День женщины. Эва. утро

Воскресное утро. Ленивое потягивание и переворачивание с боку на бок. Сон улетел и вряд ли возвратится, но состояние полудрёмы остается, не отпускает. Солнечные лучи уже давно заняли шелкографические обои стен, обосновались на матовой поверхности cделанного под орех спального гарнитура, оживили вазу из темно-синего хрусталя и всевозможные предметы женской прихоти на призеркальном столике. Наконец, прикоснулись своими теплыми пальчиками к щечкам Эвы.

Эва вытягивает длинные ноги, выгибается всем телом и с легким стоном возвращается в прежнее клубочное состояние. Она любит сжаться в комочек, уткнуться в плечо мужа и посопеть ещё полчасика, чувствуя уют и защищенность от беспокойного мира. Муж - из тех, кому за полночь, поэтому его пушкой не разбудишь. Она спокойно может включить прикроватный телевизор: "намылиться" очередным латиноамериканским сериалом, сдувая пену, пройтись по музыкальным программам и, не найдя ничего путного, остановиться в гостях у кого-нибудь из Кизяковских приятелей, у которых ещё "пока все дома", нехотя прислушиваясь, помечтать о том, о сем, о женском.

Эве без малого тридцать пять, время женственности и самоутверждения. Всем, чем наградила её природа, она может с уверенностью гордиться: высокий рост, фигурное изящество и милое личико. Что ещё нужно? Немного ума. Как раз столько, чтобы сводить с него мужчин капризами, но не на столько, чтобы докучать их наставлениями. Они ведь их не терпят, эти мужчины. Сами готовы поучать и поучать. А бедные женщины вынуждены выслушивать. Впрочем, это, пожалуй, лучше, чем брать на себя ответственность. Heт, нет, никакой ответственности, увольте. Пусть мужчина отвечает за всё содеянное. Он крепче, напористей и толстокожистее.


Эвелина была из тех женщин, которые могут жить спокойно, только если они за кем-то. В детстве она была за мамой, в юности - за подругой, а теперь за мужем. Нельзя сказать, чтобы она была избалована родителями, но хотя бы одну модную, а значит, дорогую вещицу, всегда имела в своем небольшом гардеробе. Она умела хорошо готовить/ мамина школа/ и немного шить /это оно сама/.При этом — не любила "подавать" на. стол ежеутренне, ежедневно и ежевечерне. Это было выше её женского достоинства, её понимания роли супруги. Со скрипом она накрывала стол в первые годы замужества. Впоследствии отлынивала при первом удобном случае. Для мужа такое поведение было непонятно. Поскольку утром он уходил не в одно и тоже время, а по необходимоети /муж работал индивидуально в керамической мастерской/ - она считала, что завтрак подавать необязательно. «Сам возьми, я устала» - слышал муж всё чаще и чаще. « Там, на сковородке в холодильнике...И кофе мне сделай, Куська…» -добавляла Эва из спальни.

Тут была одна загадка. Для непосвященных в таинства супружеской жизни мужчин. Загадка непонятная абсолютно. Как можно одним совершенно дурацким прозвищем, кличкой, словом усмирить зарождающийся в душе клокочущий гнев и сменить его на милость, даже на умиление. Мало того - как послушного кролика, заставлять неведомой силой скакать по кухне в радостном предчувствии, что она, ОНА, Жена, Женщина с большой буквы "Ж" соизволит прибыть, войти, то есть проследовать к завтраку, тобой же, кроликом, разогретому и поданному. Всё это совершенно непостижимо эгоистическому холостяцкому уму, а также уму оставленного, брошенного неверной изменщицей...Нет, нет об этих крайних вариантах и речи быть не может. В нашем повествовании муж был ещё в счастливом неведении обо всем об этом. Он по-своему любил свою Эву, баловал её, потакал и возился с ней, как с ребенком, по мере сил и возможностей. И всё потому, что сумела она подобрать к его душе ключик, сумела найти то верное и возможно единственное словцо, которое делало мужа совершенно беспомощным перед ней. "Куська сделай мне, пожалуйста..." и он делал, как завороженный'. «'Куська, ну прости…» - говорила она, сделав очередную пакость, и он прощал. Безропотно. «Куська, иди ко мне…» и он шел к ней, шел на поводу.

Надо признать, что Эвелине хватало ума не слишком часто прибегать к магическому слову. Поэтому оно и действовало безотказно. С годами совместной жизни и воспитания сына, со всеми перипетиями новейшей истории страны безотказность этого приёма, магия кодированного словечка убывала, таяла в инфляции. Порадовать неожиданными подарками муж был уже не всякий раз готов. Женские безделушки и парфюмерия в цене сравнялись с его заработной платой, поэтому добиваться взаимности стало всё труднее. Тогда-то он и ушел в "индивидуалы". Подавать на стол Эва прекратила - за исключением торжественных случаев приема редких родственников и близких друзей.

 Myжу, любителю-книгочею, пришлось оторваться от плотнотекстовой зауми, пришедшей к нам из-под приподнятого перестройкой железного занавеса, и углубиться в штудирование - теории раздельного питания, голодания по Брегу и прочих способов помощи самому себе любимому. Эву такое увлечение мужа вполне устраивало. Забот меньше. Ещё будучи преподавателем истории в школе, она сразу пожалела о такой, выбранной для неё родителями, ориентации. Карьера учителя - что может быть тернистее? И потом именно с историей стало твориться нечто невообразимое. Во-первыx, новейшая история стала меняться день ото дня; во-вторых, прошедшую историю стали опять пересматривать вплоть до татаро-монгольского ига. Да так, что выходило - не было никакого ига. Просто, вдруг откуда не возьмись, организовалось огромное азиатское государство, которым, оказывается, управлял хан Чингиз, а также последующие ханы. а когда появился самозванец Мамай, русичи собрались да и побили его на Куликовом поле. Да и где это поле - тоже вопрос спорный. Каждый кулик свое поле стал нахваливать… Запутавшись окончательно, Эвелина потихоньку увильнула с преподавания историй на уроки кройки и шитья. По крайней мере, всегда актуально. Так что в повседневной жизни она сосредоточилась на пошиве прежде всего себе, естественно, а уж потом - сыну и мужу. Кстати, мужские брюки она насобачилась шить ловко, быстро и этим стала подрабатывать.

Ещё через подруг она пристрастилась плести сеть частной продажи пищевых добавок одной американской фирмы. Сплёл сеть – получай прибыль! Не сплёл – шиш! Азбука бизнеса
Все полученные денежки она тратила опять же на себя, потакала своим женским пристрастиям. Муж в основном был не против такого разделения доходов. Насытив свой аппетит всевозможными новинками по мелочам, Эва решила сделать крупную заявку. А именно: приобрести модную дубленку. Появились в городе такие магазины, появились на телевидении такие рекламы, которые навязчиво и занудно, день ото дня долбили в больное место Эвы. И не ей одной. И додолбились.


- Хочу дубленку, Куська.- сказала она каким-то несчастным для мужа вечеров, и он сразу понял, что настали черные дни постельного отказа. Ибо условный код прозвучал вместе с конкретной вещью. А это означало, что пока вещь не будет на Эвиных плечиках., ни о какой близости не может быть и речи. Так что поудить рыбку в заповедном пруду не удастся…Сие повергло мужа в глубокую задумчивость, и он сделал следующую ошибку. Он перестал слышать последующий лепет Эвелины по поводу цвета, формы и качества предполагаемой дублёнки, а также последующий за ним подробный пересказ последней серии латиноамериканского мыла.
- ...И ты знаешь, после всего этого она подходит к Августо и говорит: "Проснись, вот твой завтрак, любимый"... Да, ты что не слышишь меня совсем ?" - она толкает в бок застывшего в прострации мужа. Тот смотрит на неё, и в его взгляде – вопрос, смешанный с горьким привкусом неверного ответа.
- Что я сказала только что ? Ты слышал? — Муж кивнул. – Тогда повтори.
 Повторить он, конечно, не мог, но сморозил что-то насчет дубленки.
- Это я до того говорила, а сейчас только что о чём? - и она уставилась на него гремуче-змеиным взглядом.
Муж опять попытался предположить нечто. Признаться, что он не слышал, было чем-то из ряда вон выходящим и нарушило бы шаткий мир и относительное семейное спокойствие.
- Я думал, где взять деньги на дубленку - нашелся он.
Эвелина убрала гремучую смесь со взгляда и продолжила пересказ серии.

Потом они мирно попили чайку и улеглись. Она по своему обыкновению включила "телик" После теленовостей, узнав все ужасы прошедшего дня, они решили немного отвлечься, переключив на другой канал. Натолкнулись на «Дежурную часть», где подробно показывали, когда и каким образом можно грабить сограждан. Устав от анатомических экскурсов в телесные повреждения, муж решил успокоиться на тёплых грудях жены. Да не тут-то было. Только он пристроился, как был оттиснут суровым локтем супруги на свою мужскую половину постели. "Дубленка, дубленка..»"-засвербило в мозгах. Она стала камнем преткновения, и надо было его срочно сдвигать в сторону.

Дубленка, то бишь овечий тулуп, который муж в армейскую бытность надевал, будучи караульным, не могла в те годы быть предметом обожания женских особей. Ни в коем случае. Шуба - вот что всегда было предметом вожделенного обожания, естественно, до поры всемирной борьбы за права животных всех стран. Тем не менее, забугорные технологи умудрились так обрабатывать шкуры, а модельеры так кроить эти тулупы, что женщины по ним с ума начали сходить. Цены на них взвинтили до умопомрачительных. Ну прикиньте: тулупчик дороже телевизора со встроенным видиком, примерно, как пол-автомобиля. Да на него пол жизни копить нужно свои кровные. У мужа от таких мыслей плотные тексты "новых классиков" сползали куда-то в сторону, он откладывал очередную книгу недочитанной и думал, думал... Так ничего не придумав, он засыпал.

Но одним субботним вечером, что счастливо предвещал спокойствие воскресного утра, он решил обрадовать жену сообщением о кое-какой сумме, которую он получил за один неплохой заказ, и что теперь можно надеяться на приобретение ду-блён-ки.
- Молодец, Куська! - произнесла магическое слово Эва, - ну, иди сюда.
Муж возрадовался душой и особенно телом. Не теряя времени, одним привычным движением - закатал её ночную рубашку до подбородка. Окунулся с головой в колышущееся тепло грудей, скользнул по чашке животика в кудрявую рощу удовольствия и, поискав там родники блаженства, нашел их. «Тебя потрогать?» - спросил он сладким шепотком. «Да,» - едва слышно отозвалась Эва. Видно эта аскеза ей тоже порядком надоела, но нельзя же совсем отпускать удила...
Муж знал, что ей нравится, и сделал всё как надо. И она знала, что ему нравится, поэтому не сопротивлялась. Он скакал и проникал, и крутился по-всякому. Потом со стонами и облегчением они отпали друг от друга. И настало время недолгих откровении и краткого духовного понимания. Он даже сказал, что разве может какая-то раскрашенная овчина заменить такую близость. И она согласилась, что нет, не может.
- А ты сделаешь мне что-нибудь на завтрак? - спросил он, осмелев.
- Конечно, милый, я приготовлю сосисочки. А ты потрешь салатики, хорошо?
- О чем ты говоришь, Эвочка, солнышко. Разве был такой день, чтобы я не натирал любимую тобой морковочку, редисочку, капусточку ,не нарезал петрушечку, укропчик, лучок и всё это - майонезиком "Кальве",как Вовочка, блин...
- Отжать не забудешь лучок, - щебетала Эва, - на три раза, не забудешь?…. .
- Радость моя, как я могу забыть...
И в таком ворковании они отошли в мир сновидений. И им снились чудесные сны, где они бегали голышом по лугам и рощам, купались в чистых прудах и потом валялись на ...разноцветных дубленках. Их было так много разбросано по берегу, так много, и так было приятно погружать руки в их тугие меха...


Итак, вернемся к воскресному утру, когда, понежась в постельке, Эва поднялась, сделала утренний макияж, эдакий дизайн на лице ненавязчивый, но томный. Сварила сосиски, закипятила чайник и, подойдя к безмятежно спящему супругу, склонилась к его уху. «Просыпался милый, тебя ждут салатики.» - проворковала она.

Пока муж возвращался в этот суетный мир и протирал глаза, она накрыла гостиный стол, чего давненько не делала. Сын пребывал, как обычно, у бабушки, так что они спокойно смогут пойти прогуляться и присмотреть на вещевом рынке долгожданную дубленку, а уже потом заехать за ним к маме. День обещал быть замечательным.
- Ты поднялся? - Я жду! - кричит Эва бодро с кухни.
Дальше события разворачиваются примерно так: муж нехотя свешивает ноги с тахты и с удивлением замечает накрытый гостевой стол в противоположном углу комнаты. Он встает, идет на балкон подышать свежим утренним воздухом, хотя уже далеко не утро. Но ведь выходной! Можно себе позволить...

Осень неторопливо подтягивала свои пожелтевшие одежды к середине своего пути, так что было довольно прохладно. Поеживаясь, муж заходит обратно в комнату, идет к жене на кухню. Обнимая свою стройную, гибкую, нежнокожую спутницу жизни и вспоминая вечерние игры, шепчет глупые шалости, дурачится и ведет себя, как счастливый глава семейства. Он острит, и жена понимающе улыбается его остротам, а не как обычно обрывает на полуслове. Он трет морковку, редиску, нарезает лук... Всё как обычно, но с каким восторгом - она же рядом, улыбающаяся, свежая, в расцвете женских сил. Потом они садятся за стол и он даже не задает вопроса почему здесь, а не на кухне. Он в счастливом неведении, в надежде, что это благодарность за вечернюю близость.

Совершенно расслабившись, он наливает немного бренди в кофе. Кофе хоть и растворимый, но фирменный. И, наслаждаясь его крепостью и ароматом, он, совершенно не задумываясь, брякает:
- Знаешь, а ведь на улице похолодало. Я выходил и ...
- Так что мне надеть? ~ спрашивает Эва, хотя всегда прекрасно обходилась без его советов. И муж ( о святая простота! ) очевидно вспомнив, какие у неё есть осенние вещи, предлагает:
- .А надень-ка ту бордовую куртку...
У Эвы кусок застревает в глотке. Она смотрит на мужа, и этот взгляд можно сравнить со взглядом инквизитора на упорствующего в своих грехах еретика.
- Что? Куртку? Ты сказал... Ты посмел при мне произнести.. .это слово?
 Муж не возьмет в толк: только что все было отлично и даже замечательно. Они как никогда завтракают вместе, готовятся пойти прогуляться…
- А что такое? - говорит он, не сознавая, что происходит непоправимое. Радость семейной жизни опять ускользает, улетучивается.
- Ты что, издеваешься надо мной? - Эва в слезах вскакивает из-за стола. - Он вспоминает этy куртку! Это позорище...
Она не видя ничего вокруг, как в прострации, ищет выхода и не находит его:
- Именно сегодня он говорит мне такое…
 Муж остолбенело припоминает и только усугубляет дело:
- А что, собственно, сегодня такое? - недоумевает он.
- Ты забыл... - Она в ужасе подносит ручку ко рту. Губы и пальцы её судорожно подрагивают. - Ты всё забыл, что обещал!
- А что я обещал? - окончательно садится в лужу муж - Я ведь только сказал: надень куртку. Ты ведь не знала что ...
- Замолчи! - истерически затопала ножками Эва, - Не смей мне даже напоминать об этой пошлой куртке... О - о..- она взывает к кому-то свыше и в ярости бросает мужу: - Да, провались ты вместе с ней...
Заливаясь слезами, она убегает прочь из комнаты и запирается в ванной. Он бежит за ней, что-то говорит через дверь. Она включает воду: шум заглушает и плач и его слова.


Муж, придя в себя и поразмыслив, смутно припоминает, что ночною сладостной порою имел неосторожность заикнуться о деньгах и о дубленке...На самом же деле всё весьма проблематично. Просто захотелось порадоваться, хоть чуть-чуть сбросить ярмо повседневности, тяжести борьбы за существование. Ведь он имеет на это право... И ведь получилось! Вышло довольно неплохо. Разве можно взять и вот так всё перечеркнуть! Одним махом лишить себя и его счастья взаимного понимания и радости общения. И ради чего? Ради куска овчины, пусть удачно отороченного. Господи Боже мой, что делается!? Нет, не может быть. Они ведь ночью обо всем договорились, тихо, вразумительно, спокойно. Надо пойти выяснить, отчего она плачет, бедная?

Он стучит, требует, умаляет. Наконец, она открывает, и он обнимает ее за вздрагивающие плечи. Обнимает, целует заплаканные глазки, носик, губки...
- Милая, ну скажи, поделись со мной, что ты хочешь?
- Ты знаешь что, - заикаясь и судорожно вздыхая, говорит Эва, садясь на край ванны. Муж присоседивается рядом, прижимая родное тельце к себе, и мучительно соображает, что он должен знать.
- Дубленку, что ли? - Эва кивает
- Ты же вчера обещал, что поедем смотреть, выбирать... Я уже чувствовала её меховые рукавчики, - она всхлипнула, - её такую эамшевенькую бархатистость...
- Ах, вот ты о чем, - говорит муж, и хотя скандал случился из-за упомянутой куртки, он не стал разбираться , где тут связь, ибо догадался: пути извилин в женской голове неисповедимы. Он, правда, не помнит, чтобы... Ну хорошо, он расплющится в доску, достанет недостающую сумму, займет, перезаймет и они, конечно же, пойдут сейчас на вещевой рынок присмотреть дублёнку…
- А чем ты загладишь сегодняшнюю вину? - как-то по-детски уткнувшись ему в плечо, спросила Эва.
- Я, собственно... ну, зайдем в кафешку...посидим…
. - И купишь мне духи... Помнишь, мы летом видели? - она поднимает розовый пальчик и, чтобы окончательно поставить мужа на место, добавляет; - Да, ты помнишь...название такое...фамилия миллиардера.. Дюпон. О! Вспомнила. Дюпон, точно. Загладишь вину, загладишь.
 Муж хотел было возразить, или хотя бы заикнуться, что сам он далеко не миллиардер и даже не миллионер, а простой российский... Но какое это имеет значение, если ей хочется себя такой видеть. Помечтать, может быть...Ему даже понравилась эта её игра.
Они собрались, в он элегантно подал ей "старую" куртку раздора, а затем, сделав реверанс, произнес:
- Карета подана, мадам. Куда изволите? До ресторации, на скачки, на меха?..
Эва торжествующе протянула ручку и повелела: " На меха!"
И они вышли в подъезд блочной многоэтажки, а там и автобус, а там и «Гулливер» - вещевой рынок, а там и... да это и не важно.