Степень отчаянья

 Степень отчаянья

(крепись геолог, держись геолог…)

Феликс не относился к тем людям, которые смаковали жизнь. Он всё делал с такой свойственной прямолинейностью, такой свойственной и прямой, что сам бедняга через это и пострадал.
Харьковский геолого-разведывательный институт он окончил с красным дипломом, но в геологической партии из-за своей, всё той же упёртой прямолинейности прижился плохо, даже не смотря на то, что женился на дочке заместителя начальника партии, девице ветреной и развратной, от любви к которой по ночам ходил черной тенью.
И вот после зимней камералки (это когда геологи всю зиму разгребают то, в чем не успели разобраться летом) молодого специалиста Феликса, не с чего вдруг, а с дальним прицелом решили назначить начальником геологической партии, и ни куда-нибудь, а в валютную командировку в Колумбию. Феликс уже представлял себя после Колумбии на новенькой «Волге», с ужасом вспоминая почему-то свои ранние годы, которые прошли у него на небольшой сибирской станции Зима прямо возле старого кладбища, где стоял их дом. Там с утра и до вечера маленький Феликс каждый день слушал траурные звуки похоронных процессий, к которым, по его мнению, привыкнуть было, ну никак невозможно… У него, да не только, у всех жителей этой окаянной окраинной улочки постоянно создавалось впечатление, что все кругом только и делают, что помирают, а те кто пока что не помер, трепетно с ужасом ждут своей неминуемой и страшной кончины под ежедневную душескорбящую музыку…
- Пам, пам, пабам - пам, пабам, пабам, пабам… - ещё долго крутилось по ночам в голове Феликса, когда он уже был студентом.
А в эту последнюю ночь перед распределением командировок ему почему-то приснились пьяный мужик с пьяным верблюдом - они оба тихонько так шли по улице в сторону кладбища и оба качались. - К чему бы это? - долго думал про себя Феликс, когда утром проснулся.

И вот на распределении перед Колумбией наружу опять вылезла его замысловатая прямолинейность. Из-за которой, вместо заветной Колумбии Феликс попал на Чукотку, правда, тоже в должности начальника партии, но это его почему-то не радовало. На душе у него скреблись кошки. Супруга уехала в Колумбию, напоследок покрутив ему пальцем ему у виска, а Феликс из хороших и подающих большие надежды геологов, сразу же попал в самые, и что ни на есть плохие. Он, будучи парнем гордым, стал потихоньку впадать в отчаянье, которое с каждым днём норовило перейти в его душе в иную ещё более тяжелую степень, с чем Феликс стал жить и работать дальше.

А на Чукотке, совсем недалеко от того места, где табором расположилась его поисковая партия жил чукча оленевод. Чукча довольствовался малым, ни о каких валютных командировках он не мечтал и жил каждый день как последний. Оленевод был в годах, ему хотелось покоя, чистой тундры и всего такого прочего. Но его олени вертолётов пугались, поиски оленей по тундре доставляли ему немало хлопот, а тут кругом шлялись разные «нехорошие» люди, которые для чукчи были геологами. Они всё время молча что-то копали, искали и ковыряли его любимую тундру. Чукча считал себя санитаром тундры и геологов не любил до тех пор, пока в стаде крепко недосчитался оленей. После чего геологов он возненавидел совсем! Лютой, тихой и скрытой ненавистью. Да и геологи его стали побаиваться, с их точки зрения, чукча был очень коварный, что Феликс сильно не оценил.
Обычно вечером после охоты чукча устало сидел в чуме с женой, пил водку и вёл толковище.
- Однако, лётчики завтра не полетят никуда, сильно пьяные однако, опять скажут вертолёта сламалась и проспят в чуме до вечера - жаловался жене чукча и та согласно кивала ему головой. А потом, порядком подзахмелев, чукча играл на своём национальном инструменте, и по тундре разносились шаманские звуки - Пиум, пиум, пиум, пиммм – летела из чума чукчина музыка. - Завтра, однако, надо опять сходить на охоту, может кого-нибудь подстрелю… - тяжело вздохнул чукча и, зевая, кутаясь в оленьи шкуры, завалился спать.

На следующий день Феликс решил лично проверить новые шурфы, взяв с собой карту, он отправился по собственноручно намеченному маршруту.
Видит бог – красива весенняя тундра. То там то тут пролетит над ней вертолёт, распугает своим звуком редких птиц и боязливых оленей, или же прорычит вездеход, обдав вонючим дымом старого дизеля этот тонкий претонкий природный баланс, после чего, оставленная им колея ещё долго-долго не будет зарастать ягелем.
Феликс шагал с мыслями о новых ископаемых, отмахиваясь от назойливого гнуса, а под ложечкой у него занозой сидела сильная досада за несостоявшуюся командировку в Колумбию. И зачем он тогда так сказал, что мол, нам татарам всё равно куда ехать, мол - куда пошлют…
- Эх, дурак! - корил он себя, а за мыслями не заметил, как заблудился.
Дело шло к вечеру, как назло, ни вертолёта, ни вездехода. Кругом было ровно до самого горизонта, тишь гладь да благодать, а над этим всем только гулял ветер вместе с подругой памятью.
Хотя перспектива быть съеденным волками потихоньку стала витать в заполярном круге, Феликс держался и старался не унывать, подбадривая себя словами из песни – "Крепись геолог, держись геолог…".

Тут его неожиданно встретил чукча. Феликс уже было, обрадовался, что увидел спасителя, но чукча встрече был что-то не рад. Он воинственно поднял карабин…
- Ты кто!? – крикнул вдруг ему чукча.
- Не стреляй! Я начальник партии! - в ответ прокричал ему Феликс.
Тут же раздался прицельный выстрел, эхом раскатившийся по всей тундре. Чукча стрелял хорошо, Феликс на спину сразу упал замертво. Его глаза так и остались открытыми и ещё долго продолжали смотреть в небо, с кричащей тоской и отчаяньем.
А чукча пошел себе дальше "напрямки" к чуму.
- Ишь! Самозванец! - подумал про себя недовольный чукча. Он точно знал, кто там, в Москве начальник партии, много раз в журнале он видел его фотографию.
- И почему они врут всё время эти геологи? - переступая, думал про себя чукча.

В чуме чукчу встретила жена, она сразу же его спросила, кого он подстрелил сегодня.
- Да так, одного самозванца, выдавал себя за начальника партии - ответил ей чукча, довольно постучав себя по груди.
- Чукча точно знает – кто начальника партии…

А для Феликса время остановилось, он так и остался лежать на камнях в тундре. Он лежал на них, как на обломках судьбы, его лицо выражало степень отчаянья до тех пор, пока тело не сгрызли серые волки.

Андрей Днепровский - Безбашенный.

16 декабря 2004г