Баба Маня

Мы переехали в тот дом не случайно. Прошло несколько лет, прежде чем мы это поняли. В те годы не селили людей просто так. Оказалось, что все жильцы нашего дома — бывшие родственники человеков, так или иначе живших в прошлом по-соседству, на одной площадке или в соседних подъездах, неважно. Главное — рядом. После переезда мы попали в соседи к трем семьям: справа, слева и напротив.

Лифт скорее не работал. Часто приходилось видеть, как сосед по подъезду, он же работник местного бюро лифтового хозяйства, постоянно что-то чинил, повиснув в проеме шахты. Его малолетний сын обычно находился рядом, с угрюмым видом уткнувшись в игровую консоль в руках, изредка подавал отцу необходимые инструменты. Его смешные сорочки со странными зверьками в качестве рисунка надолго запомнились всем, кто жил в том доме.

- Привет, Мыхалыч! - привычно произносил я в сторону лифта, поворачивая в сторону лестницы. В глубине шахты эхом отзывалась его взаимность. Я улыбался и выходил на улицу. Обычно мою улыбку первой видела баба Маня, которая служила дежурным фотоаппаратом у подъезда. Она всегда знала, кто, где с кем и как, а главное — почём дровишки и почему. Её можно было включить одним простейшим вопросом про погоду, а выключить уже было нельзя. Большинство жителей это знало и старалось молча, жестами поздороваться с ней и как можно быстрее удалиться по своим делам.

Наш двор, в котором вырастили эти соседские дома, был весьма уютен, пах тополями, которые нависали над тропинками и звучал, как правило с утра до вечера, детскими голосами. В дальнем от моего дома углу двора приютился магазинчик, который продавал не пиво, водку и сигареты, а цветы, нежность и участие. Что для меня так и осталось загадкой, так это стремление людей со всех концов города купить букет цветов именно здесь, у нас, хотя подобных магазинов было немало по всей округе. Особенно это задевало бабу Маню, которая без конца сетовала на то, что за хлебом ей приходится ходить через дорогу. А мне доставляло особое удовольствие наблюдать за счастливыми лицами молодых людей, нежно обнимающих букеты, погруженных в мысли о предстоящих переживаниях, о свидании с любимой девушкой. Эх, где мои шестнадцать лет? :)

Так и сегодня я вышел из подъезда, махнул рукой бабе Мане, которая уже было открыла рот, чтобы включиться, однако я сделал вид, что мне позвонили, достал из кармана телефон и она, разочарованно моргнув три раза, успокоилась. Я пересек двор, зашел в магазин, купил букет цветов и поехал на кладбище. В автобусе на меня нежно глядела молодая девчонка, завидуя женщине, к которой, как ей казалось, я ехал, чтобы сделать её счастливой. Выходя из автобуса, я подмигнул ей и она вспыхнула улыбкой, слегка покраснев. Я вышел в улицу и направился к еркви на погосте, купола которой напоминали вечно горящие за упокой свечи.

Привет, душа моя. Привет. Сегодня день, числом 4, когда я больше не встретил тебя в нашем доме. Да, да. Открыл дверь, переступил порог и до глубокой ночи бродил по пустоте, натыкаясь на невидимые вещи. Что-то вокруг меня рушилось, падало вверх, говорило голосами, причитало псалтирью. Мне казалось, что я вижу свет в окнах, но это были любопытные демоны. Что, что случилось? Я поранил душу о сочувствие, и время, как оказалось, не лечит. Когда я смог видеть, я увидел твою могилу, и имя твое на гранитном кресте. Знаешь, я учусь, да-да! Я снова учусь думать, видеть, ощущать. Баба Маня мне помогает, правда. Только я часто попадаю ножом по пальцам, забываю вещи в автобусе, не выключаю свет и оставляю воду молоть чепуху. Потому, что я одинок.

Пятнадцать минут, каждый день. Букет цветов. Это мои пятнадцать минут, короткий отрезок жизни, которой не было, нет и не будет. Устало возвращаясь домой, я присаживаюсь рядом с бабой Маней на лавочке около подъезда, закуриваю сигарету. Я начал курить после её смерти. Потому, что курила она. Я полюбил цветы, я принес в дом кошку, я научился варить кофе, я стал много гулять, я читаю Кафку, я пишу стихи.

- Баба Маня, закуришь?