Барзилайcкие впечатления

"После радости - неприятности по теории вероятности".Так в жизни часто происходит.
Недавно совершенно для себя неожиданно с высокой температурой я попала в нашу "трижды краснознамённую" больницу "Барзилай" в качестве пациента.

С ветерком, понесла меня четырёхколёсная тачанка длинющими больничными коридорами, подняла лифтом в теперь "моё отделение" и "мою палату". Ею оказалось огромное расширение торца коридора, оборудованное под палату, со всеми необходимыми атрибутами.
В ней кроме меня находилась всего одна больная, а все остальные кровати пустовали, так что воздуха, света и также обзора за огромным торцевым окном в ней было предостаточно.

Постепенно приземлившись, начинаю воспринимать звуки и предметы, окружающие меня. Прихожу к выводу, что здесь не бывает привычной для нас больничной тишины, отделение - это кипящий котёл человеческих эмоций, перемешанных с достижениями технического прогресса.

Здесь стонут страждущие, гудят медицинские приборы, трезвонят на разный мелодийный ряд мобильники, болтают по ним без перерыва больные и многочисленные посетители.

Особенно пик всех этих разнообразных, сливающихся в общий фон звуков, приходится на вечерние часы, когда все близкие и дальние родственники больных приходят отдать свою долю внимания, нуждающимся в нём.
Здесь ещё сказываются особенности израильской истории, ментальности и многоязычия.
В единые звуки слились иврит, русский испанский, французский, английский...

- Галя... Рома ... Надя... Лёня... ахот... маим... вода... балабайт - громко в минуты бодрствования кричит 93-летняя несчастная сердечница, лишённая рассудка, на забывая при этом повторять слово "пожалуйста". Перечисляет имена всех своих четверых детей, а потом переходит с русского на иврит. Кажется, в её мозг вставлен диск, который она ежедневно много раз проигрывает.

Вы , наверное, думаете, что она брошена семьёй?
Отнюдь, каждый день приходят её четверо взрослых детей и терпеливо с любовью выдерживают свою грустную вахту у постели страждущей матери. Говорят с ней, объясняют ситуацию. На время их визита она успокаивается, никого не зовёт, а после их ухода заводит свой диск по новой. Персонал с ней тоже очень терпелив и предупредителен, моют, переодевают, кормят, уговаривают, не повышая голоса.

С первой минуты моего пребывания здесь, у меня появилось ощущение, что меня запустили, как некий космический корабль по какой-то невидимой мне орбите, и только те, кто запустил его, знают, что и как происходит, и куда этот корабль несётся.

Вокруг меня персонал - молодые девушки и парни, красивые, стройные, чётко выполняющие предписания доктора, не допуская отклонений и обсуждений. Здесь, как на корабле: приказы не обсуждаются. Поэтому проникнуть в святая святых - процесс излечения, больным не дано.
Все они мило улыбаются, очень доброжелательны, поэтому безоглядно выполняешь всё, о чём они просят.

У окна меня ловит красавец-медбрат:
- Я должен проверить у Вас сахар?
Я, не спуская с него глаз, спрашиваю робко, зная, что никакой сахар мне проверять не нужно:
- Вы уверены?
Он, заглядывая в свой журнал:
- Уверен. Вы - Анна? (Эва и Анна на иврите пишутся достаточно похоже)
-?! Нет. Я - Эва.
Секундная заминка:
- Ну, да. Эва.
Понимая, что при их исполнительности, мне не избежать испытания, на всякий случай спрашиваю:
- А вы всем делаете эту проверку?
Мой вопрос ставит его в тупик:
- Не, не всем...
Опять взгляд в журнал, а за ним - очаровательная улыбка и извинения. Просто парень ошибся.

Утром проснулась от звуков необычно звучащей песни. Подняла голову: это поёт, проходя по коридору молодая девушка-филиппинка, нанятая на ночь сиделкой к больной старушке.

Невысокая, с длинными ниже пояса густыми, лоснящимися на солнце, чёрными волосами и миндалевидными глазами, девушка открывает для себя утро. Видимо, бессонная ночь у постели её подопечной, не до конца лишила её сил. Вот она и распевает какую-то свою, только ей знакомую, филиппинскую песню, приветствуя новый день и улыбаясь миру.

В этой юдоли болезни всё слилось воедино: боль и страдание, радость и смех, потери и обретения.

Вечером сквозь огромные угловые окна в палату прощально заглядывает утомлённое за день солнце.
Невольно взгляд прикован к розово-голубому небу, по которому медленно спускается в море
огромный, наполненный внутренним светом, апельсин.
Это наше утомлённое южное солнце уходит до утра на отдых, спускаясь в темнеющую прохладой морскую синь.
От созерцания этой потрясающей красоты картины угасающего дня ощущаешь прилив хорошего настроения. Кроме красоты, сотворённой природой, вижу территорию больницы, ухоженную, благоустроенную и очень гармонично спланированную. Жаль, у меня не хватилo энтузиазма, а скорее сил, всё это запечатлеть. Сегодня узнала, что снимать на территории больницы запрещено - стратегический объект. Так что и жалеть не о чём.

Всё здесь красиво и хорошо, только я без сожаления покидаю её пределы.
И дай Бог не возвращаться туда никогда!