Арчер. Глава 14

Что было? Что все это значило? Было ли хоть что-нибудь? Где сон и где явь?
Не было ничего доброго - это Егор точно знал и в этом он ничуть не сомневался. Не было ни праздника, ни веселья. Только сороки каркали, а на подходе к дому страшно раздражали чайки. Бездомный пёс с отрезанным ухом скорее всего приснился. Пса не было.
Не приснилась пара, спешившая домой с фестиваля плоти. Молодой человек с толстыми губами, пухлявым лицом и отвисшей шеей. И девушка с пепельными волосами, неестественным загаром и нервной манерой щелкать длинными накрашенными ногтями. Егор увидел их сразу как вышел из ворот.
Они переругивались, парень отвечал своей подруге неприятным ломаным голосом, все время разводил плечами, и все время повторял: "Я что ли в этом виноват?" Егор присел у огромного лопуха, ему показалось, что сейчас опять вырвет. Не вырвало. Обошлось.
Он встал и пошел в сторону бордовой машины марки Ягуар. Пепельная девушка уселась на переднее сиденье. Парень походил вокруг, постучал ботинком по покрышкам, выругался и сел за руль. Ягуар шваркнул по камешкам у поворота и съехал с обочины. Егор шел за ним. Через минуту Ягуар молниеносно сорвался с места и на гоночной скорости выскочил на дорогу. Егор охнул.
В десяти сантиметрах от Ягуара ехал дряхлый Москвич. Водитель Ягуара чуть не задел его и, проехав десять метров вперед, остановился. Если бы Ягуар стартовал еще резвее, он непременно бы врезался в несчастного огородника.
- Ты что, сука, делаешь? - завопил владелец Ягуара.
- Элик, он нам чуть бок не поцарапал! – вслед за ним из машины выпрыгнула пепельная девушка. Они подошли к Москвичу. Начался крик, мат и ругань. Водитель Москвича пыхтел и, сжавшись, как кролик, испуганно смотрел перед собой.
- А чего вы носитесь как сумасшедшие?
- Мы сумасшедшие? Это ты, сука, сумасшедший. Ты своей жестяной авоськой мне чуть бок не царапнул, сука. Я твою тарантайку сейчас в компост выкину, сука. Ты тупица, сука.
- Элик, ну, что с ним разговаривать, посмотри на него, на скота. Это же скот. Обычный скот.
- А чего вы носитесь как сумасшедшие? Я нормально ехал.
- Ты ненормально ехал, сука. Ты в меня чуть не въехал, сука. Ты на дорогу не смотрел, сука.
- Элик, он же недоразвитый. Как такому недоразвитому права дали, я не пойму.
- Я нормальный. Я нормально ехал. А вы носитесь как угорелые. Тут недавно даже старичка насмерть сбили.
- Не надо мне про старичка впаривать, сука. Ты хамло колхозное, сука, если бы ты задел меня, я бы с тебя шкуру содрал.
- Ой, как же у него из машины воняет. Поехали, Элик, мне здесь стоять противно.
Вскоре мимо Егора, мирно шедшего по направлению к станции, пронесся Ягуар, а еще через полминуты проехал Москвич. Если Егору не показалось, а скорее всего показалось, водитель, пожилой, благообразный мужчина вытирал слезы.
Нюни распустил.
"Стресс на дороге - обычное дело. Держи удар или дома сиди", - подумал Егор.
Сцена с Ягуаром и Москвичом была последним впечатлением от встречи с Эльфандом и его окружением. Егор стоял под душем, тряс головой, фыркал, глотал воду. Очень хотелось смыть с себя прикосновения, которых не было. Как будто его кто-то обнимал, туго сдавливал и при этом облизывал длинным алым языком. Разбираться, как появилось это ужасное послевкусье и, почему на душе так непривычно мерзко, не хотелось.
- Я отравилась, блевала, умирала, а ты даже не спросишь, как мое самочувствие.
Маша сидела с ногами на табуретке. Уронив вилку на пол, она тыкалась пальцем в бледные остатки яичницы.
- Я тоже кстати блевал. Но я не делаю из этого события.
- Егор, объясни, почему так получается, - Маша пододвинула табурет к стене и прижалась спиной к холодному углу, - почему с близкими людьми возникают те проблемы, которые никогда не возникнут с чужими? Вроде бы близкий человек это тот, с которым тебе легко, иначе ты не станешь считать его близким. Но в жизни именно с близкими людьми устанавливаются наиболее сложные отношения. От них больше всего боли. Особенно, когда это люди, которых ты в общем-то любишь. И они тебя в общем-то тоже любят.
Егор не стал отвечать и ушел к себе в комнату. Настроение было хуже некуда. На улице в душные клубы прозрачного пара собиралась тягостная ленинградская жара.
- Я понимаю. Я ведь все понимаю. И он тоже все понимает. Но это понимание ничего не дает кроме надежды, которая навсегда останется одноглазой неодушевленной куклой.
- Ты так говоришь, как будто случилось что-то непоправимое.
Маша тихонько проскользнула в комнату к Егору. "Упс", - босая нога угодила прямо в лужицу то ли пива, то ли страшно подумать чего.
- У тебя здесь все очень по-холостяцки.
- У вас там с Крюком не лучше. Я хоть иногда носки от пола отскабливаю и бутылки выношу.
- Вот ты говоришь, что случилось что-то непоправимое. А разве есть что-то поправимое? Все, что однажды происходит, это часть твоей личной истории. От событий, которые уже случились, никуда не деться.
Егор включил компьютер. Хотелось чего-то привычного.
- Это ведь ты мне сказал, а, может, кто-то другой сказал - даже Бог не в силе изменить наше прошлое.
- Нет, это не я сказал.
- Представь, что это прошлое давит, давит, давит, а потом, смотришь, и вся твоя жизнь целиком в прошлом. И ты старый, дохлый, никому не интересный.
Маша вздохнула.
- Ты рисуешь что-нибудь? Есть что-нибудь новое?
- Да мне как-то не до этого. Был заказ, но я плюнул. Придется в долг просить.
- У меня можешь попросить. Мне мама прислала.
В папке "Входящие" десять писем. Девять - спам. Предложение купить молокозавод. Еще можно купить башенный кран. Еще можно купить лесопилку. Еще можно посетить семинар по методике эффективных продаж.
Все это оставляет очень тяжелое ощущение.
В десятом письме было написано:

“Егор, давайте встретимся. Мне кажется, это последний шанс. Мне кажется, что позже в нашей встрече уже не будет никакого смысла. В субботу в семь вечера на Петроградской.
p.s. на выходе с эскалатора

Полина”

Если верить часам, жизнь это передвижение циферблата от одной стрелки к другой. Если ни во что никогда не верить, если всегда быть скептиком, можно сойти с ума. "С ума сошел? Что происходит?" "Маша, все нормально". Пусть Маша знает, что все нормально. Настолько нормально, что часы остановились в счастливом коматозе. Мобильный телефон подтвердил догадку - если бросить механический прибор на произвол пустоты, механический прибор остановится и мирно умрет. Часов больше нет, надо ориентироваться по небу над головой. Егор выбежал во двор, его облаяли тысячи собак, заплевали, обрызгали, чуть не срезали у корня, как молодой стебелек. Прорвавшись Егор остановил человека с бетонным клеймом на лице. Даже лето не исправит эту родовую травму местных жителей.
- Который час, не подскажете?
- В принципе вы успеваете, только поторопитесь. Если хотите купить цветы, лучше сделайте это прямо там, на Петроградской. Там дороговато, но зато не нужно будет нервничать по поводу сохранности букета. Бежать не надо. Вы забыли причесаться. Внешний вид чрезвычайно важен. По крайней мере, в первые недели знакомства.
Оказалось, что под непроницаемой и хмурой физиономией ничего нет. Человек прошел мимо и даже не обернулся.
Егор бредил наяву. Выбегая на улицу, он сбил зеркальце у Тойоты.
- Вы не подвезете до Петроградки?
- Вы должны понять, что никто из окружающих вас представителей человеческой расы не обязан одновременно с вами чувствовать то, что лично вам кажется важным и истинным. Никто не обещает сочувствовать. Это наивный миф, атавизм детской религиозности с верой в то, что у вещей есть души, а у людей, как у самых сложно устроенных вещей, есть какие-то особенный души. Забудьте об этом. Вы один на один со своей любовью. Вы сломали мое зеркало.
Тойота запела тревожную песню. Сигнализация всполошила автомобилистов, они высунулись из окон и долго смотрели на бегущего парня.
Егор несся как спринтер, не знающий, где финишная черта. Дистанция не должна быть слишком велика. Он точно знает, расстояние между ним и той, которая его позвала, вдруг уменьшилось. Не по его воле, не силой его поступков. Просто надо уметь ждать.
Егор ударился о голого по пояс парня с шавермой в руках. С шавермы капала гнусная жидкость, соленая и бессмысленная как слезы никем не подобранных псов.
- Простите, как вы считаете, я плохо выгляжу? Я две ночи пил, а сейчас мне предстоит очень важная встреча.
- Вы правы. Важные встречи это просто мистика какая-то. Никогда не знаешь, что будет завтра и с кем сведет судьба. Но это совсем не означает, что надо бояться. Страх унижает. Помните, как у Карда Маркса? Страдание это самопотребление. Не страдайте так сильно. Терпите и ждите новых встреч. А сейчас я с вашего позволения вернусь к своему завтраку.
Вся жидкость осталась на штанах полуобнаженного парня. Он заорал и приказал Егору остановится. Егор ускорил темп до невозможного. В предынфарктном измождении он забежал в автобус.
Автобус очень долго стоял на остановке. Кондукторша засмеялась и потрепала усатенького шофера по голове. Дверь в водительской кабине была открыта. Жара нагрела поручни, все было ошпарено кипятком, девушки млели под взглядами усохших вуайеристов.
Егор сжал кулаки. Всем своим весом навалился на воображаемую пружину и стал телепатически двигать автобус. Когда он учился в университете, он часто опаздывал, часто сокрушался по поводу медлительности городского транспорта, страдал в давке, мучался в толпе. Сейчас вокруг было свободно, никто не висел на плечах, не дышал в ухо маринованным огурцом. Только автобус ехал еще медленнее, в сто раз медленнее, чем обычно.
Пружина сжималась с клокочущим кряхтением, отхаркивая бензиновые облачка, сдирая с асфальта следы упавшего сливочного мороженого. Через остановку Егор понял, что он забыл деньги.
Завертевшись, как юла в руках психотика-сатаниста, он раскидал по комнате все свои вещи. Маша сначала смеялась, глядя на него, а потом стала взволнованно переспрашивать: "Эй! все окей?"
Он, как и следовало ожидать, надел не те штаны. В такую жару с тем же успехом, с тем же удовольствием он мог бы надеть на себя каракулевую шубу. Главное - в штанах не было денег. Единственное, что он успел переложить из кармана в карман был ворох каких-то бумажек и цитрамон.
За два метра до остановки автобус замер. Стало очень душно. Егор с непререкаемой достоверностью почувствовал, как у него отваливаются крылья.
Прождав целых восемь секунд, он вылетел из отворившихся дверей и кинулся к метро.
Последний полет до станции метро Егор совершил на автопилоте. Его глаза видели потустороннюю синеву и цветной дождь, падающий в лесное озеро. "Мне хочется, чтобы это было вечным". Главное успеть до того, как дракон украдет принцессу. Дракон играет по старомодным правилам - он решил дать им последний шанс.
Егор юркнул в подземелье, спрятался у локтя двухметрового негра и стал отсчитывать секунды. Между второй и третьей сотней металлофоническое острие мертвого голоса процарапало название следующей станции. Двери закрылись. От ужаса он чуть не укусил негра за локоть.
Егор понял, что едет в обратную сторону.
На этот раз секунды сами себя посчитали. Бегом в вагон напротив - никого не толкая, не обижая, не задевая.
Опять приросли крылья. Егор с удивлением заметил, что вокруг не одни лишь больные и мрачные люди. Встречались ангелы.
В полете он воспринимал улыбки загорелых красавиц как послание с земли: "Все нормально, ты прекрасен, жизнь прекрасна, ты знаешь, что делаешь, и то, что ты делаешь, тоже прекрасно".
В правильную сторону поезд ехал быстрее. С рекламного плакатика на Егора пристально смотрел грузный зеленый толстяк. Когда пришло время улетать из вагона, толстяк подмигнул.
Парение вверх вдохновляло на стихосложение. Егор подбрасывал на ладони никчемные рифмы, заплетал их в косу стоявшей впереди девочки с гладиолусом, делал короткие пробежки наверх, радовался, волновался, радовался. Радовался, радовался, радовался. Без тени сомнения.
Времени было более чем достаточно. Можно было постоять, подумать. Можно было походить, погреться на солнцепеке, спеть что-нибудь для самого себя. Приготовить вступительное слово, придумать, как можно галантно извиниться за выдуманные проступки, невысказанные недомолвки, несделанные намеки.
Все, что хочет сердце в такие моменты, это, чтобы с ним не спорили.
Егор посмотрел вокруг. Он знал, что мир тоже счастлив. Несмотря на то, что все утопали в жаре, обливались потом, прилипали к собственной коже - всем нравилось, что Егор так воодушевлен.
Выбравшись на улицу, Егор остановился, чтобы взять газету с рекламой. Остановился, поднял руку, взял газету, скомкал газету, посмотрел направо, посмотрел налево. Сделал два шага назад, положил мятую газету в урну, вытер лицо рукавом майки. Вошел в вестибюль метро. Вышел на улицу. Вошел в вестибюль метро. Вышел на улицу. Посмотрел, как плавают под парусами использованных салфеток бумажные стаканчики.
Мир обманул. Опять обманул.
Егор вышел не на той станции.
До встречи оставалось больше двух часов. Жара не ослабевала. Егор взмок как банное мыло, закатившееся в угол душевой. Мерещился лед.
Пройдя по улице с растекшимся асфальтом, Егор завернул в ресторан, который мало, кто воспринимает как ресторан. Большинство горожан воспринимают его как бесплатный туалет. С клоуном на скамейке.
В одном из нецентральных городов менеджер такого ресторана закрыл туалет в связи с океанической волной халявных посетителей с соседнего вокзала. Местные панки возглавили протест и организовали акцию возмездия. Они выкрали красно-желтого клоуна и написали менеджеру письмо: "Пока не откроешь туалет, будем отрубать кукле по пальцу. Если и это тебя не образумит, получишь его отрубленную голову". Менеджер испугался и открыл туалет. Народ и справедливость победили.
Теперь Егору важно было оставаться таким же сосредоточенным. План был прост, от него требовалось лишь доехать до места свидания. Доехать и умереть от счастья. Ничего больше от него не требовалось.
- Документы покажите.
Перед Егором стояли двое в сером. Им было так же жарко, как и всем остальным. Из-под игрушечных кепок стекали водопадики пота.
Егор развел руками. У него не было с собой ни паспорта, ни просроченного студенческого, который он в свое время предусмотрительно не сдал в деканат.
Появление молодых людей в сером было похоже на видеоэффект, вспыхивающий посреди зелено-голубого пейзажа с видом на райские кущи. Егор устало опустил плечи. Отговориться или отмахнуться от того, что уже произошло, невозможно. Он знал, что в таких случаях надо вести себя предельно вежливо, обстоятельно все объяснить, ласково льстить и нежно улыбаться. Ничего из этого у него не получилось. Он купался в искренности палящего солнца, нежился в томительных предчувствиях. Вранье и подкуп не умещались в его голове. Умещались только улыбки, песни и поцелуи.
Но вместо прикосновений весенних граций по Егору суетливо пробежались руки слегка укуренного постового.
- Это что такое?
- Это цитрамон. Таблетки от головной боли.
- Да? И где тут написано, что это таблетки от головной боли?
Егор посмотрел на упаковку, которой потряхивали перед его носом. Самое удивительное, что на ней не было никаких надписей.
- Вы фокусник? - добродушно спросил пятилетний Егор в шортиках и с сачком.
- Я тебе сейчас покажу фокусы.
Запукала рация, Егора потянули за руку и отвели в переулок.
- А почему?
- А потому. Ну-ка дыхни.
Естественно, Егор был пьян – но, как пели из ближайшего ларька, пьян не вином, а пьян любовью. До встречи оставалось два часа.
- Гражданин, ты задержан для выяснения личности. Залезай.
Ни секунды не думая, потому что думать было страшно, Егор залез в пыточную тесноту покарабянного уазика. Жары здесь не чувствовалось, потому что воздуха внутри машины не было вообще. Весь воздух съели страдавшие алкогольным отравлением мужчины, которых транспортировали часом раньше. В обморочном трепете, тревоге и неопределенности Егор ехал прочь от любимой.
Дракон хоть и дал последний шанс, но сделал все, чтобы рыцарь погиб, не доезжая до хрустальных садов. Приспешники тьмы краснели от духоты и молчали от бессилия. Егор оцепенел.
Когда его выгрузили, было уже четверть шестого.
-- Может, вы меня отпустите? Это, правда, цитрамон. Это не запрещенное.
- Фак офф, - на неожиданном английском языке ответил низкорослый юноша в сером.
Помещение, в которое кинули Егора, разные люди называют либо обезьянник, либо аквариум. В любом случае это место не для людей. И уж точно не для пылающих, влюбленных птиц, пролетевших свою остановку.
- Не надо так! Не надо так! - Егора встретил побитый мужик в тренировочных штанах и рубашке на голом пузе.
- А как надо? - чуть не плача, спросил Егор. Люди в сером задвинули железку за его спиной и, позвякивая ключами, спрятались за деревянной перегородкой.
- Надо стремиться к онтологической норме! Нельзя потакать инерции и энтропии.
Егор поэтапно выходил из оцепенения. До встречи оставалось почти сто минут. За сто минут ему нужно было выбраться из темницы и долететь до Полины. Он заколотил по решетке.
- Офигел стучать? – промычал кто-то из-за перегородки.
- Дайте мне позвонить!
- Сиди, в две дырочки сопи. Наркоман.
Егор упрямо тормошил клетку, к нему присоединился его соузник. Они покричали немного, пока к ним не вышел милиционер и не пообещал умертвить всех присутствующих.
- Экий радикал! – присвистнул товарищ по несчастью.
- За что меня держат здесь? Что я сделал? - Егор не дождался ответа. Недовольно похрюкивая, стражник в сером ушел.
Оставалось только ждать. Сосед Егора оказался более чем интересным человеком. Он сказал, что всю жизнь занимается борьбой с репрессивной психиатрией, много пострадал от психохирургов, дважды спасался от лоботомии, убегая прямо из-под скальпеля. Всему виной, как он говорил, косность традиционной науки, не видящей все то множество альтернативных описаний реальности, которое человек способен освоить. Конфронтации с психиатрией почти всегда приводили к конфронтации с милицией. Он бросал пить прописанные ему нейролептики, и в минуты жестких кризисов заявлялся в публичные места с целью проповедовать и просвещать. Там его не слушали и вызывали милицию. Чем чаще он оказывался в обезьяннике, тем сложнее ему было смириться с террором властей, с "доминирующей парадигмой", как он это любил называть. Блюстители порядка редко его слушали, а на этот раз просто, без лишних слов связали и слегка поколотили.
- Психо-диктаторы и эти, - кивнул он в сторону милиционеров, - одно и то же племя прислужников системы. При коммунизме не будет ни тех, ни других. При коммунизме люди будут плавать в ваннах с ароматами и читать друг другу стихи. Я знаю. Я это сам видел.
Тут он вскочил и со всего размаху боднул клетку головой. Висячий замок бряцнул как колокольчик. Борец с психохирургией сел рядом с Егором и зашептал что-то про Мелани Кляйн. Егор не слушал. Он сверлил взглядом пол.
- Дайте мне позвонить! Пожалуйста!
Никто не реагировал.
- Мне нельзя здесь сидеть сейчас! Дайте позвонить!
- Изверги, да? – сочувственно покачал головой сосед Егора.
- Это конец, - сказал Егор.
Половина шестого.
- Это конец, - повторил Егор.
Ровно шесть. За полчаса никто к ним не подошел, никто не ответил на крики и просьбы отпустить в туалет. У мужика, которого, как выяснилось, зовут Трисмегист, из разбитой брови закапала кровь.
- Нет такой болезни шизофрения, понимаешь, Егорушка, нет! Это только ярлык нужный психофашистам. А все то, что они говорят про дофаминовые психозы, про нейротрансмиссию и синаптическую щель- это чушь и болотные пузыри, вот что это такое.
Мимо клетки несколько раз проходили деловитые дяди в форме. На Егора с Трисмегистом они даже не посмотрели.
- Тебе позвонить надо? - прервав лекцию по истории психиатрии, спросил Трисмегист.
- Да.
Он хотел позвонить домой, заставить Машу или Крюка приехать сюда, с его паспортом и кучей денег, и, в конце концов, вызволить его из этого ада.
- На, - Трисмегист протянул Егору мобильный телефон.
- Откуда это?
- Прихвостни системы ничего не знают о метафизике, это их ставит на несколько уровней ниже нас, провозвестников истины. Они знают только метод силы. Высокая алхимия им не доступна.
Егор не стал уточнять, вырвал из рук Трисмегиста телефон и влажными пальцами набрал номер.
Дома никого не было. Он звонил три раза. Никто не подходил. Все полезные телефоны были в записной книжке отнятого при обыске телефона. Егор ничего не мог вспомнить кроме своего собственного телефонного номера.
- Спасибо, - он вернул телефон.
- Пожалуйста. Не отчаивайся. Вечно мы здесь сидеть не будем. Меня сейчас в клинику отвезут. Тебя домой отпустят.
- Мне домой не надо. У меня свидание.
Четверть седьмого - а это означает, что даже если его отпустят в течение пятнадцати минут, он явно опоздает как минимум на пять-семь минут. Пять-семь минут, как известно всем спасителям принцесс, это практически то же самое, что катастрофа, почти то же самое, что крах надежд, почти то же самое, что смерть смыслов, упадок и тление.
- Кто тут все время тараторит и бузит? - спросил милиционер похожий на циркового бегемотика. От жары он вздулся и расширился до аномальных размеров.
- Никто не бузит. Отпустите нас, пожалуйста! - Егор был готов встать на колени.
- Сейчас придут и во всем разберутся. А ты, - он ткнул пальцем в Егора, - наркоман. С тобой следователь разговаривать будет. У тебя наркотики нашли.
- Да не было у меня ничего!
Половина седьмого. Все было тщетно. Даже борец с психохирургами тактично замолчал, признавая всю трагичность ситуации. Егор не стал ему рассказывать про скопцов, про тысячи опасностей, про провидческие сны, про миссию, которая поручена всем влюбленным - и без этого психика Трисмегиста была расшатана до предела.
- У тебя там кроме телефона, пива холодного нет случайно?
- Не было. Я не пью. Алкоголь с лекарствами не сочетается.
- У меня телефон отняли. Там у них лежит.
- Деньги тоже отняли?
- Денег не было, - Егор хлопнул по карманам, вывернул их наизнанку. На пол вывалилась черная бумажка. Егор вспомнил - это визитка, которую ему дал Эльфанд. Вместе с напрасным и роковым цитрамоном он зачем-то запихнул ее в карман, когда в суматохе убегал из дома.
- Дай телефон. Еще один звонок сделаю.
- Звони. Там лунный безлимитный тариф.
Егор набрал номер. Гудки прервались мужественным "Слушаю".
- Здрасьте. Это Егор Стрельцов. Мне ваш телефон Дмитрий Сергеевич Эльфанд дал. Сказал, что можно обратиться, если возникнут затруднения.
За деревянной перегородкой включили телевизор. Стало плохо слышно, у дверей затопали ногами, кого-то волокли в обезьянник.
Сложно было оставаться спокойным, да Егор и не пытался. Прохныкав в трубку номер отделения милиции, он удовлетворенно выдохнул в ответ на лаконичное заключение - "Сейчас. Постараемся разобраться".
Без двадцати семь к обезьяннику подскочил юноша в сером, не поднимая глаз, пошевелил ключом в замке и отворил клетку.
- Вещи заберите. Там ваши ключи и телефон.
Егор пожал руку Трисмегисту и выпорхнул наружу.
На него смотрели притихшие зайцы, от стыда и боязни даже приглушившие звук телевизора. Егор не стал ругаться, только переспросил, почему его отпускают.
- Начальство велело, - угрюмо пробурчал один из зайцев.
Егор усмехнулся и выбежал на улицу. Пробегая мимо открытого окна, услышал: "Хорошо быть богатым! Делай, что хочешь, и никого не бойся! Сволочи!"
Оставалось пятнадцать минут. Егор точно знал, что не успеет - опоздание будет более чем существенным - но он все равно бежал. Сил для бега совсем не осталось. Больше чем все пробежки этого дня на него подействовал этот нелепый арест. Ноги подгибались, он скользил, как если бы на дворе был январский гололед.
В метро он наблюдал круги перед глазами и слушал одышку. Ровно в семь он смотрел, как проносятся размытые линии подземного пейзажа. Рядом сидела девочка с прозрачным мешочком. В мешочке лежала специальная шапочка для купания, мочалка и мыло в футляре. Девочка искоса посмотрела на задыхающегося Егора.
- Привет! - сказал Егор. Шум заглушил его приветствие. Девочка отвернулась. Семь часов десять минут.
На нужной станции Егор растолкал кучку иностранцев и уже практически на грани потери сознания побежал вверх по эскалатору. Пара злых маргиналов перегородила дорогу и как ни просил Егор их подвинуться и разрешить ему подняться, они не сдвинулись с места. Обессиленный Егор сел на ступеньку и зачарованно уставился на черные, грязные ступеньки чудо-лестницы. Чудо-лестница ползла со скоростью улитки. Семь часов шестнадцать минут.
Полины не было. Егор прошел вперед, еще раз вернулся, походил кругами, уточнил время у мужчины с часами палача - "половина восьмого", "не может быть!" - рассмотрел лица всех стоявших, провожавших и встречавших.
Прислонившись к холодной стене он думал о том, что ничего не потеряно, пока все не потеряно. Он сделал все, что мог.
В нужный день и час это противное сборище людей с белесыми лицами будет разгромлено. Всесильные помощники Эльфанда вызволят его сына, а затем секту добьют милиционеры, журналисты, психиатры - так что участие таких дилетантов как Егор и не понадобится. Главное, чтобы изуверы не успели к тому времени надругаться над Полиной. Копаясь в интернете Егор к ужасу своему прочел о всех разнообразных способах членовредительства, которые практиковались в подобных сектах в дореволюционной России. Для растолкования наиболее демонического из того, что вычитал, он обратился к Маше - "Что такое клиторэктомия? Объясни и я научу тебя переустанавливать Виндос". Но пусть даже его опасения безосновательны. Даже если Полина и не придет на то собрание, на котором ее собираются приобщить к числу духовной элиты секты - все равно день прожит зря. Всё зря. Птица упала. Невстреча.
Еле-еле переставляя чугунные ноги, Егор вышел на улицу.
Прямо перед выходом он увидел павильон цветочного магазина. Жара вероятно так же губительна для цветов, как и мороз. Некоторым цветам, быть может, не суждено дожить до утра. Они завянут, их краски так никого и не порадуют. Летом и без голландской флоры, обильно представленной в ассортименте у российских цветочников, вокруг много чего цветного. Люди наряжаются ярко и красочно. Некоторых это пугает - невротиков и ханжей, например. Самое лучшее летом это солнце. Есть мнение, что в результате воздействия солнечных лучей на сетчатку глаза в центральной нервной системе происходят те процессы, которые психиатры пытаются восстановить с помощью антидепрессантов. Есть мнение, что солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья. Это так естественно - любить природу и радоваться возможности простодушно зажмуриться, подняв лицо к небу. Привет, солнышко!
- Привет, Егор!
Полина стояла напротив выхода из метро с белой розой в руке.