рабочее

1.
Похороны Эмилии Семёновны удались на славу. Да и сама старушка, одетая во что-то воздушное с кружевами выглядела замечательно, если в подобных случаях уместны комплименты. Думается, что и чёрной похоронной машиной с белыми занавесочками на окнах, и скромной, но впечатлительной речью церемонимейстера, одетого согласно этикету в стильный чёрный костюм Эмилия Семёновна осталась бы довольна.
Как, собственно, и должно было быть. Превращать грустные церемонии прощания с умершими в нечто особенное почившая хозяйка похоронного бюро «Фридман и сыновья» умела делать лучше всех. Поэтому неудивительно, что и собственные похороны Эмилия Семёновна обставила с присущей ей элегантностью и вкусом.
Возможно когда-то давно нежно влюблённому Имануилу Давидовичу было слегка неудобно, что его будущая жена с упоением организовывает похороны, а Лидия Наумовна, мама Имануила, так вообще поначалу считала подобное занятие будущей невестки где-то даже неприличным и пыталась данный факт скрыть от знакомых. Но по-прошествии времени, когда бизнес Эмилии начал приносить доходы, исчисляемые сотнями тысяч долларов, Лидия Наумовна успокоилась и стала всем расказывать о неимоверных организаторских способностях невестки.
Талант покойницы делать из похорон изящное и запоминающееся шоу сделало её похоронное бюро неоспоримым лидером бизнеса. К каждому из своих подопечных, как любовно называла своих клиентов Эмилия Семёновна, она подходила отдельно и для каждого разрабатывала неповторимый сценарий. Многие обращались к Эмилии задолго до смерти, рассказывая о своей жизни, о предпочтениях касательно погребальной церемонии, любимых цветах и так далее. Все эти пожелания и рассказы Эмилия скурпулёзно записывала в свой чёрный блокнот и в нужное время использовала по назначению, превращая скучную церемонию прощания в красочный рассказ о человеке. Ко всему прочему владелица «Фридман и сыновья» придерживалась правила никогда не повторяться в сценариях и неукоснительно этого правила следовала.
Лера стояла возле её гроба и думала, как и следует думать на похоронах, о скоротечности и уязвимости нашей жизни. Вот, к примеру, та же Эмилия Семёновна, с которой она познакомилась лет пять назад, всегда казалась такой живой и энергичной, такой скурпулёзной в мелочах и осторожной в деталях, а вот пожалуйста, не рассчитала дозу снотворного и теперь лежит в красивом дубовом гробу, став главным действующим лицом своей собственной похоронной церемонии.
Лера так увлеклась грустными мыслями, что совершенно забыла о времени. Очнулась она только после того, как услышала у себя за спиной вежливое покашливание. Высокий мужчина, по всей видимости распорядитель похорон, тактично давал понять, что время прощания с усопшей давно иссякло и пора и честь знать. Скользнув губами по лбу Эмилии Лера поспешно спустилась с кафедры и, двигаясь боком, попыталась пройти к выходу.
В небольшом зале прощаний собралось много людей. Некоторые лица были Лере знакомы и она послушно кивала в ответ на приветствия. Невысокий мужчина, плотного телосложения, с ярмолке на голове молча обнял её за плечи. Лера не сразу узнала в нём сына Эмилии Семёновны. За последнее время он очень поправился и от этого стал ещё более непривлекательным.
- Прими мои искренние соболезнования, Айзэк, - пробормотала Лера на что тот молча похлопал её по плечу и вежливо посторонился. Сохраняя скорбное выражение лица Лера двинулась дальше.
Из присутствущих почти никто не плакал. Так хотела сама Эмилия, а её слово здесь чтили. Зная особенности характера покойной было бы неудивительно даже наличие на похоронах увеселительной музыки или танцев, но, слава Богу, всё проходило очень чинно и без сюрпризов.
У самой двери Лера наткнулась на старую подругу Эмилии Семёновны Наталью Петровну. Пожилая дама усиленно тёрла платочком острые скулы и мелко крестилась. Увидев Леру, она раскинула руки и воскликнула резким голосом:
- Душенька, Господи, какое несчастье!
Лера дала подушить себя в объятьях, стараясь не вдыхать старушкиного запаха духов, смешанного с нафталином.
- Да, действительно, кто бы мог подумать. – Предприняла Лера попытку протиснуться мимо Натальи Петровны, но старушка явно не собиралась сдаваться без боя.
- Давайте выйдем на улицу. Мне просто необходимо с кем-нибудь поговорить, иначе я просто сойду с ума.
«Ну, конечно, с кем же ещё поговорить по душам по-русски, как не с переводчицей», - со вздохом подумала Лера и послушно выскочила на улицу, едва поспевая за высокой и юркой Наталией Петровной.

На улице было прохладно. В такое время года в этой части земного шара обычно уже очень тепло. Но в этом году апрель выдался холодным и дождливым, больше напоминая осень, чем весну.
- Вы знаете, а ведь Эмилия предчувствовала свой скорый конец, - вытерев платочком несуществующие слёзы пробормотала Наталья Петровна. – И вообще, она в последнее время была вся такая дёрганная и растроенная. Ну просто, как будто бы кто-то подменил бедняжку, а ведь она была совершенно исключительной личностью.
Лера согласно покивала и посмотрела по сторонам в поисках куда бы слинять. Выслушивать излияния пожилой дамы в расстроенных чувствах совсем не входило в её планы, тем более, что Лера была на этих похоронах не просто в силу своего желания почтить память покойной, хотя, конечно, и поэтому тоже, но в основном из-за присутствия на похоронах специально прибывшего из Киева дальнего Эмилиного родственика, который ни слова не говорил по-английски и которого Лера везде возила и сопровождала уже второй день. Пока Лера прощалась с усопшей, клиент куда-то запропостился и Лера никак не могла его найти, а тут ещё Наталья Петровна. Лера почти вывернула шею в попытках отыскать своего подопечного, но на горизонте, как на зло, никто не появлялся, что повергло её в крайнюю степень беспокойства.
Однако Лера была девушкой с очень хорошими, даже можно сказать, исключительными манерами, поэтому на лице её застыло выражение глубокого понимание и интереса, чем Наталья Петровна и воспользовалась, прочитав с соответсвующим теме выражением монолог под названием «О Боже, какой замечательный человек была моя подруга ». Лера поняла, что попала, уселась на скамеечку и раскурила сигарету.
 Эмилия и Наталья были одногодками и когда-то давно проживали на одной киевской улице и вместе играли в куклы. Лере всегда казалось, что Наталья Петровна намного старше Эмилии, но, естественно, решила ей об этом не сообщать. Соблюдение внешних приличий – первое правило жизни в цивилизованном американском обществе.
Речь Натальи Петровны была поучительной, но не оригинальной. Подобные истории Лера имела возможность прослушать не один десяток раз. Эмиграция действует на людей по-разному. В ком-то она расшевеливает спящий заряд энергии и движет людей девизом: «Я приехал сюда сделать свою жизнь лучше». Скорей всего именно эта движущая сила помогла Эмилии создать свою собственную историю Золушки. Такие эмигранты становятся как минимум очень обеспеченными и уважаемыми в обществе людьми. Но есть и такие, кто однажды осознав, что в Америке, оказывается, доллары на деревьях не растут, впадают в депрессию, выход из которой либо на веллфер, либо в обслуживающий персонал. Наталье Петровне повезло, поскольку для неё выход нашёлся в виде предложения поработать в качестве персональной помощницы Эмилии Семёновны, которая не только хорошо зарабатывала сама, но и совсем неплохо оплачивала труд других. Лере была понятна печаль Натальи Петровны – три дня назад она потеряла не только близкую подругу, но и замечательного работодателя.
 - Теперь мне придётся оформлять пенсию и жить на выплаты по социальному страхованию, - горестно констатировала старушка, бросив Лере прощальный кивок из окна своего автомобиля, куда вежливая Лера проводила старушку после её горестного рассказа.
Лера постояла ещё пару минут, глядя на то, как оседает пыль, которую разворошили толстые колёса только что отъехавшей машины, немножко поудивлялась тому, как лихо бывшая помощница Эмилии Семёновны управлялась со своею весьма не старческой моделью авто и отправилась на поиски того, за переводческие услуги которому Лере платили деньги.

2.

Николай мыл руки в уборной и удивлялся собственному отражению в зеркале. Перед ним стоял высокий худощавый мужчина со светлыми длинными волосами, зачёсанными на ровный левый пробор. Этот пробор страшно раздражал всех Колиных знакомых, но такую причёску Николай носил с детства, потому что мама считала, что не причёска делает мужчину мужчиной, а под бокс стригутся все. Быть как все маме казалось неправильным, поэтому в колиной школе все считали её чуть-чуть не в себе, а после затяжных скандалов по поводу чрезмерной длинношёрстости её сына, всегда заканчивавшихся в пользу матери (у неё доводов было больше, чем лоскутков из шляпы фокусника) приписали к разряду сумасшедших, и оставили Колю в покое с его шевелюрой, компенсировав проигрыш двумя четвёрками в выпускном Колином табеле. Вообще-то Николай, в отличие от матери, считал себя вполне как все, и даже признавал подобное отношение к жизни вполне нормальным, но вот шевелюру стриг только два раза в год и то, только потому, что хвостиков не признавал априори, а слишком длинные пряди в какой-то момент начинали сильно осложнять жизнь. Глядя на себя в зеркало, Николай отметил, что всё вроде бы в его облике в порядке и даже пробор на нужном месте и дело вовсе не во внешнем облике, а во внутреннем беспокойстве, которое грызло его изнутри и разливалось в глазах настороженным и недовольным взглядом. Подобное выражение Колины глаза принимали в случаях крайнего возбуждения их хозяина и в который раз Николай констатировал, что не к добру это всё, совсем не к добру. Мать всегда говорила, что наше подсознания чувствует гораздо лучше нас и поэтому совсем неплохо иногда прислушиваться к своим ощущениям и попробовать понять, о чём они говорят. Вот уже два дня Николай прислушивался к своим чувствам и чувства не вещали ему ни о чём хорошем.
Ну, во-первых, Колин приезд в Штаты. Зачем тётя Эмилия в своих распоряжениях касательно похорон потребовала присутсвия на своих похоронах именно его, дальнего киевского племянника Николая Ильина? Зачем? Своей американской тёти Николай никогда не знал, хотя о её существовании ему было известно со слов матери, которая Эмилию, несмотря на разлуку длиною в жизнь, очень любила и о которой отзывалась всегда крайне лестно. Тётя Эмилия всегда ассоциировалась в сознании маленького Коли яркой открыткой на праздники, любовно приклеенной матерью на трюмо у двери. Открытки были красочные и очень заграничные и далёкие, как и сама тётя Эмилия, американка. А теперь она оказалась совсем близко, в соседней с уборной комнате, лежащей в красивом дубовом гробу, окружённом ухоженными людьми, говорящими по-английски. Её лицо было очень похоже на лицо его матери, хотя Эмилия была старше на семь лет и умерла на десять лет позже своей сестры. И Николай с горечью признавал, что ему было любопытно смотреть на это лицо, но не более. Вся любовь, а вместе с нею и боль были похоронены на Байковском гладбище и сверху привалены красивым мраморным камнем, с теснёной золотом надписью. Горячей привязанности к племяннику при жизни Эмилия тоже не проявляла, но тем не менее пожелала его присутсвия на своих похоронах. И вот теперь он здесь, в этом зале, усталый после десятичасовой тряски в воздухе и раздражённый от собственного отсутсвия чувств и изобилия чувств у других.
Выйдя в зал Николай ещё раз поглазел на горе чужих ему родственников и страшно обрадовался, увидев в дверях свою переводчицу и гида по совместительству. Эта невысокая темноволосая девушка с блестящими карими глазами очень ему нравилась и благодаря встрече с нею Николай считал свою заокеанскую поездку не такой уж и пропащей. Лера, похоже, тоже страшно обрадовалась Николаю, поскольку завидев его расцвела яркой улыбкой, совершенно не вязавшейся с похоронами.
- Ну, наконец-то, - произнесла она слишком громко для подобного места. Кое-кто стал на них оборачиваться и поэтому Николай решил выйти на улицу.
И Вам тоже срочно нужно подышать воздухом? – снова подала голос Лера.
- Да, - ответил Николай, не совсем понимая её «тоже»
- Просто я недавно выводила подышать старую подругу вашей тёти, которая с чувством рассказала мне о вашей тёте и том, как она в последнее время изменилась. Наталья Петровна не смогла дальше присутсвовать на церемонии и поэтому только что укатила восвояси. Вы тоже должны уехать? По правде говоря, я бы с удовольствием отвезла Вас домой и поехала бы к себе – вечер пятницы, знаете ли, святое время для любого американца.
- В смысле святое? - не понял Николай и Лера развесилилась ещё больше.
- В том смысле, что по пятницам американцы дружно ломятся в бары и рестораны или, на худой случай, в кино, чтобы бурно отметить конец рабочей недели и начало вик-энда.
- А, у Вас свидание, - по-своему расценил её объяснения Николай и заметно погрустнел. – Ну так я Вас не задерживаю. Думаю, что мне надо будет оставаться здесь до конца погребения, а потом, видимо, либо Айзек, либо Майкл отвезут меня в дом тёти Эмилии. Всё равно, мне надо поближе знакомиться с родственниками, поскольку мне придётся торчать в этом вашем городе до оглашения завещания, а это произойдёт не раньше, чем через неделю.
Про «этот Ваш город», Николай добавил, чтобы немного её уколоть, мол, мы люди столичные, а вы вообще непонятно какое село, и вообще, едьте себе, отмечайте ваш конец недели, а мне до этого, равно как и до вашего свидания, дела нет. Вёл себя Николай явно вне соответствия со своими тридцатью шестью годами, но мама всегда говорила, что мужчины и в семьдесят остаются мальчишками и с этим Николай, пожалуй, готов был согласиться. Но Лера совсем не обиделась, а только улыбнулась ещё шире и сказала, что свиданий у неё никаких (во всяком случае на сегодня) нет и ей приятно с ним работать и предложила вернуться к процессии, тем более, что гроб с Эмилией Семёновоной, согласно её же сценарию, уже закрывали, готовя к кремированию.
Сыто заурчала продъездная линия и увезла за шторки красивый дубовый гроб. Занавес опущен, актёры разошлись и на бис уже никто не выйдет. «А жаль» - подумала Лера и неожиданно для себя расплакалась. Впрочем, именно сейчас до всех дошло, что никакой это не спектакль, так хорошо прорежессированный и сыгранный Эмилией, что вот сейчас её бренные останки сожрут языки пламени, как непременно выразился бы какой-нибудь впечатлительный поэт, и никто и никогда больше не увидит весёлых Эмилиных глаз и не погуляет на её «интеллектуальных развлекалках», которые с таким блеском и азартом организовывала усопшая. Николай хоть и не заплакал, но тоже как-то весь насупился и уставился себе под ноги, как будто бы там, в острых носках его начищенных туфель, таилась разгадка сущности бытия и вот ещё секунда, и он всё поймёт. Но прошло уже много секунд и даже минут, и люди стали утирать платочками и бумажными салфетками носы и, неуклюже шаркая ногами, как после затяжной болезни, стали продвигаться к выходу, а тайна всё никак не раскрывалась и Николай перестал ждать её откровения только после того, как Лера дёрнула его за рукав и коротко приказала:
- Пойдёмте.
На улице стало уже совсем темно. Люди торопливо расходились по своим машинам, по привычке переговариваясь друг с другом почти шёпотом. Лера поёжилась и инстинктивно придвинулась к Николаю и слегка подумав, даже взяла его под руку. Сразу стало уютнее и теплее и не так страшно, хотя Лера всё ещё представлала себе, как корчится в огне воздушное Эмилино платье, превращая в пепел сухое тельце, в котором жила энергичная Эмилина душа.
Вдруг прямо перед ними, словно из воздуха, материлизовался Майкл, совсем буднично затрещав на английском по поводу поминального ужина в ресторане и инструкциям о том, как туда попасть.
- Я всё понял, - заверил Николай и Лера послушно перевела, что племянник непременно прибудет в срок.
- Окей, - подытожил Майкл и растворился также, как и появился.
- Это мой двоюродный брат, я так понимаю. - пожал плечами Николай. - Занятный тип. И, похоже, у меня должен быть ещё один такой.
Стало очевидно, что ранжирование родственников Николая страшно интересует, поэтому Лера решила ему помочь. Ловко выкручивая руль и выкатываясь со стоянки на дорогу она обрисовала ему картину семейного древа.
- Значит так, - стала объяснять Лера. - У Эмилии Семёновны два сына – Майкл, которого ты только что видел, примерно лет сорока пяти и Айзек, пятидесяти одного года от роду (год назад Эмилия устраивала ему шикарный юбилей). Он, если ты обратил внимание, стоял слева от гроба, а рядом с ним стояла красивая полная женщина – его жена.
Женщину Николай помнил – «дородная», сказала бы мама. Такой красоты Николай немножко не понимал, но и наличия не отрицал и потому с удовольствием на это лицо смотрел. А вот муж дамы ему не запомнился, вроде что-то лысое и круглое, но что именно, не вспоминается.
- Ещё познакомитесь, - справедливо заметила Лера и продолжила.
- Жену Айзека зовут Диана и он в ней души не чает. Эмилия её, как водиться не любила, но и, опять же, как водиться, виду не подавала. Тем более, что она родила Айзеку троих детей: Адама, Дэниела и Ребекку, а внуков Эмилия обожала. Всем им сейчас где-то в районе от двадцати до двадцати шести лет и все были обласканы любовью и щедростью бабушки.
- Ребекка, эта та, что плакала не переставая, несмотря на пожелания бабушки?
- Она самая. А парни, если ты помнишь, вдвоём вносили венок в самом начале церемонии.
Но поскольку Николай напрягал лоб, но ничего не припоминал, с улыбкой добавила:
- Хотя, похоже, что на представителей сильного пола ты внимания обратил мало. Ну да ладно. У Майкла тоже есть жена, правда вторая, она где-то чуть-чуть старше меня. От первого брака у него сын Эван, который сейчас учится в каком-то колледже. С нынешней женой Майкл постоянно ссорится, но тем не менее не бросает и в зависимости от теплоты на данный конкретный момент отношений зовёт либо Бэллочкой либо Изабеллой. Сегодня она Изабелла и поэтому к Майклу сегодня лучше не подходить.

Бэллу Николай тоже помнил – высокая грудастая блондинка с повышенной сексапильностью. Она стояла у входа в похоронное бюро, куда Лера привезла Николая гп своей машине. На ней было чёрное пальто и красные перчатки – видимо в тон помаде, совершенное не вязавшейся к пасмурному похоронному дню и к самому мероприятию. Когда он проходил мимо, она протянула ему руку и сказала:
- Бэлла, - и, улыбаясь, застрекотала по-английски. Лера перевела, что она страшно рада познакомиться со своим вновь обретённым родственником, хотя никаким родственником он ей не являлся. Ему не понравились ни её красные перчатки, ни лицо с обложки плейбоя и воспоминание о ней слегка подпортило Николаю настроение.
Потом Лера рассказывала ещё о каких-то родственниках, например о брате Эмилии Дейвиде и его семье, но к этому моменту Николай уже так запутался, что просто закрыл глаза, а очнулся только после того, как Лера больно ущипнула его за руку и как и в похоронном зале громко приказала:
- Пойдёмте.


В ресторане было, на взгляд Николая, холодно и неуютно, но это, похоже, совсем никого не беспокоило. Равно, как и сама причина посиделок. Небольшое помещение, тускло освещённое и загромождённое столами было уже порядком упаковано тихо переговаривающимися людьми. В торце стола сидел грузный Айзек со своею красивой женою. Они о чём-то тихо переговаривались, держась за руки, что показалась Николаю трогательным, но немного странным. Ну просто школьники на переменке, честное слово. Справа от них сидел Михаил и увлечённо грыз морковку, гора которой красовалась на фуршетном столе. Это показалось Николаю ещё более странным.
- Ну что Вы, это вполне нормальное явление для американцев, угощать гостей сырыми овощами с различными соусами. - Объяснила ему Лера. - Хотя, в данном случае, я думаю, это пока только аппетайзер. Скорей всего, как только соберётся вся честная компания, начнут подавать что-то более существенное.
- Очень хотелось бы. Особенно чего-нибудь мясного, хотя не знаю, подают ли подобные блюда на поминки.
Николай был откровенно голоден и ему совсем не улыбалось ужинать морковкой. Лере показалось это забавным и она опять засмеялась.
- Вы знаете, мне так интересно за Вами наблюдать. Долго живя в стране невольно начинаешь забывать собственные первые впечатления и считать местные традиции чем-то само собой разумеющимся. Хотя я помню, какой у меня был шок от первого посещения американской дружеской посиделки, на которой кроме чипс с морковкой и цветной капустой подавалось только ужасное американское пиво Бад Вайзер.
- Зато дома у Эмилии меня замечательно кормят. У Эмилии на кухне работет русская женщина, которая пообещала кормить меня до конца моего визита. Правда вот не знаю, как я буду с ней расплачиваться.
- Чеком, дорогой Николай, чеком, который ей автоматически по почте пришлёт в конце недели бухгалтер похоронного бюро "Фридман и сыновья".
Лера откровенно развлекалась, что совершенно не смущало Николая. Ему очень нравилась эта эмигрантка, которая настолько давно уехала со своей Родины, что перестала удивляться некоторым странностям, которые, по мнению Николая, изобиловал американский стиль жизни. И поэтому спорить он не стал, а просто улыбнулся ей в ответ и переключился на рассматривание присутсвующих. Кроме своих двоюродных братьев и их жён он никого больше не знал и поэтому старался угадать кто есть кто. Вот эта высокая и ухоженная женщина средних лет должно быть бывшая ассистентка Эмилии Наталья Петровна. Рядом с нею маячил неприлично красивый и неприлично молодой мужчина, который, скорей всего был её сыном. Но Лера опять рассмеялась и на ухо прошептала:
- Это её бойфрэнд. Дэнни. Наталья его обожает.
- А он? - Так же на ухо прошетал Николай.
- Само собой отвечает взаимностью. Вы что, не поддерживаете Дэми Мур?
Этот вопрос Николай совсем не понял, но не стал уточнять, а просто переключился на рассматривание своих племянников, которые, как и положено детям, кучковались сами по себе, негромко обсуждая между собой какие-то новости.
Ребекку, пожалуй, можно было бы назвать весьма привлекательной, если бы не отрешённое выражение лица и полное отсутсвие в этом лице чего то, что Николай называл песней. В чём она эта песня заключается Коля не мог объяснить и сам себе, но тем не менее, составляя впечатление о женщине он обязательно определял наличие или отсутсвие этого самого элемента. Думая об этом он опять переключился на Леру, с удовольствием констатировав, что у неё как раз этап песня есть.
Рядом с Ребеккой, почти такого же роста, как она, стоял один из её братьев, с явным удовольствие потягивая пиво из высоко пивного бокала. Он тоже был темноволос и смугл, как сестра, но с явным огоньком в глазах, что делало его лицо живым и динамичным. А слева от них стоял очень полный молодой человек с румяным круглым лицом и рыжими волосами, торчащими в разные стороны как их шоу о том, какте причёски не следует носить. Он совсем не был похож на двух других внуков Эмилии и Николай решил, что он, видимо не родной их брат.
- Кто из них кто? - тихо спросил Николай, кивая головой в их сторону.
- Тот, который пьёт пиво, это Дэниел, старший сын. Ему должно быть больше двадцати одного года, иначе официант не налил бы ему спиртного. А слева от Ребекки стоит её младший брат Адам, которому видимо пока только двадцать. Они как раз и говорят о том, как несправедливо устроена жизнь - одному можно пить пиво,а другому нельзя.
- Значит до двадцати одного в Америке никто не пьёт?
- Пьют, конечно, но нелегально, в тихаря, и потому немного. Но об этом поговорим как-нибудь в другой раз, а сейчас пойдём лучше посмотрим, что там случилось - видишь, дети испуганно ринулись к туалетам, где уже собралась целая толпа.
 Действительно, рядом с дверью, с красивым надписью "Лэдис рум" на полу, слегка скрючившись лежала седоволосая женщина, которая оказалась не кем иным, как подругой Эмилии Нитальей Петровной. Лицо женщины было бледным и безжизненным, но по тому, как мерно покачивался воротничок на её тймно-зелёной блузке было понятно, что она жива. Возле неё на корточках сидел замечательно красивый молодой человек и что-то говорил ей по-английски.
- Отойдите, Дэнни, Натали явно просто лишилась чувств, - пытался отодвинуть его в сторону Айзек, но красавчик явно не собирался покидать своего поста. Кто-то попросил вызвать скорую помощь и уже через пятнадцать минут всё так же неподвижную Наталью Петровну в сопровождении бойфренда погрузили в белый минивэн с мигалкой, который оглашая воплями сирены вю округу скрылся в темноте.
 К восьми часам вечера все наконец утихомирились и мирно расселись за столом, дружно поглощая приготовленное на гриле куриное филе с жаренной картошкой. День выдался утомительным, поэтому разговором было мало и в основной больше о происшествии с Нтатльей, нежели о виновнице сборища успошей Эмилии Фридман. Николай с Лерой немного поговорили о странностях человеческой памяти и через полчаса уже ехали в Лерином авто по направлению к дому его тёти, где Николаю предстояло прожить несколько дней до оглашения завещания. Лера обещала заехать за ним завтра в одиннадцать утра и повезти показать местные достопримечательности. Николай подумал, что самой интересной достопримечательностью этого города является она сама, но вслух ничего не сказал, а только улыбнулся и зашагал в дом.