Инверсия
...Он ждал меня к десяти. Я долго звонил, пока, наконец, дверь не приоткрылась. В проеме стояла неуловимо знакомая женщина в его махровом халате. Она молчала и смотрела сквозь меня. Это было неприятно. Если ты есть для себя, но тебя нет для другого - есть ты тогда, или тебя нет? Скорее, все-таки, тебя нет, потому что на долю оставшегося ничто выпадает одно только горькое недоумение.
Я заговорил и сказал об этом. Так, должно быть, сказала бы птица петух, доросшая до членораздельной речи. Женщина вернула себе свой взгляд и прошептала:
- Боже мой, как я тебя понимаю...
Был некий смысл в ее словах и смысл этот оказался мне недоступен. Вместе с тем я понял, что она хорошо знает меня.
Ужас проступил на ее лице, сменился отчаянием, потом тоской и поражением. Она попыталась втянуть слезы и не сумела.
- Он... умер, - спросил я полуутвердительно. Она полувопросительно ответила:
-Да,.. умер.
Я отстранил ее и прошел в комнату. Все здесь было как и вчера, за исключением разобранной постели. Краем мысли я отметил, что постель застлана для одного, но значения этому не придал. Тела моего друга нигде не было видно.
- Его увезли? - спросил я, услышав ее шаги. Она не ответила.
Она сделала неожиданную вещь: положила мне руки на плечи и уткнулась лицом в мои лопатки. Так мы постояли немного, пока шум лифта не вернул ее к забытой двери. Вновь мы оказались лицом к лицу.
- Как тебя зовут?
- Не знаю, - сказала она.
- Понятно, - возразил я. - Тогда, может быть, ты знаешь, где он?
- Не знаю, - сказала она.
- А откуда тебе известно, что я - это я?
- От тебя, - сказала она,
- Разумеется, - согласился я. - Теперь нам осталось выяснить, откуда мне известно, что я - это я.
- Да, - сказала она.
- Что "да"? - спросил я.
- Не знаю, - ответила она.
Я сел на смятые простыни. Она опустилась рядом на колени. И мы принялись смотреть друг на друга. Она была хороша собой, а во взгляде её пробивалась настоящая преданность.
- Ты любила его? - спросил я.
- Не знаю, - шепнула она.
- А он тебя?
- Трудно сказать, - ответила она, подумав.
- Откуда же ты взялась? - спросил я и сам тут же пропел ей в тон: "Не знаю..."
- Да, - сказала она.
- Загадка, - подвел я итог.
Она опустила голову.
2
...Ты упрекаешь меня в том, что я так скоро похоронила его. В сущности, ты упрекаешь меня в том, что я - женщина. Но я не женщина, я монстр. И я не похоронила его: я только все хороню его и хороню - непрерывный процесс похорон. Если хочешь, я убиваю его, ибо он ухитряется не умирать, не давая мне родиться вполне. Он - это вчерашняя я. Вчера еще я была им, мужчиной, твоим другом. Вчера мы с тобой свирепо раздирали меж собой Гегеля в стычке по поводу подлинности дона Хуана. А сегодня я хочу в кино. Понимаешь - я в кино хочу! Я хочу на выставку, в театр, в Париж, к теплу, к морю и туда, где много людей, потому что, если меня не будут воспринимать, не будет и меня. Вот, все они смотрят. Вот, все их взгляды сходятся в одной точке и в ней образуют меня. Что будет, что это будет, если внимание их рассеется, если они начнут бесцельно таращиться по сторонам и смотреть сквозь меня! Ты полагаешь - тебе ведома эта мука?.. Ну да, немного, но это не то. Я могу судить за тебя, я была мужчиной. Я была им. И у меня осталась его память. Будь она проклята! Она возвращает меня к себе, и я вынуждена рассматривать себя стеклянными мужскими глазами. Да, стеклянными. Ведь это его память, а не моя. Его нет, от него осталась одна информация. И он методично информирует меня. Ты знаешь его. Вы столько лет были друзьями. Но я - это не он. Я хочу жить в собственной спальне, в своем уютном будуаре, но не могу изгнать его из замочной скважины.
Ты, может быть, и злишься, и все же смотришь на меня с восхищением. У тебя живые глаза. Я не знаю, какая я. Но я не знаю этого не потому, что не знаю, а потому, что не хочу знать. Я такая, какой меня видишь ты - ты, не подозревающий еще, что уже влюбился в меня. И я есть только потому, что ты любишь меня. Ты творишь меня своей любовью, он своим равнодушием только отражает меня. Но я не хочу видеть в себе ничего, кроме того, что создало во мне твое восхищение мною. Можешь ты это понять - не хочу! И не спрашивай - почему. Этого "почему" я боюсь больше всего остального.
Не задавай мне вопросов обо мне, не расспрашивай меня. Поди обрушь свои "почему" на другую - ты ведь уже пробовал... Ты знаешь - она будет молчать, она будет отмалчиваться любым способом. И она будет искать способ сбежать от тебя.
Она не хочет знать правду о себе, не желает выяснять ее, подгоняемая уколами твоего "почему". И не надо думать, что это какая-то страшная правда. Правда страшна сама по себе.
Ей легче, она может сбежать от тебя. Но как мне уйти от него?
...Это произошло нынешней ночью, во сне. Я подошла... подошел... о, Господи!.. к реке. Мой берег был крутым, а тот пологим, и неспроста. На том берегу лежал туман - он там всегда лежит - вода тихо двигалась внизу. Неясно зачем, но непременно надо было на тот берег. На середине реки что-то толкнуло под сердце и... нельзя описать, просто пойми - мир вывернулся наизнанку и вывернул меня, как пустой пакет. Все внешнее рванулось внутрь, внутреннее стало внешним. Я проснулась для новых запахов, очертаний и красок. Мир уже не крепость для меня и я не хочу брать его штурмом. Теперь крепостью стала я сама, и та сила, которая заставляет меня защищаться, не чужда мне. Но во мне еще есть он, который помнит, как ненавистна ему эта защита, и спрашивает "зачем?" Вы заодно с ним...
...Затем, что я так устроена - понятно вам! И почему вы не защищаетесь, почему вы нападаете - может быть, вам это известно? Да потому только, что так устроены вы, - я так, а вы наоборот. И никто ничего не знает. Но вам необходимо докопаться. Вам бы только докопаться, только бы влезть на гору за ответом. А вокруг жизнь, цветы и блики, тысяча прекрасных вещей и восхищенных глаз. И музыка. И все это танцует, ведя свой танец завороженным хороводом. И в завораживающем центре, на сцене, в луче, на помосте, такая, какой сплел меня и выпек, склеил и выточил, какою вылепил, высек и отчеканил меня мой хоровод, мой зритель, мой мир, моя публика - в том центре Я, я - публичная женщина. Усвойте это хорошенько - подлинная женщина публична. И я не хочу на вашу гору, и мне не нужна ваша лопата - можете вы это понять!..
...Не сердись. Если ты уйдешь, кто будет мне светить? Та гора высится на моей земле, и вышла из нее. Если ты говоришь не обо мне - говори. Твои слова рассеивают туман на моем берегу. И свет нездешний проникает в меня. Если ты говоришь обо мне - избеги правды, прицелься получше и промахнись. Я боюсь, я не готова еще. Но говори. Говорить умеешь только ты. Разве не ясно тебе, что когда говорю я, это не свет. Это горшок, которым накрывают свечу. Ты выживешь без моей любви. Я сделаю тебе больно - и раз, и два. И ты уйдешь в свои горы. Но что будет со мной, если все вы уйдете в горы! Я останусь внизу. И он, сидящий во мне, утверждает, что унесете туда весь свет. К чему мне невидимый хоровод, к чему мне музыка, которая не слышна. Не спеши... Слышишь, не торопи меня. Может быть, я и решусь. И ты подашь мне другой конец веревки.
3
...Мы и в самом деле пошли в кино. Правда, не сразу. Пришлось добывать одежду, обувь, косметику... И она действительно отправилась в Париж. Правда, не со мной. Такие, как я, в Париж не ездят. Она это хорошо знала.
- Такие, как ты, - сказала она, - лезут на гору. А Париж расположен на равнине.
- А такие, как он? - спросил я.
- Тем более, - ответила она, - тем более. Именно поэтому я еду в Париж. Потому что я - это вывернутый наизнанку он.
Я понял. И последний мой аргумент был жалок:
- Но ведь ты любишь меня...
- Люблю, - сказала она.
________________________________
7 марта 1987 г.
Свидетельство о публикации №207041500026