Город Сумерек - глава 4 - Золотые лепестки

1

Исполинская фигура встала во весь рост, заслонив собой солнце. Повернула голову на триста шестьдесят градусов и открыла глаза. Железный человек впервые увидел окружающий мир. Киборг очнулся. Раз и навсегда. Как, в случае чего, его отключить, не знал никто...

«Давно созданный, он ни разу не включался, не считая тестирования, но на этот раз всё серьёзно. Коварный враг. Беспощадный и жестокий. Враг, которому чуждо само слово «существование». Смерть, смерть, смерть – вот единственное, что несут с собой полчища агрессоров. И пусть некоторые смеют сомневаться в правомерности принятого нами решения, но это останется на их совести. Мы же желаем одного – мира и покоя...»

Ситетикая выключил телевизор. В голове не укладывалось. Как же они допустили, чтобы враг подобрался так близко! Он же лично создал Пульсирующий щит. Что там Железный человек – глупая и беспомощная игрушка. Да попав в энергетическое поле его щита, всё, излучающее хоть какие сигналы, получит их же, да ещё усиленными в несколько раз. Одно удовольствие сидеть и смотреть, как враг, захлёбываясь ненавистью, уничтожает своих же. Но почему Железный человек?

"Вот оно! Случилось!"

Внутри всё сжалось, замерло и разорвалось ужасом.

С криком "Они здесь!" Ситетикая выпрыгнул в окно...

2

В Городе Сумерек была объявлена всеобщая мобилизация. Все мужчины и женщины от двенадцати до шестидесяти лет получили соответствующие инструкции и заняли оборонительную позицию. От службы освобождались лишь сотрудники индустрии развлечений. Кто ж будет работать?

После того, как новость о смерти Ситетикая просочилась за высокие стены правительственных дворцов, горожане разделились на два лагеря. Первый выступал за неукоснительное соблюдение указов и расстреле дезертиров, вторые напоминали об имеющихся записях предсказания о приходе человека из другого мира, несущего с собой справедливость. Но поскольку тамошнее население сплошь состояло из людей с промытыми мозгами, до силового выяснения отношений дело не дошло. Большинство верило заявлениям правительства, а несогласных было слишком мало. Вот «фабриканты» могли бы сказать своё слово, но кто ж их пустит в город, да ещё в военное время?

Не считая нескольких философов, остальные пришли к соглашению подождать. Если же Человек в самом деле появится, тогда и будет ясно, что с ним делать. Первые сказали «Не пускать!». Вторые – «Мир не знающий страданий. Это ли не то, чего нам так не хватает?»

3

В Президентском дворце, на собрании Семьи, заканчивал свою речь Пачититьуа, Верховный жрец.

– Таким образом, нам не остаётся ничего иного, как поручить выполнение миссии Железному человеку. Да, будут потери среди гражданского населения, но что с того? Что важнее – жрущие грязь жалкие отбросы рода человеческого или наше благополучие?

Слово взял Президент.

– Подводя итоги встречи, скажу, что я доволен. Семья как и прежде продемонстрировала единство. Да будет так всегда. Прошу всех встать и поднять бокалы за нашу Победу. А что до всех остальных – оставим это богам. За Победу, господа!

Вечером, когда отходившие ко сну горожане готовились к войне, в Золотом зале Президентского дворца начался пышный ужин, переходящий в бал. И до самого утра не смолкала музыка. Всё прибывающие гости погружались в амосферу праздника и забывали обо всем...

Судьба Города Сумерков их волновала в последнюю очередь...

4

Порой для продолжения сюжетной линии приходится прибегать к совсем неожиданным подсказкам. Пока Джон любовался необычными облаками, принимающими форму различных зверей и фигур, я услышал смех брата. Разумеется, Джон тоже услышал непонятный смех, раздавшийся где-то впереди. Пройдя метров сто, он различил сиреневое мерцание. Несомненно, смех раздавался изнутри этого облака.

«Даже и не назовёшь облаком. Скорее занавеска...»

Осторожно приблизившись, Джон постоял секунд десять, после чего, услышав звонкое хихиканье, просунул голову за пелену. Взору открылась изумрудная пещера. Её своды были будто-бы собраны из отдельных дисков, которые вращались в разные стороны. Мерцающие огни поднимались вверх, после волнами обрушивались к земле, вновь начиная восхождение к яркому ручью, кислотными всполохами слепящему глаза, текущему посередине потолка пещеры. Снова раздавшийся смех отозвался миллионами переливов всех тональностей. То затихая, то усиливаясь, танцуя, он звал Джона в зелёную глубину, кокетливо мерцающую всполохами...

«...Изумрудного огня. Ну и сравнение! Но ведь так и есть...»

Очарованный, Джон смотрел... Не в силах отвести взгляд, погружался в сладкую дремоту... А затем, словно услышав волшебную дудочку, шагнул на звук смеющихся голосов. Почему-то ему стало казаться, что их много...

Журчащий смех, поющие голоса, зовущее мерцание...

5

Тулароза Кастильедо Энчи проснулась. Как всегда без двух минут до того, как большие часы пробьют пять часов. Послушав пение колоколов, она всегда закрывала глаза и спала ровно до шести. Затем вставала и подходила к окну. Насмотревшись на утро нового дня, она умывалась и садилась перед зеркалом. Неторопливо расчёсывала длинные чёрные волосы и что-то напевала. Песни рассказывали об историях, увиденных этой ночью, о местах, где она побывала во снах...

Приведя себя в порядок, она спускалась вниз позавтракать, сделать кое-какие дела по дому, количество которых удивительным образом совпадало с её настроением, и уходила... Тулароза Кастильедо Энчи была мечтательницей. И ещё она любила рисовать. За этими двумя занятиями и проводила всё свободное время. Бродила по лугам, лесам и рекам, а затем из солнечного света, порывов ветра, шёпота листвы, свежести дождя, звонкого смеха и хорошего настроения плела пряжу, из которой ткала волшебные картины. Стоило подойти, как они оживали. И каждый мог окунуться в атмосферу тех мест, словно побывал там сам...

Сиреневое облако с изумрудной пещерой тоже было одним из её творений. В тот день бушевала ужасная гроза... Вспывшка молнии загадочно осветила ветку сирени, а дальше... Тулароза пошла по сказочной дорожке на другую сторону дождя... Что же она там увидела – расскажет картина. Достаточно к ней прикоснуться...

6

Первое, что сделал Железный человек – испепелил Фабрику и, выбросив в воздух пыль, избавился от основной массы мыльных пузырей. Два наиболее вероятных очага сопротивления были устранены. Далее была задействована программа поиска и уничтожения внешнего врага. Но законы природы вновь сыграли с изобретением рук человеческих злую шутку. Стоило Фабрике уйти в небытие, невидимая нить, связующая миры воображения, оборвалась и все они разлетелись по белу свету... Воображение... Можно предположить, что эти миры существуют с теми, кто их создал, но никогда нельзя быть уверенным до конца...

Шар, в котором находился Джон, словно выстреленный разжавшейся пружиной, набирал скорость, удаляясь в глубины моря небесного...

7

Продолжая свой путь, Джон думал не столько о том, куда идти – в этом он всецело доверился внутреннему голосу, говорящему идти вперёд и до поры не мешать понапрасну карты, а об Иване. Нахлынувшие воспоминания, возникшие вопросы... Ко всему этому добавить тревогу за судьбу мира... Откуда оявилась тревога? Ещё один вопрос... Тем для размышлений было предостаточно и беседуя с невидимым собеседником, Джон пытался разогнать тяжкие мысли, плотным кольцом сжимающие бешенно колотящее сердце. Воздуха не хватало... С очередным приступом головокружения он остановился, отдышался и прислонился к стенке пещеры. Изумрудное кольцо легко поддалось и приняло форму выемки. Сев поудобней, Джон закрыл глаза. Внутренний голос замолчал, не в силах перекричать другие, яростно спорящие, не слышащие друг друга, разрывающие на части и без того ничего не соображающую голову.

«Должно быть это нервное. Ничего. Сейчас отдохну и всё пройдёт.»

Возможно и правда сказывалась усталость, иначе Джон бы заметил, что голоса раздаются в пещере. Можно сказать, они беседовали с ним - улавливая мысли и отвечая на них. Но теперь, когда Джон расслабился и представил себе серебристое облако, голоса заметно оживились и затараторили между собой на языке, напоминающем щебетание птиц, а вокруг запахло садом...

И в этом не было ничего удивительного. Эту картину Тулароза Кастильедо Энчи писала в своём саду. Яблони, кусты смородины, крыжовника и клубники, зелёные лужайки и клумбы с цветами, небольшой огород... Она просто обожала возиться со своими растениями, разговаривать с ними, делиться тем, что на душе, слушать их тихие голоса... А ближе к вечеру любила садиться у самой старой яблони и из тени зонтика смотреть на текующую за оградой реку. Это успокаивало, убаюкивало... Часто Тулароза вспоминала мечту своего детства – как большой корабль с белоснежными парусами уносит её вдаль от родных берегов. Конечно, грустно покидать дом, но впереди ждёт новый день, который, она знает, подарит встречу с суженным. Это будет миг, про какой говорят – увидела и полюбила на всю жизнь. Встреча, которой суждено стать роковой. Может быть эта мечта и могла бы стать реальностью, но однажды едва не утонув, Тулароза больше никогда не испытывала желания подниматься на палубу. Так что мечта все эти годы оставалась грёзами, с течением времени всё реже напоминающими о себе. Но всякий раз, сидя у старой яблони и глядя на реку, Тулароза ощущала солоноватый запах моря, слышала прибой, пронзительные крики чаек и видела отливающие белизной паруса...

8

Живые картины...

До чего они удивительны и коварны...

Да, мир Туларозы впустил Джона, но узнав, что у гостя на душе, повёл его не в летний сад, а на реку – границу миров.

На другом берегу было Царство теней...

9

Берег выглядел так, будто был набросан простым карандашом. Пустынная песчаная полоса и семь деревьев. Гладкая поверхность реки. Небольшой бревенчатый причал и привязанная к нему лодка. Стоящий рядом старик, курящий трубку.

Джон подошёл, перекинулся парой слов. Сказал, что держит путь в сторону солнца. Там его ждут друзья.

Лодочник внимательно выслушал и ответил, что если Джон идёт в сторону рассвета, то сейчас он в самой дальней точке от намеченной цели. На этой реке солнце не показывается никогда. От того и пейзаж такой пепельный. Нет света, чтобы вдохнуть краски.

– Но, – добавил лодочник, – я могу тебя переправить на другой берег. В Царство теней. Может быть с той стороны твоя звезда окажется ближе, чем ты думаешь?

Чуть слышно лодка отчалила от причала, разрезала зеркало реки... Через пятнадцать минут Джон ступил на противоположный берег.

– Желаю удачи! – на прощание старик махнул рукой и отчалил в обратную сторону...

10

В эту ночь Туларозе приснилась цыганка, что нагадала встречу с человеком, который изменит всю её жизнь, но это будет не так скоро...

«Время идёт, а он смотрит совсем в другую сторону.»

Проснувшись до рассвета, Тулароза стала рисовать картину «Хронос».

И вновь это странное переплетение кисти художника и образов, песни воображения и красок придуманных миров...

Как мне иной раз неясно, почему герои делают именно то, а не другое, более соответствующее моему замыслу, так и Тулароза не совсем понимала, но интуиция подсказывала, что эта картина ей поможет. Более того, где-то затаилось предчувствие, что ей самой придётся прогуляться по неведомым дорожкам времени.

11

Когда паромщик уплыл и стихли удары вёсел, Джона охватил панический ужас. Гнетущее безмолвие на волнах отчаяния...

Стена, закрывшая последний луч солнца... Лабиринт дорог, образовавших замкнутый круг... Петля, сдавливающая горло всё сильнее с каждым вдохом-выдохом... Надежда, тающая от прикосновений горячих рук...

Спустя какое-то время, когда оцепенение, вызванное дыханием теней, отпустило, Джон наконец-то смог внимательно осмотреться. Пейзаж отсутствовал. Даже голова начинала кружиться от однородной серой массы.

«Словно кто-то сварил суп и слепил из него декорации. Было бы смешно, когда-бы не так грустно.»

Джон заметил, что у него пропало сердцебиение. Не сумев нащупать пульс, он сделал другое наблюдение – ему необязательно дышать. Задержанное дыхание не доставляло ни малейшего неудобства. Да и вообще – не наблюдалось никакого напряжения мышц. Впечатление, как если бы отменили силу гравитации.

«Ещё один заколдованный мир. Мир теней. Так сказал лодочник?»

Даже река предательски пропала. Осталась лишь чёрная полоса, неотличимая от берега.
Когда глаза привыкли к темноте, Джон наконец-то заметил пейзаж во всей его красоте.

«Или уродстве.»

Что земля, что трава, что деревья – всё было бесформенными пятнами, неясными фигурами, диковинными чудовищами, затаившимися в ожидании зазевавшегося путника. Лишь над головой, как и прежде, горели звёзды. Но небо казалось таким далёким... Появилось ощущение, будто Джон движется на огромной скорости вверх, но при этом ни на йоту не приближается к молчаливым и холодным небесам. Чем дольше смотрел, тем сильнее ему казалось, что вот-вот – уже взлетает.

Поддавшись соблазну, Джон даже подпрыгнул. Тут-то сила тяжести показала, что всё же существует. Едва оторвавшись от земли, он упал, сбитый свинцовой тяжестью в ногах.

Тени... Теперь Джон хорошо их разглядел. От неожиданности он испугался и сотни тысяч миллионов чёрных глаз заглянули ему в душу. Повсюду зашевелились легионы безмолвных фигур. И без того гнетущая тишина со всех сторон обступила зловещим молчанием, готовая, словно прокурор, вынести приговор.

«В концов-концов это всего лишь тени. В принципе, ничего необычного.»

Поднявшись на ноги, Джон увидел огромного чёрного паука, горящими глазами смотрящего прямо на него; и качаясь на паутине, неспеша приближающегося к добыче. А чего спешить? Бежать Джону было некуда – он венчал собой одинокую скалу, иглой вознёсшуюся к небу. Оставалось собрать всю волю в кулак и прыгнуть на паутину. Оборвав одну нить, он стал спускаться вниз. Однако, достигнув земли, облегчения не испытал. Чёрная земля оказалась полна растительности, щедро украшенной серебром паутины. Она была повсюду. И ещё Джон заметил огромное количество жирных коричневых пауков. Они были похожи на резиновых, но живые и, видимо, плотоядные, ибо заметив Джона, сразу же двинулись в его сторону. Можно было попытаться убежать, но кольцо неотвратимо сжималось. Прошло не больше минуты и поваленного на землю Джона поглотила коричневая масса всё пребывающих пауков.

12

Не успев испугаться, Джон сорвался и полетел в самую глубокую пропасть на свете. Свист ветра в ушах заглушал крик, а он всё падал и падал...

13

Запах горящей шерсти, тошнотворной сладкой гнили... И Джон, шлёпнувшийся лицом в лужу грязи.

«Господи, когда же это закончится?»

– Никогда, – раздался ехидный смешок.

«Нет! Хватит! Кто бы ни был – убью к чёртовой матери!»

Джон вскочил и отшатнулся. Ужас! Перед ним стоял он сам. Замерев, как статуя, Джон не мог ни слова вымолвить, ни что-нибудь придумать в объяснение. Хорошо, первым заговорил двойник.

– Привет, Джон! А ты неплохо выглядишь. Должен признаться, я очень рад нашей встрече... На равных... А то вечно ты смотришь на меня сверху вниз. Это, чтоб ты знал, очень раздражает. Иногда просто бесит, а поделать ничего не могу. Зато теперь..., – лицо расплылось в ослепительной улыбке, – ты у меня получишь сполна.

– Так ты это... ты... моя тень... И я с тобой разговариваю? Схожу с ума..., – и рявкнул, – а ну полезай откуда пришла! Чего тебе надо?

– Ну раз ты сам просишь, – и Тень взяла руку Джона, – вот и всё. Дотронутся до тебя. Больше ничего не требуется.

Тень обернулась и после паузы добавила:

– Прощай! Нас ждут большие дела. Впрочем, они ждут меня, а ты... Не скучай тут. Прощай!
И ушла...

Джон вспомнил слова лодочника...

И правда – на этом берегу он свет не то, что увидел, но даже почувствовал. Каждой клеточкой своего тела осознал, что пока горят звёзды, пока рядом будет хоть искорка, он будет жить. Будет жить он – Джон. Но стоит прийти мраку и все тени потеряются, сольются в одну громадную Тень...

14

Нежным прикосновением первый снег накрывает чёрную землю...

Кружа лёгкими пёрышками, золотые лепестки осыпают тающий мир... Волшебное сияние кусочков солнца разрывает шторы на окне... Обжигает кожу, гонит прочь холод и мрак...

Мороз рисует узоры на окнах, метель заносит дороги, колючими рукавицами обнимает стужа, белый ветер воет колыбельную...

Свет звёзд оживляет потускневшие картины... Распахивает заколоченные окна и двери... Разливается теплом в проклятых сердцах, опустошённых болью... Разбудив на рассвете опостылевшие души, дарит им ещё один шанс...

15

Медное солнце заканчивало свой путь по небосклону... Вечер незаметно переходил в ночь... Тулароза зачарованно сидела перед почти законченной картиной и уносилась в загадочную даль... Чтобы оживить краски, оставалось совсем немного. Любой штрих совершил бы чудо...

«Что же нарисовать?»

Закрыв глаза, Тулароза расслабилась. Представила прозрачную синеву небес... Две ленты, красного и синего цветов, плывущих в прозрачной воде... Лежащий в её ладонях чистый, как родник, кристалл, несущий умиротворение... Льющийся мягкий свет...

Кончики пальцев почувствовали холод, словно коснулись снега... Перед закрытыми глазами расстелилось звёздное небо... Внизу белела земля... Мела метель, выл ветер одиночества...

От самой яркой звезды отделилась капля света и упала на снег...

«Да – это то, что нужно.»

Тулароза Кастильедо Энчи открыла глаза и в уголке картины написала «Золотые лепестки».

16

Джон-Тень скользнул к потайной двери и вошёл в Зеркальный зал. В полнейшей темноте было холодно, но ждать пришлось недолго. Бесшумно, словно сам по себе, справа от него вспыхнул огонёк. Джон-Тень пошёл прямо на него и скрылся в одном из магических зеркал.

По ту сторону его ждал Дайоту. На этот раз он выгядел как турист. И так же, как они, что--то с интересом высматривал в дали, иногда сверяясь с картой. Последннее, должно быть, дань уважения к театру. Такие, как Дайоту, всегда знают, что и где, и чувствуют, когда кто-то возникает у них за спиной.

– Здравствуй, Джон-Тень, – не оборачиваясь сказал он. – Взгляни. Тебе туда. Будешь изображать Джона. Задание ясно?

Джон-Тень молча кивнул.

– Тогда вперёд. Не будем терять времени.

11. 04. 2007.