Мечтатель

(Из цикла "Невстречи")

На бумаге появлялись слова: «Поезда, мчащиеся по разным путям: они, эти пути, могут быть параллельными разве что случайно, да и то это тайна за семью печатями, в которую проникнуть нет никакой возможности,— отчасти из-за того, что этим не интересуются сами поезда, а отчасти из-за того, что не все тайны могут быть раскрыты…

Звезды, существующие в своих галактиках, занятые тем, чтобы лить свой свет на окружающую их систему планет, они никогда не будут вместе, если не случится вселенский сверхвзрыв, что сдвинет орбиты планет, соединив их галактики в одной плоскости так, что они пересекутся и сольются, перестав быть звездами, превратившись в звездную пыль, а из этого пылевого облака на свет появится новая звезда, и имя у нее будет наше…

Как еще назвать наше существование в параллельных, несоединимых мирах? Мы с тобой — звезды, поезда, автомобили, облака, книги с разных полок, рисовые поля в разных концах необъятной страны, поля магнитные в катушках совершенно несопряженных приборов… Да мало ли таких вещей, которым можно уподобить наши неотношения, неслияние, несоединение, невстречи, нелюбовь, нененависть, не-даже-равнодушие — все что зовется словом nihil [ничто (лат.).], Grosse Nichts [великое ничто (нем.)], Великое Ничто?!»

Тут он прервался и прислушался к себе: а ведь он ждет, понимая, что это невозможно в принципе, ведь она живет в другом городе, за несколько тысяч километров. А он ждет, что сейчас раздастся звонок — и она войдет в этот не его дом и обнимет его тепло и нежно, так что он потеряет голову от одного только ощущения сбывшегося чуда.

И, словно угадывая его мысли, раздался звонок в дверь. Он вздрогнул, не чуя под собой ног, поднялся и пошел как пьяный к двери. За дверью стояла Она. Он узнал ее, хотя это была не та, кого он себя воображал, это была другая. Но разве это было важно? Сейчас, когда он оглох от собственного одиночества, от кажущейся никчемности бытия, его устраивало любое общество. К тому же она выглядела приятно: эта девушка восемнадцати лет была красива, высока, с фигурой приятных форм (еще девической), то есть с восхитительным бюстом под черной водолазкой и джинсах, подчеркивавших выгодно то, на что джентльмены любуются, пропуская даму вперед.

— Здравствуй, проходи. Я давно тебя жду.

— Как странно. Мы же договорились о встрече неделю назад. Вы же уезжали?

— Да. Но как не было ничего до этого. Мой отъезд стал для меня некой границей, за которой скрылось прошлое. Как бывает часто: «до» и «после»— у мужчин это армия (до армии, после армии), у женщин — свадьба. Так много было всего. И я безумно рад, что ты помнила о встрече.

— Что делаете?

— Делаешь. Ты. Ладно? Пишу, как обычно. Я или думаю, или воплощаю задуманное, или работаю, когда нужно заработать денег на жизнь. Невозможно творить, не подкладывая в желудок топлива, не расслабляясь сигаретой, не горяча изредка вином кровь.

— Но это должна быть необременительная и к тому же денежная работа? Так ведь? Иначе невозможно выжить. Даже если тратить по 200 рублей в день, то уже тысяч шесть в месяц иметь надо. У вас, простите, у тебя получается?
Он улыбнулся такому практичному вопросу. Незаметно они прошли в комнату, и он усадил ее на диван, налил холодного, из холодильника, пива ей и себе, отпил и достал гитару.

— Вы не отвечаете?

— Не отвечаешь. Ты.

— Ты не отвечаешь,— покорно повторила она.

— Не отвечаю, потому что мы не об этом хотели сегодня говорить. Разве нет?

— Да, вы, то есть ты, звал меня, чтобы допеть те песни, которые не прозвучали в нашем доме из-за позднего времени.

— Как ты выражаешься смешно, так по-книжному звучит.

— Могу говорить на сленге, но вряд ли это будет прикольно, кому это нужно?

— Бесспорно. Ты никогда не ошибаешься. А на твой вопрос я все же отвечу. Зарабатывать я могу постоянной работой, что приносит мне в месяц около трех тысяч стабильного дохода, и еще подработкой, которая дает еще столько же, но не постоянно. К тому же подработка отнимает у меня свободу после постоянной работы. Надо раньше встать, позже лечь, а спать мне надо не меньше семи часов, в противном случае головные боли мне обеспечены.
Далее беседа была заменена полуторачасовым концертом авторской (в полном смысле слова) песни, стихов. А потом было время обожания, когда он влюбил ее в себя, и они пили чай, болтали обо всем, на что только может натолкнуться случайная беседа, и пришло время, когда они покинули дом, чтобы гулять почти дотемна, то есть до трех часов ночи, когда голубизна неба сменилась серостью его, а затем глубокой, еле угадываемой синью (это называется «белая ночь»?!), продолжая знакомство не только в словах, но и в объятиях, пьянящих их, а потом и поцелуях, таких страстных, что хотелось спросить, зачем они ушли из той квартиры.


* * *
Он очнулся и оглянулся. Вот ведь дьявольское наваждение! Он заснул, не дописав тираду, замечтавшись, и ему привиделось за те несколько минут то, что только должно еще случиться, и неизвестно, так ли это будет, или же он обманется, и сон вряд ли будет в руку.


* * *
Из тетради стихов:
Мы столько лет прожили друг без друга,
Пока орбиты двух миров на миг совпали.
Но встреча новая не будет эпохальной,
Сбивающей с привычного нам круга,
Сбивающей с привычного нам ритма,
Всего на ночь одну себя забудем,
Об этом мы с тобой давай не будем,—
Расцветка календарных дней от нас сокрыта,
Тех дней, что набегут неумолимо,
Оставив пену таять, убегая…
Рутины клин не выбьешь тем же клином —
Ждем рая — в декабре, в июле, в мае…
11.03.02


* * *
Из письма: «Вернулся утром домой (ночевал у знакомых: Света Битнева, а у нее две чудо-дочери: 16 и 18, с первой общались, она толкиенистка, вся в себе, а со второй не было возможности, а тут она сама решила пообщаться, в общем, до полвторого ночи пел).

 Завидую я тем девчонкам!

Чуть подробнее. Последний раз мы с ними виделись 12 лет назад. Одной было 6 лет, другой —4. Они меня уже не помнят, но тут мы познакомились снова. Они такие разные: старшая девочка еще самоутверждается, более мечтательная, влюбчивая, кокетливая. Младшая более волевая, она ходит в рыцарский клуб с ролевыми играми, где они бьются на мечах, она более жесткая и общается так: «У вас какие-то проблемы?» — это когда ее надо в школу будить, она типичная сова. Младшая ушла из КСП [клуб самодеятельной (бардовской) песни], так как считает, что ее авторской песней с пеленок перекормили, а старшая ходит, ей это нравится, она импровизирует, даже когда слышит песню в первый раз, уже подпевает.
Мне было приятно: песни мои, которые я для нее пел в первый раз, мы пели с ней вдвоем (благо, текст был перед глазами). Дуэт был слажен (она отставала на какую-то долю секунды, чтобы точно следовать за мелодикой, но со стороны это звучало очень органично, как некая реверберация), сердце раскрылось.

Тут только одна проблема: они мне как сестры, которых я встретил после многих лет разлуки. И собственно это снимает все остальные проблемы, которые только могли бы возникнуть из-за моей влюбчивости».


* * *
Действительность оказывается много краше выдуманного из-за более глубокого проникновения в ткань ощущений. Не только глаза, но и подушечки пальцев, телА, прижимающиеся в страсти друг к другу… Пробуждение в действительности было чУдным: на мне не было одного… предмета одежды (он снял его, когда я спала), его пальцы нежно двигались по моей коже, ласково скользя — от шеи, начиная с волос, которые он перебирал в своей горсти от пальца к пальцу, передавая их по одному,— через спину, между лопатками (а губы его между тем гладили мою мочку, пройдя путь по ушной спирали вовнутрь и дотянулись до нее),— через ложбинку чуть ниже спины (надо же, брюки расстегнул), ее он коснулся сверху, а затем сразу к пяточкам и поцеловал страстно каждый пальчик на ногах, провел языком наискосок внизу стопы,— перевернув меня, через ткань джинсов он провел языком по внутренней стороне моих бедер и, слегка коснувшись лона, достиг впадинки пупка, а затем, крадучись: два шага вперед, шаг назад,— уже пробовал поднять язычком мою грудь; еще одно движение, и он достал сосок: правый, левый!.. И тут он спросил:

— Проснулась, девочка? Проснулась, красавица спящая?

— Однако принц…

— Сказки не обещаю, но сладкими грезами жизнь твою наполню. Веришь мне?

А потом мы ели пельмени, которые он отварил, пока я спала, уже выложил их на тарелки, залил их сметаной. Боже, как же все это было вкусно!
Пригласит ли еще разок?..

Ремарка. Ей не понравился рассказ, особенно Валечке не понравилась из-за своей откровенности последняя часть. Многое узнаваемо, но есть то, о чем бы помолчать или читать про себя, но никак не вслух. Да вот, собственно, ее мнение.

Из цикла «Пустоты». Отношение
Наверное, это действительно удивительно — когда из моего очаровательного ротика вылетают какие-то слова кроме восторженных восклицаний и утвердительных восхвалений. Странно, наверное…

Почему же для меня это — естественно, что есть мои интересы, моря форма восприятия, мой уровень мышления? Ты привык говорить. Ты говорил, рассказывал, читал и пел — но хоть раз у тебя возникла мысль спросить. Спросить — а что обо всем этом думаю я? Тебя это не волновало — ты уверен, что мои мысли совпадают с твоими если не абсолютно, то практически — да и то в силу моей недостаточной поэтичности.

А у меня — свой мир. Ты спрашиваешь — а не люблю ли я творить? Ты не понял. А можно было осознать, давно. Может, всему виной твое нежелание — к пониманию, может, моя нерешительность — мне было жаль разрушать твой роман.

Трудно быть Музой. Впервые примеряя ее костюм, я это осознала. У Музы нет собственного мнения, нет личности — творец пишет ее портрет, интересуясь лишь внешней стороной. Не волнует его ее внутренний мир — ему достаточно видеть, а слушать он не считает нужным.
Я постараюсь внимательно присмотреться к своей. Своей Музе. Прислушаться, поговорить. А тебя наверняка удивляет — как, у меня есть своя Муза?! Ты не спрашивал, а я не считаю это таким уж важным достоинством. Ты как-то даже упускаешь тот факт, что играешь на моей гитаре. Не знаю, что ты подумал, а она у меня не просто для интерьера. Честное слово.

А еще, как ни парадоксально, я умею критиковать. Мне не все нравится. Ты не находишь, что получается слишком сладко? Какой-то концентрированный фруктовый нектар. Мед без намека на деготь. Так не бывает — даже в мечтах. Я люблю соленый морской ветер и горький аромат полыни — вместо роз и азалий. Тебе кажется странным — значит, наши пути не могут пересечься.

* * *
Он открыл Писание и начал читать:
Псалом 89:3-12
Смертных Ты в прах обращаешь,
сказав лишь: «В тленье возвращайтесь, дети Адама!»
Тысяча лет для Тебя, как минувший день вчерашний,
как время ночное для спящего.
Людей из жизни как наводненьем Ты уносишь, они — как сон,
как трава, что утром вырастает;
днем она еще росла, цвела,
а к вечеру поникла и завяла…
Положил Ты перед Собой все дела и слова наши нечестивые
и грехи наши тайные — во свете присутствия Твоего.
Так что под гневом Твоим проходят все дни наши,
как вздох мгновенный исчезают наши годы.
Время жизни нашей — лет семьдесят,
восемьдесят — для тех, кто сильнее.
И всё, чем гордиться можно было —
труды тяжкие и суета;
быстро поспешают они прочь, и мы отлетаем в никуда.
Кто силу гнева Твоего испытал,
и кто знает, какой страх ярость Твоя вызывает?
Научи же нас помнить, как коротка наша жизнь,
дабы мудрость в сердце мы обрели.
[Перевод Института перевода Библии в Заокском, под ред. д-ра богословия М.П. Кулакова]

Что поделать? Жизнь на самом деле так коротка. Когда она окончится? Как бы угадать свой последний день, чтоб раскаяться к этому дню, сердце свое подготовив и умерев с надеждой на воскресение в жизни вечной, где будем как ангелы в смысле устремлений, а жить будем с теми, с кем всю жизнь мечтал, но не довелось съединиться телом (а там не будет дано), а душа давно уже дышала в такт одними мыслями и взглядами. Мы любим не тех, с кем живем, но это не значит, что мы не любим тех, с кем живем. Их мы любим более крепкой любовью. А, значит, буду жить с большой семьей всех моих любимых по-разному женщин?