в зимнее время, и где проводились все ремонтно-отделочные работы. Банки были вместительные, литров на 10 – 20. Их мы связывали между собой и придавали связке форму, похожую на корабля.
Эта связка опускалась в воду. Коля, он благодаря своему жирку мог долго находиться в воде, изображал подводную лодку. В качестве торпеды использовался багор. Им и таранились стенки банок до тех пор, пока корабль не пошел на дно. Я же плавал рядом на тузике. Ловил после каждого броска багор и передавал его Коле.
Намаявшись этой физической игрой, мы забирались в каюту нашей яхты, и, располагаясь на диванчиках, начинали горланить песни. Как правило, это были песенки не очень пристойные. Ну примерно такого рода:

- Целый день она хлопочет, пироги печет!
 А кто знает, и кто хочет, то её е…..
 Ехал на ярмарку ухарь купец,
 Ухарь купец, удалой молодец.
 Ухарь купец, не будь мальчуган!
 Девкам не показывай свой х…..

 Хулиганы, …ганы, мальчуганы,…ганы,
 Поймали китайца.
 И вырезали я….

 Яблочки, на тарелочке,
 У моей девочки!
 Целый день она хлопочет, пироги печет!
 А кто знает, и кто хочет, тот её е………
 
Репертуар был большой. Мы никого не боялись и распевали такого рода хулиганские песенки на трех языках. Там шла речь про щофера Макси и его гараж. Были тирольские напевы в виде частушек. Примерно с таким содержанием: отец мой столяр, а сын его я! Отец мастерит качалки, что в них то я.
Отец мой портной, а сын его я.
Отец порет платья, а девок вот я.

Хоть в будни на берегу было мало народа, но все же там, на мостках, находились иногда дамочки из общества любительниц покататься на парусных лодках. Наша лодка стояла на рейде на буе. Добраться до нас можно было только на шлюпке. Но наши голоса были хорошо слышны на берегу. В наш адрес летели замечания и просьбы, прекратить хулиганство. Но это делалось для блезира, так как дамочкам очень хотелось послушать наши песенки.
Наши главные соперники были ребята с аналогичной лодки «ИНА». Мы их дразнили «СИНГ-СИНГовцами», что означало выходцами из Нью-Йоркской тюрьмы для особо опасных преступников. Они же нас дразнили прозвищем « Ирлавчане», по названию поселка, где располагалась главная психиатрическая лечебница. Но не смотря на дурашливость в обращении, мы с ними ладили не плохо.
Самая противная для нас была пора в конце лета перед осенним циклом регат. За лето подводная часть корпуса яхты, как правило, обрастала присосавшимися водорослями и ракушками. Это тормозило движение яхты. Надо было избавиться от этих наростов. Яхту на слипе поднимали на берег. Нас заставляли соскребать всю эту нечисть. Затем подводная часть покрывалась графитовой краской с добавкой Парижской зелени. Её добавляли для того, чтобы уменьшить прилипание к корпусу водорослей. Для лучшего скольжения надо было всю поверхность, покрытую графитом, отшлифовать наждачной шкуркой. Работали мы конечно раздетые, в одних плавках. Но тела наши после этой работы покрылись слоем графитной пыли. Мы были похожи на негров. На наше счастье в здании клуба был горячий душ. Но отмыть графит было не просто.
До этого события был перерыв между весенним циклом регат и осенним. Его яхтсмены использовали для длительных путешествий по морю и посещению иностранных государств.
Мы же имели право пока плавать только в пределах Рижского залива. Но и тут была возможность посетить иностранную гавань, город ПЯРНУ, который принадлежал Эстонии.
Обычно поход в Пярну происходил с пятницы вечером на субботу, с возвращением в воскресенье вечером при условии, что ветер имел место. Поход этот использовался не только для тренировки экипажа перед осенними гонками в этом заливе, но и для того, чтобы обогатиться так называемым бондом. Существовало правило, что любое судно имело право брать на борт без таможенного налога напитки, табачные изделия и консервированный провиант из расчета численности команды в определенном количестве. Но пользоваться этими товарами можно было только при условии, что при возвращении в порт приписки будет предъявлена в судовом журнале отметка о посещении любого иностранного порта. Вот и посещали мы самый близкий из них, Эстонский порт Пярну.
Что касается того, как я переносил так называемую морскую болезнь, то, в начале, я её никак не мог перенести. Меня рвало на изнанку, и спасался я только тем, что находился лежа близко от релинга. Но постепенно я стал привыкать к этому странному состоянию, когда при качке лодки тебе кажется, что отрывается желудок от тела. Надо было просто себя пересилить. Как ни странно, но Колька совсем не ощущал признаков тошноты при качке.
Лучше всего я чувствовал себя при качке тогда, когда был занят какой то работой на палубе, и не мог обращать внимание на позывы тошноты. Но через рейс, другой, я привык к качке, и она не создавала больше никаких осложнений в работе.
Мы скоро освоились со всеми делами на лодке и иногда нам позволяли самостоятельно рулить.
Мой брат был бабским угодником. К нему липли жены других яхтсменов. А лучше всего было рандеву устраивать на лодке. В этих случаях он брал собой только меня одного. Мы подъезжали к пирсу у ж.д.станции, где в назначенное время появлялась нужная мадам. Она естественно скрывалась в каюте. Мне передавались полностью бразды правления лодкой, чем я был очень польщен. А взрослые в каюте занимались любовью. Через некоторое время я получал команду на обратный путь. Когда причаливали к пирсу, дама с легкостью лани спрыгивала с лодки, и растворялась среди публики. Я же был горд тем, что был допущен к самостоятельному управлению лодки.
Позднее, когда мой брат уехал в дальнее плавание, я был часто востребован на какую небудь из лодок в этом клубе. Но мои приключения на них – это отдельный рассказ.