1. Белое Братство - Глава 1

Просто маленькая старая сказка.


6 ноября 2005 г.

1.


Грозное рычание сторожевого пса во дворе вывело его из состояния привычной задумчивости. Он вздохнул, с трудом оторвал голову от подушки. Даже теперь, когда он открыто выразил жителям ближайшего села свое презрение, те не оставляли в покое его маленькую затерянную в лесу хижину.

Он встал со своей низкой дубовой кровати, на которой днями лежал, в полудреме разглядывая потолок, потянулся, затем медленно и неохотно побрел к двери, ожидая увидеть у себя во дворе разъяренную толпу. Но снаружи было поразительно тихо, и когда он приоткрыл дверь, то увидел лишь маленького мальчика, стучавшегося в его калитку.

Человек, открывший дверь, взглядом изучил нежданного гостя: это был парень лет десяти, низкорослый, худенький, застенчивый и какой-то очень нескладный. Его белокурые спутанные локоны были подстрижены неровно и наполовину закрывали круглую чумазую мордашку; смешно торчал маленький курносый носик, необыкновенно большие голубые глаза с благоговением смотрели на хозяина хижины. Изучающий взгляд не понравился отшельнику: когда тот понял, что мальчишка рассматривает большой серебряный крест у него на груди, то сразу же спрятал его под рубаху.

- Чего тебе? – пренебрежительно молвил хозяин.

Мальчик смутился, потому ответил не сразу, а когда заговорил, то иногда запинался.

- Вы не подскажете, как… как я могу добраться до деревни? Я никак не найду дорогу…

 Отшельник взглянул на своего собеседника внимательнее: с босыми, покрытыми пылью ногами, маленьким узелком с пожитками, мальчишка походил на обычного уличного бродягу. Вот только вел себя парень уж слишком застенчиво, да и кожа его была слишком белой и нежной для того, кто всю жизнь ночевал под открытым небом.

- Убирайся прочь, - не повышая голоса, ответил хозяин, уже собираясь вернуться в дом и заняться привычными делами, но затем оглянулся и добавил, - За твоей спиной – большие деревья. Обойди их, и выйдешь на дорогу. Спустишься вниз: когда дойдешь до развилки – поверни налево, там не заблудишься.

Он развернулся и, переступив через порог, хотел прикрыть за собой дверь, как вдруг заметил, что мальчик вовсе не собирается никуда уходить. Мгновенно неприятная мысль промелькнула в голове у отшельника: что если парень лишь прикидывается заблудившимся, что если он прекрасно знает, где находится село, потому что именно оттуда только что пришел со всеми своими вещами? Вот только на что он рассчитывал, заговорив с хозяином одинокой хижины? Отшельник знал, что был героем самых невероятных слухов и россказней, которыми местные пугали на ночь своих детишек. Наверняка маленький бродяга, бывая в деревне, слышал хоть часть из этих страшных сказок. Так зачем же он теперь рискнул прийти сюда? Неужели он рассчитывал найти в лесу приют?

- Уходи, - повторил человек, открывший дверь; мальчик жалостливо смотрел ему в глаза, но хозяин был непреклонен.

Как никто другой, отшельник знал, что в деревне бродягу не ждет ничего хорошего. Именно поэтому он сам когда-то предпочел жизнь в одиночестве: сельчане не любили непохожих… И, хотя они были, в общем-то, добрыми людьми, не слишком-то жаловали оборванцев... Впрочем, обитатель лесной хижины тоже не любил попрошаек и бродяг. Он подождал еще немного, стоя на пороге, но мальчишка все не уходил, и хозяину, в конце концов, это надоело. Он не был добрым благотворителем, а потому без зазрения совести скрылся за порогом и закрыл за собой дверь.

Через пару минут он уже не вспоминал о незваном госте, да и сам мальчишка, должно быть, потерял надежду на приют и убрался восвояси, так как больше не стучался в его дверь.

Зевнув, обитатель дома снова повалился на кровать, как будто минутный разговор с бродягой забрал у него все силы. Отшельник отвернулся к бревенчатой стене, чтобы не видеть света; зачем-то сжал серебряный крест в своей широкой ладони, и медленно погрузился в забытье.

Через пару минут в хижине сделалось совсем тихо: она будто растворилась в ровном шуме окружавшего ее леса. Исчезли стены и пол и все нехитрое внутреннее убранство комнаты, которое давно уже не радовало глаз.

Обстановка в доме не располагала его единственного обитателя к рассуждениям о смысле бытия. Впрочем, хижина была для отшельника не больше, чем стенами, ограждавшими его от внешнего мира. Потому и все убранство было выдержано в духе истинного аскетизма: у противоположной от двери стены возвышался массивный стол, рядом – единственный табурет, вдоль остальных стен расположились скамьи и кровать – нехитрая мебель, изготовленная самим хозяином дома еще лет двадцать назад. Низкий потолок местами потемнел от сырости, а местами был закопчен. Еще в комнате находился камин, и, хотя до зимних холодов было еще очень далеко, огонь явно разжигали совсем недавно.

Хозяин жил в своем собственном мире: тепло или холод, смена времен года мало волновали его. Он редко уходил дальше пределов собственного двора, разжигал камин даже летом, чтобы просто поразмышлять у огня.

Чаще отшельник просто лежал на спине – либо с закрытыми глазами, либо разглядывая тонкие узоры паутины на потолке в полусумраке комнаты. Мало что могло заставить его отвлечься: селяне боялись и избегали его, так что отшельник порой годами не видел людей и не говорил ни с кем. Впрочем, его это не тяготило: за те двадцать лет, что он провел в лесной хижине, лишь исключительные обстоятельства пару раз заставили его спуститься деревню. Он неохотно вспоминал о них, вот и сейчас он лишь нахмурил густые темные брови. Нет, в лесу ему было лучше: никто не видел его, и не было ни одного человека, который взглянул бы на хозяина хижины и удивился тому, что за целых двадцать лет тот ничуть не изменился – не внутренне, ни внешне. Он прекрасно сохранил себя в одиночестве. Впрочем, судьбой он и так был избавлен от всех тягот бренной человеческой плоти; двадцать лет не были для него большим сроком, он мог позволить себе поберечь силы для чего-нибудь действительно стоящего… И пока что отшельник не видел себе иного применения, кроме как жить в лесу и готовиться, к чему – он не знал, и не хотел знать; потому что однообразие не успело ему наскучить.



* * *


Темнело. Даже с закрытыми глазами он всегда безошибочно узнавал, когда на улице становилось темно; с приближением вечерних сумерек он вновь очнулся, поднялся, прошелся босиком по полу, чтобы хоть немного размяться после долгого сна, решил зажечь огонь в очаге. И еще надо было впустить пса в дом: хотя обитатель хижины привык к замкнутому образу жизни, все же он не любил оставаться один по ночам.

Уютно потрескивали поленья, тепло вскоре разлилось по всей хижине, а мрачный темный лес, оставшийся за порогом, отодвинулся в неизмеримую даль.

Затворник вышел во двор и тихонько свистнул, подзывая пса. За исключением яркой светло-желтой полосы, повторявшей форму дверного проема, и освещавшей верхние ступеньки крыльца, двор был погружен во тьму, мало что можно было различить даже привычному взгляду. Ночь пришла в лес тихо и незаметно.

Свист хозяина не спугнул даже цикад и сверчков в высокой годами нестриженной траве.

- Люпо, ты где? – вслух позвал отшельник, будто всерьез надеялся получить ответ. Но его не последовало. Выждав для верности еще немного, хозяин решил, что пора отправляться на поиски.

Он неслышно спустился по широким деревянным ступеням крыльца, сделал пару шагов по направлению к калитке; влажная трава зашуршала у него под ногами. Он остановился и еще раз огляделся по сторонам: идти в лес на ночь глядя ему очень не хотелось.

Но то, что хозяин увидел, на пару секунд привело его в замешательство: возле самой калитки, поджав босые ноги, сидел его недавний посетитель, и, как ни в чем не бывало, гладил по спине его пса, вернее, то существо, которое исполняло роль сторожа домашнего очага. На самом деле Люпо был обычным волком: он не сидел днями на привязи во дворе и, в отличие от угрюмого отшельника, предпочитал просторы леса, куда он исчезал порой на долгие недели и приходил либо на зов, либо просто так - погостить на пару дней. И хотя они не слишком зависели друг от друга, трудно, наверное, было найти существ, понимавших друг друга лучше, чем эти двое: волк и хозяин хижины. Для всех прочих Люпо оставался диким лесным зверем, зато навсегда вошел в сказки местных сельчан как непременный спутник злого мрачного отшельника.

Теперь же этот спутник благодарно вилял хвостом, пока его гладил тот самый бродяга, которому волк еще утром мог бы запросто перегрызть горло.

- Люпо, ты совсем сдурел?! - рявкнул хозяин не то в досаде, не то в негодовании.

Волк радостно вскочил с сырой травы и затрусил по направлению к открытой двери.

Мальчишка тоже поднялся, но не сдвинулся с места.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга: хозяин – с усталостью и досадой, а мальчик – с едва заметной лукавинкой в больших голубых глазах. Молчание грозило затянуться, и парень, ухмыльнувшись, попросил:

- Может, все-таки пустишь переночевать, хозяин? Я четный, я ничего не украду…

Хозяин, скривив губы, кивнул: даже если бы его гость действительно оказался самым ловким воришкой, то он напрасно рассчитывал обмануть мрачного отшельника, потому что в скромной хижине не было ничего ценного.

Однако отшельник все равно не спешил приглашать мальчишку: оба, казалось, прекрасно понимали, что, стоит бродяге однажды остановиться здесь на ночлег, и он поселится в этом доме надолго. Подумав об этом, хозяин нахмурился, но затем все же кивнул в сторону двери:

- Ладно, заходи. Только смотри себе под ноги на пороге.

Бродяге не надо было повторять дважды; просияв, мальчишка тут же сорвался с места и вприпрыжку пустился к двери, словно боялся, что отшельник передумает. Оказавшись внутри, гость мигом вскарабкался на табурет и, болтая босыми ногами, выжидающе наблюдал за хозяином, старательно запиравшим входную дверь на засов.

Отшельник, почувствовав на себе его пристальный взгляд, обернулся, взглянул на него исподлобья, остановился посреди комнаты. Его высокая фигура резко очерчивалась в темноте, отблески камина четко обводили черный силуэт, отчего обитатель хижины будто был окружен огненным ореолом.

- Чего уставился? – угрюмо спросил он, встретив выжидательный взгляд голубых глаз, - Оставить тебя в лесу ночью было бы слишком жестоко, даже для меня, поэтому переночуешь здесь. Но на ужин можешь не рассчитывать: у меня ничего нет, и я не собираюсь искать еду специально для тебя.

Мальчик лишь ответил, что он не голоден, хотя это и казалось удивительным для того, кто не ел весь день. Отшельник холодно кивнул и выделил мальчишке место на лавке в углу напротив камина.

- Будешь спать здесь. Но если вздумаешь мешать мне, я мигом выставлю тебя вон.

Маленький бродяга робко уставился в пол и клятвенно заверил, что добрый хозяин даже не вспомнит о его присутствии и что ему ничего не нужно, кроме крыши над головой на эту ночь.

Отшельник, не обещавший удобств, все же кинул ему старое шерстяное одеяло и даже слегка подогрел воду в котелке, чтобы парень смог отмыть чумазую мордашку перед сном.

Однако на этом снисходительность отшельника закончилась, как он и предупреждал. Уж на следующее утро он проснулся с твердой мыслью о том, что непременно выставит своего гостя вон. Открыв глаза, он первым делом нащупал крест у себя под рубашкой и был даже несколько удивлен тому, что единственная его драгоценность не пропала. В хижине, казалось, все осталось на своем месте, а сам мальчишка спал в отведенном ему углу.

Теперь лицо гостя впервые можно было разглядеть как следует. Отшельник вновь невольно удивился: белая, словно молоко, нежная кожа просто не могла принадлежать бродяге-мальчугану. Возможно даже, что маленький путешественник что-то скрывал и в действительности полагал, что имеет право на чужое гостеприимство.

Конечно, по пробуждении он взмолился хозяину, чтобы тот не выгонял его – тот знал, что не сможет выставить за дверь мальчишку и стоял, стиснув зубы, посреди комнаты, возвышаясь во весь свой огромный рост и чувствуя себя из-за этого ужасно неловко.

У хозяина уже был один преданный товарищ, и в другом он не нуждался. И вместе с тем отшельник был уверен в том, что сельчане не примут в свою общину бродягу, даже такого маленького и беспомощного.

Хозяин вздохнул, процедив сквозь зубы:

- Не чувствуй себя здесь, как дома. Как только я найду, куда тебя пристроить, ты тут же уйдешь отсюда.

Огромные голубые глаза бродяги просияли счастьем и благодарностью. Он хотел было броситься на шею своему благодетелю, но суровый отшельник резким жестом отстранил его. Проявления нежности были для него непривычными и казались излишними в данной ситуации, когда обитатель хижины был в прескверном расположении духа, а свой благородный поступок уже считал опрометчивым.

Он решил немного подышать свежим воздухом и заодно прийти в себя, вышел во двор и уселся на крыльце рядом с волком. Тот приветственно завилял хвостом и потянулся к хозяину, и хотя обычно настроение отшельника быстро передавалось его товарищу, на этот раз тот, как ни в чем не бывало, всячески старался показать свое веселое расположение духа. Хозяин тяжело вздохнул и потрепал волка за ухом. Отныне их уединенная тихая жизнь в лесу осталась позади, а ведь этого можно было так легко избежать.

Этот маленький бродяга казался неплохим парнем, мог принести пользу в хозяйстве, которому не помешала бы еще одна пара рабочих рук. И все-таки затворник невзлюбил своего юного гостя и даже не хотел, чтобы мальчишка прикасался к нему. Хозяин хижины ничего не желал знать о внешнем мире и терпеть его вторжения, и даже сама мысль о том, что бродяга поселится в его доме, была ему неприятна.

- Нечему радоваться, глупый, - вздохнул он и усмехнулся, глядя на своего волка. Отшельник многое бы отдал за то, чтобы самому почувствовать эту радость. Но он давно уже не чувствовал ничего, кроме досады на постоянные вторжения назойливых людишек в его раздумья.

Когда он снова вернулся в дом, то поначалу не понял, что произошло: бродяга исчез из его хижины, вместо него перед хозяином стояла босая маленькая девочка в скромном льняном сарафанчике; она держала в руках груду грязного тряпья. Лишь по нелепо обрезанным локонам отшельник с трудом узнал своего вчерашнего гостя, который на деле оказался гостьей. Бродяжка недоверчиво посмотрела на хозяина, явно не поняв, чем тот был так удивлен, и сообщила:

- Я переоделась в чистое. Куда мне можно выбросить лохмотья?

Отшельник нервно усмехнулся, рассеянно указал куда-то в угол - там по счастью оказался камин, и тогда хозяин ответил, что вечером можно будет спалить все ненужные тряпки. Почувствовав, что он теряется и уже не знает, что сказать, отшельник молча вернулся во двор. Люпо к тому времени уже успел скрыться, пришлось коротать время в одиночестве, и хозяин впервые пожалел об этом.

Он долго не решался войти, полдня просидел на крыльце, прислушиваясь к звукам, раздававшимся по ту сторону входной двери, но не слышал ничего, кроме тихого шлепанья маленьких босых ножек по деревянному полу. Однако теперь, как это ни было печально, хозяин уже не был предоставлен самому себе. Элементарная вежливость, обычай людей, смутно сохранившийся в его памяти, потребовал уделить хоть чуточку внимания гостье. С тяжелым сердцем затворник вернулся в дом и застал бродяжку за странным занятием: встав на табуретку, чтобы можно было легче дотянуться, она мокрой тряпкой стирала со стола.

- Много пыли и грязи. Это вредно, - пояснила она в ответ на недоуменный, почти испуганный взгляд вошедшего. Хозяин редко пользовался обеденным столом, почти никогда не заходил в тот угол комнаты, и пыль ему совсем не мешала.

- Я же сказал: не чувствуй себя здесь, как дома! – резко ответил он, просто чтобы отвести душу.

Гостья соскочила с табурета и виновато понурила голову. Сказала, что хотела сделать как лучше, но если хозяин не хочет, то этого больше не повторится. Подумав, отшельник решил простить девочку на первый раз, и лишь попросил по возможности не трогать ничего в доме. Затем помедлил немного, не зная, что еще сказать, и вдруг сообразил, что до сих пор не удосужился даже узнать имя своей гостьи.

Звали ее Амелия, очень красивое имя, особенно для бродяжки. Отшельник спросил ее, откуда она взялась. Оказалось, девочка была сиротой, до недавнего времени жила в деревне у местной старухи-знахарки, взявшей бродяжку себе на воспитание. Суеверные селяне побаивались старой ведьмы, но терпели ее присутствие, потому что иногда нуждались в лечебных снадобьях. Правда, когда старуха умерла, то оказалось, что ее воспитанницу терпеть никто не собирался. На следующий день у дома Амелии на краю деревни собралась толпа, девочке зачем-то наспех обрезали ее длинные русые косы, в которых якобы заключалась ведьмина сила, и позволили взять с собой кое-что из одежды и немного хлеба в дорогу, после чего прогнали из деревни. Идти изгнаннице было некуда, и она решила отправиться на поиски лесного отшельника, о котором отчасти слышала из местных сказок, а отчасти – и от старухи.

- Они говорили, что я плохая. Но ты ведь им не веришь? Ты ведь меня не прогонишь, правда, дяденька?

Он молча слушал рассказ гостьи, но старался не смотреть на нее. Невозможно было отказом ответить на мольбу, читавшуюся в огромных голубых глазах ребенка...