Аккордеонист

АККОРДЕОНИСТ.

(Рассказ от первого лица).


Родился я В Прибалтике в городе РИГА в семье интеллигентов.
Я воспитывался в семье, где очень много внимания уделялось музыке. Старшая сестра ( она была старше меня на семь лет) училась в консерватории по классу фортепиано и заканчивала гимназию. Старший брат (он был на 5 лет старше меня) учился игре на фортепиано в частном порядке. Но он играл в основном свои шлягеры и джазовые композиции.
После смерти моей мамы, когда мне было всего то 4 года, никому и не пришло в голову, что и меня надо учить игре на фортепиано. Когда отец женился вторично, в нашем доме появилась интеллигентная дама, моя мачеха. Она тоже играла на фортепиано изредка. Через год родился младший братишка, и теперь все суетились только вокруг него.
Я от природы имел хороший слух. Пел приятным мальчишеским голосом. Меня тянуло к пианино. Я на слух стал подбирать приглянувшиеся мне мелодии. Но настоящую игру не смог сам освоить.
Когда мне было 11 лет, мы летом жили в курортном местечке КЕМЕРИ в Латвии на взморье. Там ежедневно давали для отдыхающих два раза концерты симфонической музыки. Днем это состоялось на открытой эстраде. Вечером, чаще всего в курзале. На концертах выступал симфонический оркестр Рижской оперы под управлением дирижера Вигнера, а также солисты оперного театра. Меня с младшим братиком ежедневно мачеха водила на эти концерты с целью, привить нам понимание и любовь к симфонической музыке. Мне же эти посещения были поперек горла. Это привело к тому, что я стал ненавидеть их. Если меня спрашивали, понравился мне концерт, я отвечал всегда неопределенно. Вроде ничего, или, так себе. Ничего особенного. Этот нигилизм и остался в моем сознании и в дальнейшем.
Кроме концертов нас водили на всевозможные выставки произведений искусства, картинные галереи и музеи. Все эти посещения также набили оскомину к искусству. Вместо того, чтобы формировать хороший вкус, эти посещения наоборот оставили во мне эдакое отталкивающее чувство ко всем видам искусств.
Когда я поступил в гимназию, я был уже сформировавшимся юношей. Появилась тяга к девочкам, к танцам, к легкой музыке. А так как я был парнем разбитным из за занятий спортом, в особенности парусным, то и имел некоторый успех у девчонок.
Не помню точно его имени, но это был мой соученик, отпрыск богатых людей, у которого я обнаружил аккордеон, формата , так называемую четвертушку. Он сам не имел слуха, и не умел играть на этом инструменте. Я же очень быстро освоил игру на нем. Теперь не миновало дня, чтобы я не приходил к нему, чтобы поиграть. Я подбирал по слуху и воспроизводил все запомнившиеся мне мелодии самых популярных в то время шлягеров. На вечеринки меня теперь приглашали в обязательном порядке.
И тут моя мачеха приняла решение обучать младшего брата игре на фортепиано. Пригласили преподавательницу. За одно решили меня подключить к этим занятиям. Мне же они не нравились. Я уже свободно играл на аккордеоне, и мне было на них скучно. Так по сути и не получил я необходимой нотной грамоты. А что касается правильной пальцовки ( правильной игры на фортепиано) то я не мог переучиться на нее, ибо привык к своей игре.
С неприятностями, связанными в семье, а также из за Второй мировой войны, мои способности не могли нигде проявиться ввиду отсутствия инструмента, а также тяжелых условий жизни в то время.
И только после окончания войны мне удалось обнаружить у некоторых людей аккордеоны, привезенные из Германии как трофеи. Но, умеющих на нем играть, было мало. Мне же люди были рады, когда я восстанавливал на этих инструментах свое умение играть.
Работая после окончания техникума в Забайкалье в качестве инженера дорожника, я часто бывал в разных районах по служебным делам. Там вечера приходилось коротать в местном клубе, занимаясь танцами под патефон. Музыка была еле слышна в зале. И тут , однажды, к моему удивлению, я обнаружил трофейный аккордеон. На нем один из парней пытался извлечь звуки танцевальной мелодии. Но из этого ничего не получалось. Аккордеоны не были популярны в России, где в основном главенствовали гармошки и баяны. А игрой на фортепиано тоже мало кто занимался, тем более в деревнях.
Вот тут и настал мой звездный час. Взяв аккордеон в руки, и пробежавшись пальцами по клавишам, я стал играть на слух популярные песенные и танцевальные мелодии. За это я тут же был вознагражден бесконечными спасибо и вниманием всей женской половины посетивших клуб. Теперь не было отбоя мне. Каждый вечер меня тащили в клуб и просили играть.
Вернувшись из Забайкалья в Томск, я в начале 1952 года поступил на работу в проектный институт на должность конструктора. Работали мы тогда сдельно. Работа оплачивалась за количество начерченных листов. А так как я имел в этом деле большой навык, то и получал очень приличную зарплату. И первое, что себе купил, это трофейный аккордеон марки "Hohner". Это был инструмент хорошего качества, размером в 3/4 от полного объема, с двумя дискант-регистрами и одним басовым. Теперь, наконец сбылась моя мечта иметь свой инструмент. Играл дома вволю. А на все праздники меня обязательно приглашали для того, чтобы веселить народ.
Когда я в 1961 году разошелся со своей первой женой, я часть своих вещей оставил у своей новой пассии, в том числе и свой аккордеон. Когда же мои отношения с ней разладились, она отказалась мне его вернуть. Опять я оказался "безлошадным", т.е. без инструмента.
После того, как я переехал на Урал, и поступил на работу в очередной проектный институт, меня поселили в общежитии для преподавателей местного техникума. В соседней комнате проживал мой сверстник, преподаватель математики. Он играл классно на немецком аккордеоне, на казенном инструменте, который принадлежал техникуму. Узнав во мне коллегу в игре на этом инструменте, он мне его часто давал для того, чтобы не забывать игру.
Тем временем в нашем институте имелась самодеятельность. Профком купил аккордеон Российского производства марки "Аккорд". Претендентов игре на нем оказалось всего то два из 400 человек всего персонала института. Это был ст.инженер технолог ГЕРМАН и Ваш покорный слуга. Мы передавали инструмент друг другу по надобности. Брали его собой на все вылазки коллектива, где организовали во время перерывов в работе культурный отдых наших коллег. Играли все, что просили.
На праздниках в институте устраивались вечера отдыха. Там выступала наша самодеятельность. В числе их выступали и мы с Германом. Коронным номером нашей программы была "цыганочка". Выходили мы на сцену вдвоем, держа кофр с инструментом вместе. Затем доставался инструмент. Я надевал ремни и садился на один стул, готовый играть на аккордеоне. Герман, закрыв крышку кофра на защелки, привязывал его себе к поясному ремню и садился на второй стул. Кофр находился у него на коленях. Я начинал играть мелодию знаменитого народного танца " Цыганочка", а Герман на пустом кофре отбывал ладонями пламенную чечетку этого танца, имитируя все коленцы его. Этот номер имел грандиозный успех у публики, которая нас вызывала на бис.
Но мы оба лелеяли мечту, заиметь собственные хорошие инструменты. Они в то время появились в продаже. Это были аккордеоны марки "Weltmeister", и стоили сравнительно не дорого. Инструмент размером в стоил 180 рублей.
Получив добро от своих жен, и скопив необходимые суммы, мы подались в один из осенних выходных дней на пригородный поезд, чтобы поехать в областной город для приобретения инструментов. Исколесив его во всех направлениях, мы констатировали тот факт, что эти инструменты на время исчезли с прилавков. Уже отчаявшись в своей неудаче, мы на послед зашли в комиссионный магазин. Здесь я с хода обнаружил один инструмент. Это был полный концертный аккордеон марки "Weltmeister", с пятью дискант-регистами и тремя басовыми, который стоил 230 рублей. Если его купить, то не останется даже денег на обратный проезд домой. Я рискнул. Взял инструмент. Опробовал его. Поняв, что это замечательная штука, немедленно выложил деньги на стол.
Второго инструмента такой марки не было. Но рядом с ним стоял тоже хороший инструмент другого немецкого изготовителя. Посмотрев на него и испытав инструмент в игре, Герман тоже решил его купить. Нагрузившись, мы отправились к моим знакомым, где я предполагал занять денег на обратный проезд. Они были снисходительны и выручили меня. Более того, дали нам собой кучу пирожков и другой снеди. С облегченным сердцем мы отправились на вокзал, чтобы уехать домой на нашем пригородном поезде. В то время расстояние в 120 км наш поезд преодолевал за три часа. Он останавливался у каждого столба.
В вагоне было довольно пусто. Мы нашли отдельное свободное купе. И как только поезд тронулся, нашему терпению пришел конец. Достав из футляров инструменты, мы принялись сначала их прилаживать к своей фигуре. Затем проверяли работу регистров и клавиш. И, в конце концов, принялись играть совместно какую то мелодию. Затем вторую, третью и т.д.
Услышав звуки музыки, вокруг нас стала собираться толпа народа ехавшего в поезде. Посыпались просьбы, сыграть то одно, то другое. Народ подпевал. Примерно через час вагон был полностью запружен желающими послушать наш импровизированный концерт. Мы же, дорвавшись наконец до собственных инструментов, без устали продолжали играть. Нас стали угощать снедью, и даже выпивкой. И мы с благодарностью продолжали исполнять все заказы и пожелание слушателей.
Три полных часа непрерывной игры прошли так быстро и незаметно, что мы были удивлены, когда объявили нашу станцию. Пришлось сворачиваться по быстрому. Я не помню больше такого случая, чтобы пришлось так легко и непринужденно выступать среди совсем незнакомых мне людей с импровизированным концертом.

Теперь дома пришлось принимать участие на всех вечерах и вечеринках, имевших место в наших трудовых коллективах и у друзей. Мой 120 басовый инструмент весил прилично. Поэтому зимой я его возил на саночках, а летом носил без кофра на ремнях на плече.
Я даже удосужился взять его однажды собой на теплоход во время туристической поездки. Но как обнаружилось, в этом не было необходимости, так как на теплоходах имелись эти инструменты. Все дело в том, что теплоходы были немецкой постройки. А аккордеон входил в состав оборудования, которым оснащали эти суда.
В дальнейшем, благодаря умению играть, меня брали на теплоходы в качестве музыканта на льготных условиях оплаты за рейс.
Но, несмотря на то, что я играл не плохо, я никогда не выступал публично где либо, а принимал участие в вечеринках только на любительской основе.
Увы, со временем стареют и руки с пальцами. Теряется подвижность кистей. Поэтому игра с каждым годом становиться все хуже и хуже. Но когда очень тоскливо на душе, я все же беру в руки инструмент и пытаюсь на нем изобразить свои эмоции. Иногда это получается довольно сходно. Но чаще всего сам понимаю, что теперь игра не стоит свеч.