Капля и элниэпиие - лааае - лие

Капля и элниэпиие – лааае – лие


Не исключено, что они шли от одной развилки древа метаморфозы с эльфами, что эльфы были самые близкие родственники, однако эльфы отличались от них грубостию примерно в той же степени, как древние варвары от эллинов. «Эллинов» широко распростёршигося эльфийского мира звали созвучно, однако почти вовсе непроизносимо – элниэпиие – лааае – лие. Впрочем, их мир проявлялся в эльфийском почти совсем ненароком.
Они жили в ещё более тонких планах, с лёгкостью обитали просто в воздушных кавернах между сквозняков, в легчайших весенних тенях под кронами деревьев, а так же любили светлые заводи. Они были по нашим представлениям «прозрачны».
Десять раз сегодня он возвращался посмотреть на каплю оставшуюся на глянцевом листе кустарника после утреннего дождика. В строении куста он наблюдал всю его генеалогию, но для этого хватило и первого раза. Куда больше его занимала крупная светлая капля чистейшей дождевой воды, принесённой тучею от гор.
Капля лежала у окончания листа, удержана загибом его «носика». Тугая плёнка окружала среду капли с плавающими в ней подобно островам частичкам материи, что протиснулись внутрь с листа во время движения воды. Теперь они совершенно медленно сдвигались, когда сдвигалась среда в оболочке воды. Вернее, оболочек было несколько, что подобно круглым суставам взаимно слегка смещались, когда листок чуть-чуть шевелился от ветра, подобен огромному ребристому пласту. Считая оболочки, он насчитал их шесть, однако то появлялась, то пропадала ещё одна, из ограниченной ими водяной среды шло встречное давлние. Он видел, как, прорывая гладь капли, из неё выскакивают частицы и создают вокруг то больший, то меньший, в зависимости от воздуха, ореол. Однако, это отвлекало и, переключая зрение на более общее, он искал центр капли. Уже было найденный, центр снова ускользал, сдвигаясь, это его невероятно веселило.
В пятое посещение капля вдруг сделала резкий рывок на сотню микроотрезков, и сердце его содрогнулось, ожидая её падения. Однако, капля удержалась, поменяв форму, потеряв лёгкую вытянутость вдоль листа, и нависнув тугим боком над его краем. Третье стихотворение было посвящено именно этому тревожному предвестию.
В седьмое посещние он мучительно сплетал тонкие длинные пальцы. Восьмое далось ему нелегко, ибо тревога росла. Но и в девятое капля была на месте. Когда он появился на том же месте, капля уже начала падать. Он долго следил её блистательное падение. Она пролетала то сквозь случайную лиственную тень, то сквозь тень ветки, в лучах светила она блистала, сочилась рефлексами. Надо заметить, что он не смотрел на отражения в капле, он смотрел на каплю – до тех пор, пока она не разбилась о твердь на множество, что исчезло в провалах почвы, смешалось с влагой.
Когда всё было кончено, он с новою силой ощутил свою любовь к этой капле, у него даже возникла мысль передвинуться, но он слишком хорошо знал, что время не позволит ему передвинуться совершенно точно, а память – наблюдать это чистым взглядом. И тогда он запел. Пропев три стихотворения, он почувствовал приближение одновременно с пением рождающейся песни, и не ошибся. Песня была прекрасна, она понравилась ему почти так же, как капля и отчасти исчерпала его чувства на этот момент. Очнувшись от грёзы, он почувствовал движение человека, протиснувшись в те плосксти, он увидел приблищающийся контур, встав на его пути, он расправил плечи и вытянул вдоль туловища руки. Когда человек совместился с ним, они продолжили движение вместе. Впитывая легчайшую, уже готовую к употреблению энергию из клеток, он всё ещё думал о капле. Человек споткнулся и по нему прокатилась тёмная волна выкинувшая элниэпиие. Впрочем, он уже вполне насытился и, оказавшись в своём мире, нырнул в приглянувшееся облако.