Тревога

Как только в наших городах и весях не обозначают полуденное время. Где-то палят из пушек, где-то звонят в колокола, где-то еще что-то… Хорошо, хоть в барабаны вроде нигде не бьют, а то бы сразу захотелось надеть набедренную повязку и с боевым гиканьем закружиться в вихре ритуального танца!
В отдаленных гарнизонах, где гражданское население не столь многочисленно, и где воинские части практически являются «градообразующими предприятиями», уже давно сложилась традиция в полдень проверять средства технического оповещения – «проворачивать» сирены, ревуны и прочие «гадости». Я неслучайно так их назвал, поскольку воют они так, что проникают не только в самые дальние закоулки сознания и глухие углы на расстоянии в несколько километров, а то и десятков километров, но и вполне – подвернись им такой случай – могут разбудить мертвого (но, слава Богу, до такого эксперимента, кажется, еще никто не додумался). Таким способом убивают сразу двух зайцев - не только проверяют все эти средства, но и передают сигналы точного времени.
Все в этих гарнизонах знают эту традицию, привыкли к ней и относятся довольно спокойно, хотя каждый раз при неистовом вое сирены мороз пробегает по коже. Одно лишь радует, что воет она недолго – буквально пятнадцать-двадцать секунд, - только выйдет на полные обороты, и ее сразу же выключают.
…В начале шестидесятых годов мир оказался на гране ядерной катастрофы. После победы революции на Кубе и двух безуспешных попытках ее подавления Советский Союз решил поддержать и защитить первое социалистическое государство на Американском континенте, а заодно и использовать неожиданно представившуюся возможность разместить на этом острове свою базу стратегических ядерных ракет, максимально приблизив стартовую площадку к территории своего главного оппонента.
Соединенные Штаты к тому времени давно окружили Советский Союз своими военными базами, в том числе и с ядерными ракетами, и вовсю пытались разговаривать с нами с позиции силы. Баланс и паритет были нарушены. Поэтому советское руководство решило, во что бы то ни стало использовать представившийся шанс, чтобы их (баланс и паритет) восстановить и способствовать началу диалога по сдерживанию вооружений и началу разоружения.
А Соединенные Штаты, безусловно, не устраивало то, что их извечная недосягаемость и неуязвимость могут быть нарушены, не говоря уже о нежелании иметь прямо у себя в печенках такую занозу, как Куба. И, несмотря на то, что в конечном итоге наши цели все-таки были достигнуты – США убрали свою базу из Турции и пошли с нами на переговоры, - вначале разразился так называемый Карибский кризис. 27 октября 1962 года стало днем, в который «ядерный лук» был натянут до предела, и тетива его уже была готова сорваться.
Я в то время еще был юным нахимовцем, но, помню, и у нас прекратили занятия, подняли по тревоге, выдали автоматы, которые мы до того даже ни разу не держали в руках, и мы марш-броском отправились в точку рассредоточения. Командовали нами и воспитывали нас тогда кадровые офицеры-фронтовики, прошедшие всю Великую Отечественную войну, привыкшие к строгой дисциплине, порядку и организованности. Не имея никакого педагогического образования, они, как могли, старались заменить нам и папу, и маму, и быть «отцами-командирами», видя в нас одновременно и военных, и детей.
Одним из таких воспитателей был наш командир роты капитан 2 ранга Таранюк Моисей Романович. Как офицер старой закалки, следуя еще суворовскому принципу «тяжело в учении – легко в бою», и чувствуя себя причастным к формированию будущего отечественного флота, он много времени и внимания уделял вопросам организованности, порядка, дисциплины, исполнительности, ответственности и непосредственно «военной подготовки». С другой стороны, тоже как офицер старой закалки, со старой, еще довоенной подготовкой, он имел весьма смутное представление о современном, ракетно-ядерном оружии. Возможно, даже мы в свои тринадцать-четырнадцать лет знали в этой области гораздо больше.
Во время марш-броска в точку рассредоточения 27 октября 1962 года, стремясь отработать приемы укрытия и маскировки на местности, он вдруг своим зычным голосом подал команду:
- Ядерный взрыв в трех метрах справа от дороги!
По всей видимости, он рассчитывал, что рота мгновенно бросится врассыпную и укроется в придорожной канаве. Но вопреки его ожиданиям вся рота, как по команде, остановилась, как вкопанная. Это вызвало даже у него – видавшего виды вояки – некоторую оторопь. В недоумении вертя головой и разводя руками, он, неизвестно к кому обращаясь, спросил:
- В чем дело?!
- Испаряемся! – безразлично ответил кто-то из строя.
Вышестоящее руководство, вероятно, имело все-таки более реальное представление о ядерном оружии и осознало, что для нас результаты ракетно-ядерного удара (в случае его нанесения по Ленинграду) будут абсолютно идентичны, независимо от того, будем мы находиться в Лахте в точке рассредоточения или на родной Петровской набережной. Поэтому меньше чем через сутки нас вернули обратно в училище, но еще дней пять мы «просидели на вещмешках», готовые выполнить любой поступивший приказ, прежде чем у нас снова возобновились занятия.
Не менее интересными событиями был ознаменован этот период и в действующих частях и на кораблях. В Западной Лице, например (а в ту пору это была столица нашего атомного флота, да и, пожалуй, единственная военно-морская база, где базировалась гордость нашего Военно-Морского Флота – наши первые атомные подводные лодки), получив соответствующую команду, для ускорения ее выполнения, поскольку время как раз совпало с началом обеденного перерыва, и часть военнослужащих уже находилась не в военном городке, а в жилом поселке, решили использовать технические средства.
В это время большая часть женщин со всеми своими «выводками» находилась на улице – кто стоял в очереди за колбасой, кто за детскими вещами, кто просто поджидал на обед своих кормильцев, заодно выгуливая детишек. Несмотря на то, что в 12.00 уже был передан «сигнал точного времени», около часа дня вновь с нарастающим ревом завыла сирена. Все машинально посмотрели на часы… Потом на окружающих… Но сирена продолжала и продолжала выть. Ее вой был нестерпим и продолжался целую вечность – несколько минут. Но дальше всех ждал просто настоящий удар: после отключения сирены через громкоговорители голосом Левитана с растяжкой и акцентом на каждом слоге было трижды объявлено: «Боевая тревога! Боевая тревога! Боевая тревога!», после чего на всю громкость мощных динамиков, заставившую содрогнуться даже снежные шапки на сопках Кольского полуострова, зазвучала «Вставай, страна огромная!».
В течение минуты, наверное, великая песня звучала в абсолютной тишине, - даже собаки перестали гавкать, дети звать своих мам, а вороны и чайки кричать и драться из-за где-то украденного куска провизии. А в следующее мгновение все умолкшие заголосили с такой силой, как будто они молчали всю предшествующую жизнь и только и ждали момента, чтобы расправить свои легкие и дать выход своим эмоциям.
Своим криком и нечеловеческим воем, тем более что к ним присоединился мощный хор женских голосов, они перекричали даже динамики. Детишки, увидев орущих, плачущих и рвущих на головах волосы мам, понаддали пуще прежнего, и, как это у Лермонтова, «залпы тысячи орудий слились в протяжный вой!».
Откуда ни возьмись, стали выскакивать, на ходу застегивая шинели, черные фигурки раньше времени сбежавших домой на обед мореманов, а еще через несколько минут дорога от жилого поселка до военного городка превратилась в черную причудливо шевелящуюся и извивающуюся змейку.
Буквально через час подводные лодки, под электромоторами (реакторы «заводили» уже в море) одна за другой стали отрываться от пирсов и направляться на выход из залива. Не прошло и двух часов, как в базе не осталось ни одной лодки, да и вообще все, что хоть как-нибудь могло перемещаться по морской поверхности, покинуло базу, перейдя в точки рассредоточения.
На лодках же по выходу в море командиры вскрыли соответствующие пакеты, где значилось что-то вроде «Следовать в точку N для противодействия военно-морским силам НАТО». Ну, а поскольку самый напряженный период продолжался около двух недель, в течение которых жены не получали никакой информации о том, где их мужья, и что с ними происходит, некоторые лодки возвращали в базу уже от Англии и восточного побережья Соединенных Штатов. Хорошо, никому из командиров не пришло в голову проявить инициативу и расправиться с ненавистными супостатами, пытающимися задавить такую маленькую и такую дорогую каждому русскому сердцу Кубу! Недаром же в песнях и частушках того времени пелось: «Куба далеко, Куба далеко, - Куба близко!», «Куба – любовь моя!» и
 «Джон Кеннеди точит зубы, -
 Проглотить он хочет Кубу.
 Тише, Джон, умерьте прыть, -
 Кубу Вам не проглотить, -
 Мы Вам это не позволим!».



16.11.05.