Шизофреники и кретины

Шизофрениками мир обязан кретинам. Кретины – это те, кто состоит в сговоре. Шизофреники же настолько кретины, что в сговор вступать не могут. Они параллельны. Бывает – они нападают друг на друга. Но и тогда они параллельны. Их удобно давить поодиночке.

Мало кто из шизофреников знает, что сотворен кретинами. Чем бы он был, этот уникум, если бы не обступившее его множество кретинов? Неизвестно.

Великая тайна – тайна слова. Ни кретин, ни шизофреник не понимают, что говорят. Но они говорят и говорят много. Для кретинов это не беда и даже не полбеды – кретины не понимают и того, что не понимают, в том числе, и собственных слов. Но полбеды шизофреников разрастается в бедствие, поскольку природа не снабдила их столь мощной защитой.

Кретины говорят истинами. Шизофреники несут ахинею. Истина, однако, хотя и бьется в словах кретинов, но кретинам не принадлежит.

Кретинам принадлежит мир. Широко известно определение кретинов: мир – это то, что принадлежит нам.

Шизофреникам не принадлежит ничего. Кретины – хозяева, шизофреники – неимущие. Первый это тот, кому нечего отнять у второго, но есть что потерять. Второму ни отнять, ни потерять нечего, но все это как-то не так, потому что постоянно чего-то не хватает. Первому тоже не хватает, но в отличие от второго он догадывается – чего. Поэтому первый всегда хватает то, чего ему не хватает, а это приводит к тому, что второму уже не хватает первого необходимого.

Кретины, например, придумали фразу – «среда заела». Рядовой пример истинного высказывания кретина. Но поскольку кретины и есть среда – они не могут рассмеяться истине.

Ни кретин, ни шизофреник не знают, что истина вызывает смех. Но они не знают об этом по-разному.

Кретины – это среда обитания шизофреника. Быть средой и больше ничем – их природа. Быть средой – суть сговора кретинов.

Не следует думать, что кретины способны сговориться сознательно. Надо перевернуть – они не способны не сговориться. Не способны они также не делать и прочего из того, что делают. Неспособность называется у кретинов способностью.

Среде не заесть саму себя. Но породить в человеке шизофреника и раздавить его затем вместе с человеком – в этом ее слепая функция.

Кретин не может не быть кретином. Тот, кто способен не быть кретином, но кретином является – тот шизофреник.

Среда не вхожа на лестницы. Меняя качество, она остается средой. Среда низкого качества, среда высокого качества – глина с камнями, чернозем с дерьмом... Суть остается. Среда порождает, питает, убивает. Большего среде не дано.

Шизофреник – существо, лишенное полета. Он вырос из среды, но не оторвался от нее. Его удерживает корень – нечто такое, что в шизофренике принадлежит миру кретинов. С этой штукой шизофренику не взлететь. Шизофреник привязан.

Может быть, он привязан к кретину? Нет – кретин и есть сама привязь.

Каждый в другом имеет зеркало. В чем истина кретинов? Они смотрят на других кретинов и видят кретинов. Все правильно. Ведь кругом сплошные кретины и кретин всегда имеет возможность видеть себя.

Глупо говорить, что среда не знает себя. Нелепо и противоположное. Но еще глупее рассчитывать на то, что обитатель знает свою среду.

Вот так однажды шизофреник обнаруживает, что другие и вправду знают жизнь лучше него.
Это поражает шизофреника. Это уязвляет главный орган шизофреника – тот, в котором он до сих пор черпал силы.

До сих пор шизофреник отчетливо ощущал свое превосходство над другими. Но как он понимал это? О! Он понимал это как кретин.

Он воображал себя кретином высокого качества. Один из лучших кретинов – вот чем он видел себя. Он смотрел на окружающих его кретинов, как в зеркало, и принимал себя за них.

Но шизофреник – вовсе не кретин высокого достоинства, как полагает шизофреник, и не кретин, пораженный болезнью, каким видит его кретин. Он просто – что-то иное.

Пока шизофреник кретин, шизофреник остается шизофреником. Таковым его делает его корень – тот кретин, из которого он вырос, но в которого врос.

Шизофреник не знает, что он – не кретин. Кретин же природно-благоразумен – чует в шизофренике чужого из любого самого неблагоприятного положения.

Это происходит оттого, что шизофреник подобен кентавру – органически уродливое сращение кретина и не-кретина. Кретин же тотален – он сплошь кретин.

В тотальности кретином просматривается истина – целостность, последовательность, закон, основание. В раздвоенности – начало смерти.

Может быть, эта смерть окажется смертью только кретина. И тогда тот, другой, выпустит крылышки, засеребрится. Но для кретина смерть кретина это просто вся смерть. Шизофреник же благодаря тому, другому, догадывается, что вся смерть – такого не бывает.

Что бывает и чего не бывает – на этот счет и расходятся кретин с шизофреником. Шизофреник воображает, что бывает и такое, когда кретин может с шизофреником согласиться – разделить, например, его уверенность в том, что ни в чем конкретном уверенным быть нельзя. Но уверенность в конкретном – фундаментальный признак фундаментальности, или иначе – кретинизма.

Податливый кретин если что и разделит с шизофреником, так, пожалуй, палату в дурдоме, став под влиянием шизофреника идиотом.

Шизофреника можно вырастить только в кретине воздействием других кретинов. Лишь кретины могут довести кретина до перманентного состояния изумления, от которого во внутреннем помещении доведенного затлевается какой-то неверный свет. Если за это дело возьмется шизофреник, то при отсутствии должного отпора он, чего доброго, вызовет в кретине обратное – нечто вроде короткого замыкания, заклинивания, заедания или проскальзывания.
Идиот – это выродившийся кретин. Шизофреники не вырождаются. Обычно они погибают, но иногда отрешаются и воспаряют.

Воспаривший шизофреник на подслеповатый взгляд многоликого кретина – это все что угодно. Он не уловляется классифицированием – одним из любимейших занятий кретина.

Классифицирование для кретина – захватывающая игра. Такой захват кретин объясняет стремлением к отыскиванию в мире порядка, т.е. священных следов вселенской гармонии или самого Разума.

Но и здесь нет правды. В кретине никогда не рождалось какое-либо стремление куда бы то ни было и его не может быть до тех пор, пока кретин остается кретином.

Стремление – это то, что идет изнутри, имея свой источник там – внутри, но неизвестно где.

Другое дело, когда снаружи тебя что-то зацепило и тянет – манит, влечет, шепчет, обещает. Кретин называет это своим стремлением и это нормально для кретина – речь истину, но подменять ей точку приложения.

Кто здесь кого преследует – кретин свою цель или цель своего кретина? Кто здесь хозяин положения? Надо понимать – не кретин, ибо кретин убежден в обратном.

Кретин всегда хочет, а цель всегда может – она всегда может добиться от кретина, чтобы он хотел.

«Всегда» как и «никогда» - особые реквизиты кретина, тайно проставленные Творцом на изнаночной стороне его сути.

Кретин хочет одного – всегда оставаться кретином и, следовательно, никогда об этом не знать.

Не знать – первое следствие, но есть и много других, заполняющих жизнь кретина без остатка.

Поиски гармонии не могут быть целью кретина, поскольку гармония не ведома кретину. Какая-нибудь симметрия, пропорции... – да, безусловно, и даже с поразительным иной раз тщанием. Но не в гармонии дело.

Дело кретина всегда в самом деле – в этом процессе заполнения жизни. Кретин подобен желудку невежды – он страшится пустоты. Если кретин не набит битком – он страдает. Он не ищет найти, он ищет искать. Гармония кретина – гармония его классификации. Мир здесь не причем.

Поиск неведомого – совершенно неведомого – это то, чем занят шизофреник, когда его бьют не достаточно сильно. В прочее время шизофреник накапливает впечатления.

Кретин не ищет неведомое. «Совершенно неведомое» для кретина – ничто по имени Нечто, вещь, которой нет, хотя бы он и допускал, что она есть.

Кретин согласен допускать. Важно, чтобы допущение ничего не меняло. Это весьма характерно для допущений кретина.

Допущения шизофреника зачастую все в шизофренике переворачивают, взламывают с потом запертое, заваливают с трудом выстроенное, обнаруживают тупик, холод и мрак, а также ту разновидность зуда, когда хочется поскрести ногтями по своему нематериальному.

Шизофреник вынужден терпеть. Всякое допущение суверенно и только ход событий покажет, чем оно было – миражом или тем, что миражи порождает.

В поисках гармонии и шизофреник не чурается классификации. Он честно пытается поймать неведомое в самодельную ловушку, которая ему мучительно дорога.

Она дорога ему настолько, насколько он кретин – строитель того, что любит, и любитель того, что строит. Она чревата мукой постольку, поскольку он шизофреник – кретин непоследовательный, кретин обреченный.

Он мал и сир, он подавлен. То что есть превосходит его, оно не греет его. То что есть независимо, а независимость холодна.

Шизофреник тревожен, он ждет возле своей ловушки, когда неведомое – независимое и неумещаемое – войдет и взломает ее.

Ловушка кретина не более прочна. Но там занято. Там сидит кретин, заполняя собою все.
Кретин всегда заполняет собою все, он всегда не меньше того, что есть, ибо того, чего нет – нет.

Такое положение дел обусловливает два возможных состояния кретина – ему либо удобно, либо неудобно.

Неудобство побуждает кретина к тому, что он называет перестройкой. Так отравленный заботами человек ворочается в границах сна, прилаживаясь все к той же постели.

Кретин – царь природы и венец творения. Это относится к каждому кретину и это истина, поскольку верно и обратное: любой из царей природы и венцов творения – кретин.

Царь это всегда раб – раб своих подданных и тех царей, которые сильнее. Царь – одно из определений кретина.

К тому же кретин – раб идеи о том, что творение имеет венец.

Кретин это раб всего, а шизофреник – пленник раба.

Царь это тот, кто не знает повелителя. Ему известен только хозяин.

Хозяину свойственна забота. Повелителя не заботит исполнение повелений.

Царь это забота хозяина о том, чтобы иметь в себе повелителя. Повелителю не известен повелитель в себе.

Поэтому повелителем царю не стать: повелителем можно только быть.

Но тот, кто есть, тот есть повелитель, и он – не царь.

Кретин подчиняется своим ценностям, т.е. вещам, которые создал сам под влиянием других кретинов и которые они сотворили все вместе под влиянием неизвестно чего.

«Раб вещей», «раб идей» - говорят кретины. Кому они это говорят?

Кретин подчиняется двум хозяевам. Первый хозяин – ценность. О некоторых ценностях кретин говорит – «это святое».

Кретин продуктивен и поэтому вынужден иметь дело со множеством ценностей, которые нелегко примирить.

Работу по примирению кретин понимает как развитие, а развитие как ход к совершенству.

Примирение ценностей кретин осуществляет так: часть отбирает, остальное отбрасывает.

Отобранные ценности кретин почитает как истину, для отвергнутых располагает большим запасом поношений.

Кретины, способные задавать вопросы себе, спрашивают: что это за сила, позволяющая выбирать и отбрасывать? Они назвали эту силу свободной волей. Они вложили ее в недра кретина и засвидетельствовали как нормальное кретиново свойство.

Самые стойкие, самые царственные кретины – кретины принципиальные. На печати, которой они отмечены, вырезано – «твердость позиции».

Никто так не опасен шизофренику, как принципиальный кретин.

Шизофреник растерян, он озирается в безумной надежде не упустить ни одну из ценностей и примирить их все. Воистину шизофреник это Кретин с большой буквы.

Вот кретин – волевой, свободный, не скрытый от глаз кретина. Иди и смотри... Но шизофреник – тот видит силу, видит также дары, приносимые силой, видит страх потерять эту силу и неотступный соблазн применять ее, применять, применять...

Шизофреник догадывается, что воли не знает. Но тот кретин, из которого он тянется, как цветок из горшка, не знает такого незнания.

Шизофреник не видит свободы, сколько ни смотрит. Но тот свободный кретин, что оттягивает его пуповину книзу, мешает ему не-видеть.

Воля – способность противостоять обстоятельствам. Но зачем называть этим именем то, чем хотя и подчиняет иной раз кретин обстоятельства, но что само вызвано в нем диктатом других обстоятельств.

Если уж воля все-таки, то несвободная воля.

Обстоятельства – второй хозяин кретина.

«Волею судеб», - говорят кретины, - «волею обстоятельств». О чем это они?

У обстоятельств нет воли. У судьбы есть только сила и она действует, когда ей нечего противопоставить.

«Обстоятельства сильнее меня» - говорит кретин.

Что говорит кретин? Может быть, он признает безраздельную власть обстоятельств?

Нет. Он вновь утверждает, что он – есть. Есть обстоятельства, но есть и он – кретин. Ради последнего кретинова сентенция.

Кретин подчиняется, он не знает повиновения.

Повинуются повелителю, подчиняются хозяину.

Повелитель же по ту сторону кретина, там, где то, чего нет.

Шизофреник слышит голос Потустороннего.

Кретин не знает своего рабства, потому что он – царь. Шизофреник ищет и не находит себя.

Шизофреник спрашивает: где тот во мне, кто видит и знает, кто делает и кто может?

Кретин верит в то, что он есть. Но тот, кто есть – не нуждается в этой вере.

Есть переменчивый ветер и пугало на ветру. Есть кукушка верхом на пружине и кукла на чьей-то руке. Есть незыблемая вера кретина в свое бытие. И есть шизофреник – утративший веру кретин.

Повелевание – не повеление. Повелитель повелевает, а не велит. Повинуются свободно.

Повелитель не требует, повелитель повелевает.

Шизофреник напрягает слух, вытягивает шею. Шизофреник внимает. Он готов, он согласен...

Но повиновение свободно, а свобода не предполагает внешних сил, влекущих к повелителю. Повинуется тот, кто может. Повинуется тот, кто есть.

Так в зачатке повиновения шизофреник утверждается в том, что его нет.

Это открывает перед кретином большие научно-литературные возможности. Он исследует и он пишет свои замечательные книги по психопатологии и морали.

И вновь активна и полна многотрудная жизнь кретина.




_______________________


Июнь 1987 г.