Пусть меня все ищут

 "Пусть меня все ищут"
 
 «Подол длинного платья путался под ногами, и несколько раз я чуть не упала. В очередной раз, споткнувшись, я упала на ступеньку, немного полежала, и продолжила свой бег по лестнице. Влетев в свою комнату на третьем этаже, обвела взглядом мебель, ища, куда можно было спрятаться. Взгляд наткнулся на шкаф, стоящий в углу комнаты. Поудобней устроившись внутри шкафа, перевела дух.
Все, отсюда я никогда не выйду. Пусть меня все ищут. Пусть перероют весь интернат. Пусть стоят на коленях и просят выйти из шкафа. Ни за что не выйду. Пусть умоляют! Пусть Колька умоляет хоть всю жизнь. Не выйду и точка. А противная Катька пусть навсегда потеряет покой. Пусть! Пусть! Пусть!
 Выпустив злобу, я обвела взглядом пустое нутро шкафа. Моя тетушка давно забрала мои вещи, оставив самое необходимое. Через две недели она пойдет в отпуск и заберет меня.
Дело в том, что мои родители погибли в автокатастрофе пять лет назад и тетя Маша, мамина сестра, оформила на меня опекунство. Тетя Маша живет в соседнем городе и работает швеей на игрушечной фабрике. Частенько привозит мне в подарок смешных котят, утят, медвежат. Я очень люблю мягкие игрушки.
 Моя мама была оперной певицей и работала в театре. На спектакли с ее участием собиралось много людей. Зал всегда был полон. Все очень любили маму. Я часто была с мамой в театре и на репетициях и на премьерах и знаю весь мамин репертуар. Частенько я напевала партии Джульетты, Сильвы и многих других. Но больше всего мне нравилась вышедшая в то время оперетта «Белая акация». Частенько я ставила пластинку и пела, изображая главную героиню озорную Татьяну, долго водившую своих ухажеров за нос, не отдавая предпочтение никому. Мама хвалила меня, она считала, что у меня хороший голос, только нужно с ним поработать. Этим мы и хотели заняться, но …
 Папа же был авиаконструктором на одном очень крупном заводе. Там я никогда не была, так как папа говорил: «Детям там делать нечего. У нас очень строго. Пропускная система и меня за это по головке не погладят». Я и не настаивала, хотя очень хотелось посмотреть на папину работу, на большие красивые самолеты. Но … В первый класс я пошла в школу-интернат и вот уже пять лет учусь и живу здесь. Тетя Маша забирает меня на каникулы, и в эти дни я ощущаю себя счастливой. Тетя Маша хорошая, никогда не ругает, терпит мой вздорный характер, говорит, что я очень похожа на маму. У меня такие же карие красивые глаза как у мамы, красивые черные волосы, хороший голос, а вот характер неизвестно от кого, смеется тетя.
 В шкафу лежала старая дорожка. Я поудобнее устроилась на ней, свернувшись калачиком. Слезы на моих щеках высохли, меня потянуло в сон.
Выспавшись, я сладко потянулась и открыла глаза. Странно, меня до сих пор не нашли. Может, я спала совсем чуть-чуть, и меня еще не успели хватиться? Я села, подтянув колени к груди. Невеселые мысли вновь посетили меня. Колька целовал Катьку. А она… Она же моя лучшая подруга! Да она просто предала меня. А Колька тоже хорош …
 Из моей груди вырвался печальный вздох. Наверное, уже все пошли на ужин. Вот сейчас-то меня и хватятся. Нет, не выйду из своего укрытия. Ни за что не выйду. Пусть поищут.
 Просидела еще какое-то время. Потом все же решила выйти, недоумевая, почему до сих пор меня не спохватились.
 На Катькином столе лежала записка. Ага, полюбопытствуем, что же здесь написано. Я была уверена, что записка предназначалась мне. Ее должен был написать Коля, умоляя меня простить его. Ну, вот уж, никогда! Тогда что записка делает на Катином столе?
 «Колечка, - читала я, передразнивая автора записки, - так уж сложились обстоятельства, что ровно в 19.00 я не смогу прийти. Но если тебе не трудно я соглашусь на встречу с тобой в 20.00. Не опаздывай, пожалуйста. Твоя Катя Милюткина».
 Меня аж передернуло. «Твоя Катя Милюткина». Ну, надо же! Да как она посмела назначить свидание моему мальчику! И вообще, Кольке не нравятся блондинки, вроде кривляки Катьки. Это он мне сам сказал. Ему нравятся такие боевые девчонки, как я.
Я подняла вверх туго заплетенные косички и боднула противную бумажку:
- Берегись, Катька, больше ты со мной в одной комнате жить не будешь.
Я бросилась на второй этаж. Нужно было найти Колю Салмина, чтобы выяснить все до конца. Если я нравлюсь Коле, то какого черта Катька цепляется к нему.
 Почти достигнув второго этажа, я вдруг остановилась. Что-то мне показалось странным. Но что? Постояв несколько минут в раздумье, вернулась на третий этаж и медленно стала спускаться по лестнице. Ага, вот в чем дело. Четвертая ступенька не скрипнула подо мной, как это было всегда. По-видимому, наш садовник, а по совместительству еще и плотник, добрый дядя Миша, заменил скрипучую ступеньку. Но тогда когда ее успели покрасить? Непонятно. Я продолжила спуск. На самой последней ступеньке пролета торчит гвоздь и здесь всегда мое платье цепляется за него. Дело в том, что я люблю носить длинные платья, как носила моя мама, когда выступала на сцене. Даже дома она носила длинные и красивые халаты.
 Но сегодня платье не зацепилось, хотя гвоздь по-прежнему торчит. В чем дело? В недоумении я приподняла подол платья, чтобы посмотреть на свои ноги. Они … они … болтались примерно в тридцати сантиметрах над ступеньками. Что это со мной? Я летаю? Но я не могу летать. Я не птица, я человек. Мне уже 11 лет и я не могу быть легче воздуха. Да я вообще не могу быть легчен воздуха! Но если я летаю, если я все вижу и слышу, если я здесь, в интернате, значит я … Крик ужаса вырвался из моей груди. Но почему? Почему?! Почему?!! Потому что я … ПРИВЕДЕНИЕ?
 Если бы я могла, то рухнула на пол без чувств. Нет, нужно проверить. Это сон и я сплю. Я открыла дверь маленькой комнатки, в которой жила Варвара Карловна, старая немка. Когда-то еще маленькой, в четырехмесячном возрасте она выехала вместе с родителями, немцами по национальности, в Штудгард. Прожив там более сорока лет, она вернулась в Россию, в этот тихий маленький городок и стала преподавать немецкий язык. Невысокого роста, всегда аккуратно одета и причесана, она являла собой немецкую педантичность, пунктуальность, аккуратность. Ко всем ученикам в интернате всегда относилась доброжелательно, старалась всех пригреть, всем помочь. Но каким-то образом, я это чувствовала, любила меня немного больше, чем остальных, я думаю, за мою сообразительность, аккуратность, старательность. Язык великих Гете и Шиллера я схватывала на лету.
 Дверь в маленькую комнатку учительницы с жалобным скрипом открылась, но Варвара Карловна не подняла головы на скрип. Она стояла перед письменным столом, и что-то бормотала, уставившись в тетрадь.
Я прислушалась.
- Бедная, бедная девочка. Погибнуть из-за такого пустяка. Так нелепо.
Кого она оплакивает? В интернате кто-то умер?
Осторожно я приблизилась к столу, заглянула в тетрадку.
О, господи, да это же моя тетрадь. Мое домашнее задание по немецкому. Значит, Варвара Карловна оплакивает … меня? Я тяжело вздохнула. Нет нужно немедленно выяснить, как и из-за чего я погибла.
 Совершенно расстроенная я выскользнула из комнаты и направилась в сад, устроилась на траве под любимой липой. Вернее чуть-чуть повыше травы. Достигнуть земли я почему-то не могла. Взглянула сквозь зеленую листву на ласковое солнце, втянула по-летнему напоенный цветами воздух. Как хорошо! Но надо спуститься на землю и подумать над создавшимся положением.
 Так, я приведение. Я не улетела на небеса. Что меня остановило? Не знаю. Интересная мысль вдруг мелькнула у меня в голове. Варвара Карловна меня не увидела. Значит, я невидимая. Хотя… насколько я знаю, приведения такие белые, их видно, их слышат, а меня никто не видит и не слышит. Тогда кто же я? На этот вопрос я не могла найти ответа. Но все равно здорово! Можно пугать всех подряд, а особенно Катьку Милюткину. Вот когда она вечером примчится на свидание к Коленьке, бросится ему на шею, тут появлюсь я и как заору. Я даже рассмеялась, представив такую картину: Катька с Колей перепугались, заорав от ужаса, стукнулись лбами, заработав по огромной шишке, испугавшись еще больше бросились бежать… А на утро … на утро будут ходить слухи о поселившемся в интернате приведении (или не знаю кого). Отлично! Делай, что хочешь, строй всем козни, и никто тебе ничего не скажет, никто не накричит и не выгонит из класса.
 До самого вечера я «бродила» по саду, привыкая к чувству бестелесности, воздушности. Мне нравилось летать с ветки на ветку, с одной скамейки на другую. Здорово как! Большое расстояние я преодолевала за секунду. Набравшись смелости, взобралась на самую высокую липу и посмотрела вниз. Дух захватило. С детства боюсь высоты, но теперь с этим нужно смириться. Но как же мне узнать, что произошло?
 Через открытое окно я проникла в комнату, которую делила с Катькой. Ее еще не было. Где же она? На школьном дворе девчонки прыгали в «классы». Я немного попрыгала с ними, потом стало неинтересно. Меня никто не видит, со мной никто не разговаривает. Хотя я все время указываю противной Ксюше, что она заступила на черту. Но что толку, мой вопль никто не слышит. Всем на меня наплевать.
 Девчонки пошли на ужин, я же отправилась в свою комнату. Решила дождаться Катю. Ведь место свидания я не знаю. Остается последовать за ней.
Катя вошла в комнату не задолго до восьми вечера, сменила юбку на брюки, натянула кофту, посмотрелась в зеркало и вышла. Я отправилась за ней, размышляя, какую гадость сострою ей, когда она встретится с Колей.
 Парочка при встрече не поцеловалась, как в прошлый раз. Они просто сидели в саду с грустными лицами. Я заметила у Кати в волосах черную ленту, а Коля был одет во все черное.
- Я сегодня весь день просидела в библиотеке, - вздохнула Катя.
- А я не пошел с мальчишками играть в футбол. Команда проиграла. Ребята сначала злились на меня, но потом поняли, что я не мог иначе, и попросили прощение.
- Все как-то не так, правда?
- Правда, - тихо отозвался Коля.
 Оба замолчали.
 Я стояла напротив них и не могла понять, что не так. Вроде бы все как обычно. Просто у них сегодня плохое настроение. Но это со всеми бывает
- Скучно без Лизы, правда? – вновь вздохнула Катя.
- Скучно? Зато никто вам не мешает, - ответила я. – Ты же Катька хотела дружить с Колей. Вот и дружи. Тебе никто не мешает.
 Но естественно, меня никто не услышал.
- Я, - мальчик прерывисто вздохнул, - когда увидел, что она лежит, я подумал … Я так испугался. Зачем мы это сделали, Катя?
- Да, теперь ее смерть всю жизнь будет на моей совести.
Катя заплакала навзрыд. Коля обнял девочку. Теперь они плакали вместе.
 Интересно, интересно, чего вы ревете? Если говорите про меня, тогда скажите, что произошло, почему меня все оплакивают? И что вы такого придумали, что меня не стало?
Что бы мне такого сделать, чтобы они поняли, что я здесь?
 Огляделась вокруг, но ничего подходящего в голову не пришло. Значит, меня никто и никогда не услышит. Это просто ужасно. Нужно что-то придумать. Думай голова, думай, шлепала я ладонью по лбу. Ну, конечно же, нужно написать на бумаге. Я это видела в каком-то фильме. Так приведение общалось с героем фильма.
 Я бросилась в комнату, а когда прилетела с ручкой и бумагой, ни Кати ни Коли на скамейке не было. Как жаль, но ничего. Я все равно напишу, что была здесь. И написала: «Катя и Коля, я была здесь с вами, но вы меня не слышали. Хочу знать всю правду о себе.
 Лиза»
 Куда же теперь положить листок? На скамейку? Нет, ветер унесет или подберет садовник. Незачем ему чужие записки читать. Ладно, положу в Колин ящик.
 Когда вернулась в свою комнату, Катя уже спала. Пожалуй, и мне пора отдохнуть. День был очень трудным. Интересно, привидения спят? Хоть бы с одним приведением встретиться, чтобы знать, как себя вести, знать свои возможности.
 В дверь тихонько поскреблись.
- Кто там? – спросила я. Хотя, чего я ору, все равно вокруг все глухие.
 Нужно разбудить Катьку, но она уже встала, открыла дверь.

 На пороге стоял Коля, в накинутой наспех клетчатой рубашке.

- Смотри, что я только что нашел в своем ящике.
 
 Он потряс тетрадным листком. Я заглянула. Это же моя записка.

- Когда она у тебя появилась? – недоверчиво спросила Катя, в четвертый раз, перечитывая послание.
- Не знаю. Скорее всего, после того, как мы ушли гулять. До этого ящик был пуст. Я проверял. Все жду письма от мамы.
 Родители Коли военные. Вернее, папа военный летчик, а мама работает то поваром, то бухгалтером, то воспитателем в детском саду, в зависимости от того, какую должность предложат в воинской части. Колины родители постоянно переезжают с места на место, а Колю на весь учебный год посылают в интернат. Но этим летом родители что-то не торопятся забрать мальчика, вот он и волнуется.
- Напишет, мама. Не волнуйся. Коля. Может, опять пакуют чемоданы. Как приедут на место, так за тобой и явятся, - успокаивала Катя, присаживаясь на свою кровать.
Коля устроился на мою кровать. Мне пришлось спешно отодвинуться, а не то бы он сел на меня.
- Так что будем делать с запиской? – вернулась Катя к начатому разговору.
- Ничего, - пожал плечами мальчик. – Мне просто не понятно, как она там оказалась, и кто в действительности писал.
- Может Вера Шубина? Она умеет писать по всякому. Даже за русичку один раз расписалась. Помнишь, потом ее поступок разбирали на педсовете?
- Помню. Но Вера поклялась, что больше не будет этим заниматься.
 
 Катька усмехнулась:
- Подумаешь. Поклялась в одном, потом передумала. Ты же знаешь Веру, у нее семь пятниц на неделе.
 
 Коля нахмурил брови:
- Знаю. Значит, нужно пойти к Вере и спросить про записку.
- Да, но только завтра, иначе нас дежурная по этажу поймает.
- Нет, - настаивал Коля, - нужно сейчас. Завтра за Верой приезжают родители.
- Правда. Я совсем забыла. Пошли.
 
 Вера с двумя девочками жила через комнату. Катя постучалась и, получив разрешение, вошла. Я – за ней.
- Добрый вечер, девочки, - начала Катя.
- Добрый-добрый, - ласково запела Лера Черкашина, - Чего явилась?
- Вот, - Катя протянула листок. – Это тебе, Вера.
 
 Полненькая смуглая девочка взяла бумагу, пробежала глазами по строчкам, недовольно скривила пухлые губки:
- Ну и что? А я-то здесь причем? Лизка писала, к ней и идите.

 В комнату просунулась голова Коли:
- Вера, ты же знаешь, - упрекнул он девочку.
- О, а тебя кто сюда звал? – накинулась Вера. - Опять хотите меня уличить в подделке почерка? Не писала я этой записки. Убирайтесь.

 Катя печально вздохнула, вырвала из рук Веры записку, вышла в коридор.
- Я так и думала, что Верка отопрется.
- Послушай, - Коля поднял указательный палец, - какой смысл Вере писать сейчас записки?
- Не знаю, - Катя пожала плечами. – Странно все это, правда?
Коля кивнул. Они еще немного помолчали, потом пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам.
 Ну, Верка, берегись! Зачем обидела Катю? Я пять лет живу, точнее жила, с ней в одной комнате, пять лет сидела с ней за одной партой. Катя мне как сестра родная, а ты, злючка, чуть до слез ее не довела. Ну, берегись! Вот пойдешь ночью в туалет!..
И я принялась ждать, когда Верке приспичит в туалет. Ждать пришлось не долго. Сначала в туалет сбегали Лера и Маринка, а потом отправилась Вера.
 На нашем третьем этаже, этаже девочек, вдоль стены располагалась небольшая выставка различных поделок. Здесь можно было увидеть все: от глиняных пестро разукрашенных барышень до вязаных изделий. На нижней полочке была моя салфеточка, которую я три месяца вязала крючком. И пришлось же мне попотеть над ней. Дело в том, что рисунок я выбрала очень сложный. Пришлось несколько раз перевязывать, постоянно считать петли. Но к началу конкурса я все же успела. Очень гордая тем, что у меня все же получилось, понесла салфетку к Ксении Глебовне, учителю труда. Добрая старушка порадовалась вместе со мной, не преминув похвалить ученицу за трудолюбие и прилежность.
Так вот эту салфетку я и набросила на голову ничего не подозревавшей Вере, возвращавшейся в свою комнату. Девочка замерла от неожиданности, а потом как завизжит. Я чуть не оглохла. Разбудила весь интернат. Захлопали на этажах двери, послышались топот, голоса: «Что случилось? Кто кричит?»
 Все окружили Веру. Она держала в руке мою салфетку и мычала.
- Да что случилось, Верочка? – перепугалась Варвара Карловна, глядя на бледное лицо ученицы. – Чего ты так испугалась?

 Учительница обняла девочку.
- А-а-а, - только и могла произнести Верочка, тряся салфеткой.
- Врача. Немедленно врача, - закудахтала уборщица баба Клава.
- Иду, иду, - раздался голос всегда строгого Ивана Ильича.

 С трудом пробравшись сквозь столпившихся детей, пожилой мужчина нацепил на нос очки, внимательно осмотрел Верочкины зрачки.
- Чего же ты так испугалась, детонька? Валерьянки накапайте, Клавдия Степановна, - обратился он к медсестре.
 Та уже протягивала стакан с пахнущей жидкостью.
 Верочка ухватилась за стакан двумя руками и залпом осушила содержимое, затем вновь потрясла салфеткой и проговорила срывающимся до шепота голосом:
- Представляете, выхожу я из туалета, а эта салфетка прямо на меня ка-ак упадет. Представляете? И заметьте, здесь никого не было. Не странно ли это?
- Конечно, странно, - пожала плечами Варвара Карловна, решив, видно, подыграть девочке. – Очень даже странно.
- Так не бывает, - изрек круглый отличник Лешка Прокопьев. – Вещи сами собой не летают и не падают.
- Это приведение, - раздался чей-то голос из толпы, и все рассмеялись.
- Ура! У нас поселилось приведение! Ура! – понеслась дальше ребятня.
 Взрослые смотрели на них с озабоченными лицами, думая, как правильно с педагогической точки зрения выйти из создавшейся ситуации. Но видно педагогический опыт ни одному из них в данный момент ничего не подсказывал. А Верочка же крутила головой, пытаясь понять, смеются над ней, или поддерживают.
 Ах, ах, вы не верите в приведение? Ах, ах, а вот оно. Я взлетела под самый потолок и принялась делать многочисленные реверансы, крутясь и посмеиваясь над взрослыми.
- Приятно познакомиться, Варвара Карловна, Иван Ильич, Клавдия Степановна, Евгения Федоровна, и все остальные. Да, это я, Лиза Быстрова. Ой, извините, Приведение. Жила и буду здесь жить.
 Ох, ну и умора же наблюдать за нашими старичками. Иван Ильич принялся с серьезным видом объяснять детям, что приведений не бывает, что все это выдумки. Как же не бывает! А я? Тогда кто же я?
 И тут я решила подшутить над старикашкой, который, когда я болела, назначал мне противные уколы и горькие лекарства. Я потянула за уголок платка, который выглядывал из нагрудного кармана белого халата, и опустила белую в крупную серую клетку ткань на всклокоченную голову Клавдии Степановны.
 Все замерли от ужаса. Каждый слышал дыхание друг друга. Иван Ильич остался стоять с раскрытым ртом. Вероятно, мое действие остановило его на полуслове.
Кто-то из девчонок пронзительно запищал, и все бросились по своим комнатам. На этаже остались только взрослые.
 Первой отмерла директриса Евгения Федоровна и нервным шепотом, сдерживая волнение, произнесла:
- Всех прошу собраться у меня в кабинете. Немедленно.

 Кучка взрослых осторожно, стараясь не нарушать тишины, двинулась вниз. Я последовала за ними. Меня просто разбирало любопытство, что же решат «старейшины».
Как вы уже успели заметить, в нашем интернате работают люди сплошь пенсионного или предпенсионного возраста. Только учителю физкультуры едва перевалило за сорок и он считается самым молодым.
 Дело в том, что школа-интернат находится на окраине маленького тихого городка, в котором всего одна школа – десятилетка, один детский сад и наша школа-интернат на окраине. Если в школу брали педагогов помоложе, то в интернат, или в «доме престарелых», как мы его называли в шутку, годились и «старые кадры». Некоторые педагоги, как Варвара Карловна, Евгения Федоровна, жили здесь же на первом этаже. В пристройке находились учебные классы.
 До революции в этом доме, по словам Евгении Федоровны, жила помещица. Она была очень богата. Барские комнаты были отделаны очень шикарно: мореным дубом и золотом. На первом этаже в большом зале часто устраивались балы и различные приемы. После революции в 1917 году помещицу изгнали, а в доме поселилась коммуна. А через 50 лет дом отдали под школу-интернат. Большой зал поделили кирпичной перегородкой, большую часть приспособили под столовую, а меньшую, но вместительную, под библиотеку.
 Директриса обвела присутствующих внимательным взглядом, откашлялась и тихо начала:
- Я даже не знаю, уважаемые коллеги, как оценить сегодняшнюю ситуацию.
- Я думаю, - начал Иван Ильич, - нужно покончить басни о всяких приведениях. Нужно поберечь хрупкие детские души.
- Ох, боюсь, как бы они не подхватили версию о поселении в интернате приведения и не начали бы шутить таким образом, - сокрушенно качала головой Екатерина Никифоровна, химичка.
- Да, да, - подхватила Варвара Карловна, - натворят что-нибудь, а свалят на приведение. А кто и в самом деле виноват, так и не узнаешь.
- Интересное дело, - возмутилась я, - что же теперь я буду отвечать за каждую проделку? Ну, уж нет! Пока придется посидеть спокойно.
 И я стала снова следить за ходом совещания «старейшин».
 Стрелка настенных часов уже перескочила цифру одиннадцать, а совещание все продолжалось. Побыв в кабинете директора еще немного, я вернулась в свою комнату, и очень удивилась нахождению Коли в нашей комнате в столь поздний час. Ну, да, конечно, все взрослые в кабинете у директрисы заседают, за порядком следить некому.
 Ребята вели оживленную беседу о приведениях.
- Дом-то очень старый, - с жаром доказывал Коля, - вот и происходят всякие удивительные вещи.
- Нет, нет, нет, - качала головой Катя, - я не верю в эту чепуху.
- Тогда как ты объяснишь случай с Верой?
- Очень просто, - не сдавалась девочка, - Верке просто захотелось внимания. Вспомни, что она учудила перед новым годом. Взобралась на крышу сарая и орала как блаженная, якобы боится слезть. А лестница, по которой она залезла, рядышком стоит.
 Действительно так все и было. На Новый год Верочке родители отправили только посылку, но домой не забрали, младший братик заболел ветрянкой. Вот девочке и пришлось встречать Новый год в интернате. Правда, Варвара Карловна забрала девочку к себе, но Вера до сих пор уверена, что родителям она не нужна.
- Маленького Егорку они больше любят. Лучше бы меня в детский дом отдали, - ревела всю неделю Вера.

- Но здесь совсем другое, - настаивал Коля.
- Да? – не поверила Катя. - А ты видел, как салфетка упала на голову Вере?
- Нет, - растерянно произнес Коля.
- Вот то-то же, - заключила Катя. – Ничего само по себе не передвигается.
- Конечно, и я тебе об этом говорю. Это приведение.
- Ох, ну опять ты. Да просто над Верочкой кто-нибудь подшутил из ребят. Вот и все. Протянули нитку, дождались момента …
- Ладно, - махнул Коля, сердясь, что его не поняли, - я спать пошел. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
 
 То ли кто-то мнет меня, то ли кто-то ходит по мне … Я открыла глаза, и чуть не обомлела. Катя в пижаме, с растрепанной головой и испуганными глазами шарила по кровати. Мне тут же стало ясно, чего она испугалась. Меня ведь не видно, а одеяло топорщится. Вот Катя и пытается понять, что лежит под одеялом. Нужно было мне проснуться чуть пораньше и застелить постель. Я выскользнула из-под одеяла, пока Катькины руки не измяли мое лицо. Утреннее июньское солнышко ласково пригревало, бойко щебетали птички ... Пристроившись на ветке липы, я стала наблюдать за двором.
 На крыльце интерната стояла Верочка в новой сиреневой кофте и в новых белых босоножках, и рассказывала своей мамаше о вчерашнем происшествии.
- Ни за что, ни за что, ни за что не вернусь сюда, - повторяла, как заведенная, Вера.
 Женщина, державшая на руках годовалого карапуза, что-то тихо говорила ей, но Вера стояла на своем.
- Что хотите делайте, но не вернусь сюда и точка!
 Она даже притопнула толстой ножкой.

 Из интерната вышел отец Веры, взял из рук дочери сумку и все семейство стало рассаживаться в зеленые «Жигули».
 Когда двор опустел, я с грустью подумала, что возможно Верочка первого сентября здесь не появится. Я ее очень сильно напугала. В принципе, она не плохая девчонка, с ней можно дружить.
 В этот день забрали еще шестерых детей. Я же все продолжала наблюдать за встречами, поцелуями, прощаниями … Мне вдруг стало очень грустно. За мной никто не приедет. Никто. Я никому не нужна. Тете Маше опекать теперь некого. Только мою могилку…
Прошла неделя. Вела я себя очень тихо, старалась ничем не выдать своего присутствия. Колю и Катю родители пока не забрали и все дни они проводили вместе. Детей в интернате становилось все меньше и меньше. И в конце июня в столовой за ужином собралось только четверо детей: Лера и Марина, Коля и Катя. А пятой была я.
 После ужина Коля и Катя поплелись в сад. Катя рассказала о случае, когда она увидела, как странно топорщится одеяло на кровати.
- Понимаешь, я ведь не расстилала постель. А утром покрывало было аккуратненько сложено на стуле, как это делала Лиза.
- И что? – усмехнулся Коля.
- Как что? – возмутилась Катя. – Ты мне говорил о приведениях, помнишь?
- И ты поверила в эту чушь? – Коля явно смеялся над ней.

 Девочка тяжело вздохнула:
- Да. Я видела это своими глазами. Понимаешь, под одеялом-то ничего не было.

 Ребята присели на свою любимую скамеечку воле раскидистого клена.

- И как ты объяснишь этот факт? – поинтересовался Коля.
- По-моему тут и так все ясно, - Катя пожала плечами.
- Что «ясно»?
- Не знаю. Только, мне кажется, что Лиза здесь, с нами.
- Возможно, - согласился Коля. – Я рад, что ты поддерживаешь мою теорию. Понимаешь, души умерших еще сорок дней …
- Так значит, ты веришь, что Лиза здесь на земле? – с жаром перебила Катя.
- Возможно, - осторожно ответил мальчик.
- Да нет же, Лиза здесь, с нами. Ну, скажи, кто может спать на ее кровати? Только она сама. И салфетка… Ведь это была ее салфетка. Лиза хочет дать нам понять, что она здесь.
 
 И Катя принялась звать меня:
- Лиза, отзовись. Лиза! Ну, где же ты?
- Бесполезно, - остановил ее Коля. – Боюсь, что мы ее не сможем увидеть и услышать.
- Жаль. А так хотелось бы с ней поговорить, расспросить обо всем. Где ты, Лиза?
- Здесь! Здесь! – стояла я перед ними.
- Лиза, - жалобно проговорил Коля, - если ты здесь, то дай нам знать.

 Легко сказать, а как это сделать? Опять лететь за ручкой и бумагой, а вы не дождетесь меня и уйдете?
 Мой взгляд упал на песчаную дорожку, и я заводила палочкой по песку: «Я здесь. Лиза».
- Смотри! – обрадовался Коля. – Видишь, она здесь.
- Вижу, - Катю охватил страх.
- Лиза, мы тебя не боимся. Ты же хорошая, - продолжал Коля.

«Конечно».

- Лиза, мне без тебя скучно, - Катя шмыгнула носом.

«Мне тоже».

- Завтра мы хотели пойти на речку. Пошли с нами.

«Хорошо».

 День выдался чудесный. Коля и Катя отлично плавали. Я же так и не научилась, как следует плавать, и барахталась в воде у берега. Вернее пыталась. Мне до сих пор не известны все способности приведения.
 Общались мы также, через письмо на песке.. Это было гораздо лучше, чем полное непонимание со стороны друзей.
 К обеду вернулись в интернат. Я плюхнулась на свою постель.
- Фу-у, жара, - произнесла Катя. - Если и завтра будет также жарко, пойдем на речку. Да, Лиза?
- Да, конечно, - ответила я, так как вставать за листком бумаги и ручкой не хотелось.
- Лиза, ответь, - Катя тревожно оглядела комнату.

 Пришлось лететь к письменному столу и вывести: «Да, конечно».

- Ну, вот и отлично, - облегченно вздохнула Катя. – А я уж думала, что ты исчезла.
 Катя присела на краешек моей кровати и добавила:
- Я уже привыкла к тебе такой. Совсем не боюсь. Странно, а в фильмах все приведения злые, а ты нет.

«Можешь сесть нормально на мою кровать, так как я расположилась на столе, чтобы «разговаривать» с тобой».

- Извини, что согнала тебя с кровати. Ладно, пошли на обед.

 В дверь постучались.

- Да-да, - быстро отозвалась Катя.
 
 Вошел сияющий Коля и не в силах сдержать своей радости, сообщил:

- Катя, за мной батя приехал.
- Отлично. Я же говорила, что приедут, а ты переживал. – И печально вздохнула: - А вот за мной что-то не торопятся.
- Приедут. Обязательно приедут. Твой отец достроит мост и приедет, - быстро проговорил Коля.
 Девочка печально покачала головой:
- Нет, скорее всего, бабушку пришлет. И буду я опять все лето проводить в деревне. Знаешь, я боюсь как бы он не женился и не оставил меня здесь.
- А почему он должен тебя оставить?
- Мачеха-то может меня не полюбить. Или я ее.

 В ответ на это я быстро написала: «Катя, какая мачеха? Какая женитьба? Твой отец начальник и редко бывает дома. Какая женщина это выдержит?»
 Катя прочитала и прыснула от смеха:
- Спасибо, Лиза. Возможно, ты права. Ты поедешь со мной, Лиза?

«Конечно».

- Спасибо.
 
 Катя посмотрела на Колю:

- Пока, Коля.
- Пока, Катя. Пока, Лиза. Только, - мальчик замялся.
- Что?
- Отец говорит, что, возможно, я сюда больше не приеду.
- Почему? – вконец расстроилась девочка.
 А у меня перехватило дыхание, если можно так выразиться. Как жаль, Колю я больше не увижу.
- Потому что отец устроился на постоянное место работы, и я буду ходить в обычную школу.
- Тогда напиши мне, - Катя протянула листок в клетку.
- И мне! – выкрикнула я и осеклась. А куда мне писать, на адрес: Седьмое небо?

 Друзья обменялись адресами.

- Только напиши сразу, как приедешь, - попросила Катя. – Я буду ждать твоего письма.
- А я твоего. Пока, девочки.

 Коля неумело ткнулся губами в щеку подружки.
 Катя вспыхнула и тихо откликнулась:
- Пока.

 Мальчик ушел, а Катя уткнулась в подушку и заревела.

- Чего же ты ревешь? – пыталась я успокоить подругу. – Это жизнь, а в жизни всякое бывает. Встречи, расставания …
 Катя все ревела и ревела. А горше всего было мне. Меня-то уж никто не пожалеет.
 В комнату вошла обеспокоенная Варвара Карловна.
- Катюша, что случилось? – она принялась гладить девочку по голове. – От чего не пришла на обед? От чего слезки льем? Обидел кто?
 
 Катя затихла и, судорожно вздыхая, произнесла:
- Всех, всех забрали, а меня нет. Никому не нужна я-а-а…

 И она еще горше заплакала.
- А я? А кому нужна я? - вторила я ей, и мы ревели вместе.
 
 Варвара Карловна снова принялась гладить девочку по голове, утешая:
- Ну ну-ну, так в жизни не бывает. Дети всегда нужны своим родителям. Ни сегодня-завтра заберут тебя.
Мне тоже захотелось, чтобы меня погладили, и я подставила свою голову.
Рука учительницы замерла.
- Откуда-то сквозняком тянет. Нужно закрыть окно, а не то простудишься.
- В тридцати градусную жару? – удивилась я, но женщина уже захлопнула рамы, немного постояв, недоуменно произнесла: - А так совсем душно.
И вновь открыла окно.
- Ничего не понимаю, - растерянно произнесла учительница. – Откуда дуло?
- Да не откуда? – огрызнулась я. – Вы просто меня погладили.
О, боже! - меня теперь и погладить-то некому. А сколько раз бывало, я прибегала к вам, Варвара Карловна, за советом и утешением. И вы всегда выслушивали жалобы несчастной сиротки, гладили по головке, приговаривая:
- Все образуется. Все наладится. А давай сделаем так…
И вы давали мне нужный совет. А теперь все, мне не прижаться к вам и не попросить совета.
Я перелетела на свою кровать и стала наблюдать за Катей.
Девочка перестала плакать и тихо сидела, вертя в руках платок.
- Ну, вот и хорошо, - снова ласково заприговаривала учительница, - Вытри глазки и пошли обедать, а то тетя Даша скоро уйдет и придется есть холодный суп.
В комнату вошла уборщица тетя Клава.
- Собирайся, девушка, - обратилась она к Кате. – Сам отец за тобой явился.
- Правда? – не поверила Катя.
- Правда, правда. В столовой сидит. Щи Дарьи Андреевны нахваливает. Поторопись.
Со всех ног Катя бросилась в столовую. Я – за ней.
- Папа, папа, папулечка! – влетела Катя в столовую, несясь с объятиями к колоритному мужчине пятидесяти лет.
- Тихо, тихо, - только и успел произнести мужчина, отодвигая тарелку. – Прольешь ведь.
Он обнял дочь.
- Соскучилась?
- Очень.
Глаза Катьки сияли от счастья, карие добрые глаза мужчины излучали любовь и радость при виде любимой дочери.
- Что так долго не приезжал? – упрекнула дочь.
- Поздравь меня, Катюша, мост три дня назад сдали. Точно в срок. Теперь гуляем.
- Я рада за тебя, папа. Мы поедем на машине?
- Конечно. Собирайся.
Катя унеслась наверх. Быстро уложив вещи в сумки, вдруг присела в задумчивости на кровать.
- Знаешь, Лиза, я, конечно, могу поехать одна, но ведь тебе будет здесь одиноко. Интернат закроют до двадцатого августа. Я не знаю, как у вас там, у приведений полагается, но если ты не против, то поехали со мной. Все же ты моя подруга. Была ей и останешься ею. Ты согласна, Лиза?
Катя поискала меня взглядом по комнате и посмотрела на письменный стол, на тетрадном листе большими печатными буквами мной уже было выведено: «КОНЕЧНО».
- Вот и отлично, - обрадовалась Катя, собрала исписанные мною листы и сунула их в сумку, добавив: - Чтобы меня не приняли за сумасшедшую, которая переписывается сама с собой.
В машине я устроилась на заднем сиденье. Катин отец Кирилл Юрьевич хотел, было, забросить туда сумки, но дочь воспротивилась:
- В багажник, папа.
- Почему? – удивился мужчина и задумчиво почесал окладистую бородку.
- Потому что в багажник, - настаивала дочь.
- Ну, хорошо, - пожал плечами мужчина и закинул сумки в багажник.
- А теперь прокатимся с ветерком. Пристегнись-ка, дочка.
Белая «Нива» плавно тронулась с места.
- Пап, можно задать тебе один вопрос? – осторожно начала Катя.
- Какой? О мальчике? Влюбилась? – добродушно рассмеялся отец.
- Нет, папа. Это о тебе.
- Обо мне? И что ты хочешь спросить?
- Ты не женился?
Мне было хорошо видно, как мохнатые черные брови мужчины от удивления поползли вверх, потом вниз, нахмурился лоб.
- Понимаешь, - начал Кирилл Юрьевич.
Катя глубоко вздохнула:
- Все ясно. Кто она? Молодая? Чем занимается? И любит ли детей?
Отец напряженно рассмеялся:
- Ты спрашиваешь, как следователь. Ее зовут Маргарита. Ей тридцать лет. Работает инженером-технологом на нашей фабрике. Будет тебе каждый день носить конфеты и шоколадки.
Недовольная Катя сложила руки на груди.
- Я так и знала, что ты когда-нибудь женишься.
- Дочь моя, за тобой должен кто-то приглядывать, - попытался вразумить отец. - Бабушка-то уже очень стара. Тяжело ей.
- Я не маленькая. Зачем за мной приглядывать?
- Я все время в командировках, ты в интернате. А так с тобой будет …
- мачеха, - зло буркнула Катька.
Отец коротко рассмеялся:
- Маргарита тебе понравится.
- Не куплюсь даже за гору шоколада.
- Это ты зря. Ты же ее еще не видела, а уже недолюбливаешь. Это нехорошо, дочка, - упрекнул отец.
- А менять меня на чужую женщину хорошо? А память о маме?
Мужчина печально вздохнул, на висках появилась испарина. Руки нервно дрожали. «Нива» остановилась у обочины.
«Ну вот, - подумала я, - Сейчас отец выпорит Катьку».
Но мужчина вышел из машины, закурил.
- Знаешь, Лиза, - повернулась Катька ко мне. – Если эта мымра нам понравится, то пусть живет, а если нет, ты поможешь ее выгнать?
Я даже не знала, чью сторону принять. Мне было жаль Кирилла Юрьевича, неизвестную, и, возможно, добрую и любящую детей, женщину. Но и Катьку было жаль. Все же она мне подруга. По характеру мы с ней были одинаковы, поэтому и дружили все пять лет. Хотя, Катя сначала думает, а потом делает, а я же, подчас, движима эмоциями, а потом разумом. Но в данной ситуации мне нужно было принять правильное решение.
- Чего молчишь? Пиши, - злобно прошипела Катька и сунула мне листок бумаги с ручкой.
«Посмотрим по обстоятельствам», - был мой ответ.
Катя пробежала глазами по строчке и сунула листок в карман брюк. И вовремя, так как в машину сел отец.
- Пап, прости меня, - елейным голоском пропела Катька.
- Ладно, дочка, поехали, - устало ответил мужчина.
У Кати в гостях я никогда не была и меня просто поразила обстановка квартиры. На стенах гостиной было множество фотографий в рамочках. На всех мосты, мосты, мосты. А в углу надпись, какой мост и где был сдан в эксплуатацию. В большой светлой гостиной почти не было мебели, но зато в углу стояло пианино немецкой фирмы с открытой клавиатурой.
Я не удержалась и пробежала по клавишам, проиграв лишь «до, ре, ми, фа, соль». Но вовремя спохватилась.
В прихожей было так шумно, что никто не обратил внимания на самопроизвольное звучание инструмента.
Я вернулась в прихожую.
Кирилл Юрьевич старательно изображал счастливого человека. Хотя мне прекрасно была понятна вся напряженность данного момента: встреча Кати с возможной мачехой.
Подумаешь, женщина как женщина. Хорошенькая, с ямочками на щечках, со смеющимися карими глазами, аккуратными, пепельно-русыми кудряшками.
Но Катя церемонно протянула женщине руку для пожатия:
- Вас зовут Маргарита? – с королевской интонацией произнесла подруга.
Женщина, настроившаяся на радушный прием, растерялась. Улыбка мигом сползла с лица, в глазах потух приветливый огонек.
- Ну что ж, - продолжала Катя тем же тоном. – Рада видеть вас в нашем доме. Надеюсь, мы подружимся.
Мне хотелось крикнуть: «Катя, что же ты делаешь? Она вполне нормальная тетка. Так нельзя». Но сами понимаете, я даже не могла написать.
Маргарита растерянно пролепетала:
- Да, конечно.
Тут вошел Кирилл Юрьевич и радостно сообщил:
- Хороша водичка.
И мигом оценив ситуацию, добавил:
- Катюша, сполоснись с дороги.
- Конечно, папочка, - все так же ответила дочь.
И она гордо удалилась, держа королевскую осанку.
Я удивилась, что нашло на Катьку? Конечно, во всех школьных спектаклях она всегда исполняет роль принцесс и королев. И прекрасно с этим справляется, но данная ситуация не спектакль, а жизнь. Хотя, как сказал кто-то: «Жизнь есть игра, и все мы в ней актеры…» А интересно, как поступила бы я, окажись на месте Кати, если бы папа или мама привели в дом … постороннего человека? Но этого никогда не произойдет.
Пока Катька принимала душ, я наблюдала следующую сцену. По щекам Маргариты бежали слезы, Кирилл Юрьевич обнимал вконец расстроенную женщину, утешая:
- Все наладится. У нее переходный возраст. Ты только, дорогая, не тушуйся перед ней. Не позволяй, чтобы она взяла над тобой верх.
- Да, - поспешно кивнула женщина, - а как это сделать?
- Пока не знаю. Приглядитесь друг к другу, глядишь, все и наладится.
Маргарита печально вздохнула:
- Боюсь, что не справлюсь.
- Я помогу.
Мужчина поцеловал ее в губы, они тихо рассмеялись.
За столом сидели молча. Катька была предельно вежлива. Маргарита тоже.
- Будьте любезны, Маргарита … - высокомерным тоном начала Катька.
- Павловна, - подсказал отец.
Катя растянула губы в улыбке и вновь обратилась к женщине:
- Маргарита Павловна, положите мне салатика.
Нет, Катька вконец сошла с ума. Перед носом стоит тарелка с салатом, а она просит Маргариту, словно сама положить не может.
Мужчина и женщина переглянулись, и Маргарита, улыбнувшись, выполнила просьбу вздорной девчонки, добавив при этом:
- Конечно, конечно, милая.
Я не выдержала, потихоньку стащив со стола чайную ложечку, с силой, на какую только была способна, ткнула Катьку в спину.
- Ой! – выкрикнула девчонка и резко выпрямила спину.
- Что случилось? – обеспокоилась женщина.
- Что-то в спину кольнуло, - поперхнувшись, ответила Катька.
- Запей скорей, - отец поставил перед дочерью стакан с минералкой.
Катька поставила пустой стакан на стол и встала из-за стола.
- Ты куда? - поинтересовался отец.
- К себе. Спасибо за обед, Маргарита Павловна, - церемонно раскланялась Катька.
Девочка закрыла дверь своей комнаты. На столе лежала записка: «Остановись. Так нельзя». Прочитав ее, Катя зло зашептала:
- Ну и что. И вообще, Лизка, это мой отец. А как он возьмет и женится на ней и совсем забудет про меня? А потом пойдут дети, нужна я буду этой Маргарите?
«Нужна».
- Ага, в няньки. Ну, уж, не буду я с ее детьми возиться.
«А что будешь?»
- Сама не знаю.
Катя помолчала некоторое время, потом решительно произнесла:
- Выгоню ее из дома. Ты поможешь?
«Ни за что! Она мне очень понравилась».
- Ну и ладно, сама справлюсь. Пошли гулять.
«Не могу. На улице сильный ветер».
Катя посмотрела в окно.
- Действительно. Небо все заволокло тучами. Теперь дождь зарядит на всю неделю. А я так хотела тебе город показать. А теперь сиди тут с этими влюбленными голубочками.
Не переставая ворчать, Катя принялась разбирать постель.
- Послушай, а где же будешь спать ты?
Я пожала плечами. В комнате кроме письменного стола, двух мягких стульев, книжного шкафа и кровати, не было ничего.
- Ладно, у нас есть еще раскладушка. Будешь спать на ней.
«И тем самым вызовешь подозрения у взрослых. Чем объяснишь необходимость тебе раскладушки?»
- Не знаю, - пожала плечами Катя. – Скажу, что кровать слишком мягкая или… Ну не спать же тебе в коробке из-под обуви.
«Я устроюсь на диване в гостиной».
- Нет, ты будешь спать со мной, - отрезала подруга.
«Но где?»
Катя махнула рукой и вышла из комнаты. Через пару минут она внесла раскладушку, потом притащила тоненький матрасик, одеяло, подушку, постельное белье. Через несколько минут для меня была готова кровать. Потом появился из сумки ушастый серый застиранный заяц.
- Это твой. Скажу, что Лизин зайчик любит спать на раскладушке.
«Они решат, что ты сошла с ума. Спасибо за зайца. Я про него совсем забыла».
Зайца подарила мама, когда мне исполнилось четыре года. И с тех самых пор я без этой игрушки никуда. Конечно, сначала он выглядел гораздо лучше. Когда-то у зайца были длинные черные усы, синенькие штанишки, серебряная медалька на синей тоненькой ленточке. А сейчас игрушка выглядела плачевно: без синих штанов, которые уже не помню, куда подевались, медаль с ленточкой тоже отсутствовала, и торчало у зайца всего два капроновых уса. Вата кое-где сбилась, хвостик поник. Но все равно я очень люблю эту игрушку, как память о маме.
Утро следующего дня встретило нас ярким солнышком, умытой листвой деревьев.
Катя вышла на балкон и с наслаждением потянулась:
- Хорошо-то как!
И крикнула мне:
- Лиза, вставай. Дома никого. Мы одни.
«Я уже давно не сплю».
- А-а, не спишь.
Катя перевернула листок чистой стороной вверх.
- Вот и отлично. В душ, завтракать и я покажу тебе город.
Город был полон памятников. Они встречались почти на каждом шагу, пардон, на каждом лету. Я посидела на плече Владимира Ильича, погладила окладистую, почти такую же, как у Катиного отца, бороду Карла Маркса, заглянула в каменную книгу какого-то неизвестного мне строгого мужчины, полетала вокруг влюбленного А. С. Пушкина, пропев:
«Я помню чудное мгновенье
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты»
И вернулась в сквер к ожидающей меня на лавочке Кате. Быстро начертила палочкой на песчаной дорожке: «Я здесь».
- Где ты была? – тихо осведомилась подруга.
«Знакомилась с памятниками».
Катя быстро стерла надпись.
- А мне скучно.
«А мне нет. Здесь очень интересно».
Катя снова быстро стерла надпись, чтобы не вызывать лишних подозрений у сидящих на соседней скамейке старушек.
- Вот, гляди, Семеновна, каникулы, а дитё все пишет, - проговорила одна из них.
- Ну и что, - Семеновна недовольно поджала губы, - может двоечница какая. Задали ей задание на лето, тренируется теперь. Мой-то Вадька всю тетрадку вчерась исписал. Все слова учит словарные.
- Ну, твой-то Вадька еще тот «отличник»! – насмешливо подхватила первая старушка. – А это сразу видно, отличница. Вишь, как выводит.
И обратилась к Кате:
- Что пишешь-то, милая?
Катя посмотрела на старушек и на всякий случай ответила:
- К следующему классу готовлюсь.
- Вот, видишь, - торжествовала старушка, - хорошего человека сразу видать.
- Ах, как бы и мой Вадька так старался, зубрил, - мечтательно вздохнула Семеновна, - Так нет же, шельмец, носится целыми днями по улицам, отец с матерью справиться с ним не могут. Еле-еле за учебники вчера усадили.
Старушки принялись обсуждать внуков.
- Пошли отсюда, - прошептала Катя.
«Куда?»
- Домой.
Обедать Катя не стала, а улеглась в своей комнате на кровати.
- Давай поиграем?
«Во что?»
- В морской бой.
«Давай».
Играли долго. Сначала я у Кати «подбила» почти все корабли. Мне было не трудно подглядеть расположение кораблей противника, но я решила немного поддаться, чтобы воодушевить подругу. Ей «удалось» «подбить» четыре моих корабля.
Вечером пришел Кирилл Юрьевич. Катя бросилась ему на шею.
- Соскучилась? – отец пощекотал щеку дочери бородой.
- Очень, - рассмеялась Катя.
- Чем занималась весь день?
- Гуляла.
- Ужинала?
- Нет еще. Тебя жду.
- Тогда пошли.
- А где Маргарита?
Я уловила в голосе подруги тайную надежду на то, что после вчерашнего Маргарита не вернется.
Но ответ отца разочаровал девочку:
- Сейчас перекусим и поедем за ней на фабрику.
- Она работает допоздна?
- Нет, - улыбнулся мужчина, - просто я пришел чуть раньше.
Мы подождали Маргариту у проходной. Снова расселись в машине, причем Катя заявила, что всегда будет ездить только на заднем сиденье.
- Почему? – удивилась Маргарита.
- Чтобы не мешать вам любезничать, - был ответ Катьки.
Ну не могла же она им сказать, что здесь всегда располагаюсь я.
- Мы сегодня намеревались поехать в кино, - заявил отец.
- На семь вечера нет детского сеанса, - напомнила дочь, - А смотреть вашу взрослую дребедень я не желаю. Можешь, папочка, отвезти меня домой.
Маргарита и отец рассмеялись.
- Хорошо, - сказала Маргарита, - у меня есть три билета на сегодняшний спектакль в Музкомедию.
- Что дают? – выкрикнула я.
Словно услышав меня, Маргарита ответила:
- Дают «Принцессу Турандот».
- Ура! – я даже захлопала в ладоши от восторга.
Но Катька скривилась:
- Фу-у, театр. Ужас. Не хочу.
Я больно дернула ее за косу. Катька тут же пролепетала:
- Прости, я забыла, что ты родилась в театральной среде. Что сцена твой дом родной.
Удивленные взрослые переглянулись.
- А откуда ты знаешь? - спросила вконец озадаченная Маргарита и вопросительно посмотрела на мужчину.
Тот пожал плечами:
- Я ей не говорил. Не успел.
Катя уставилась на женщину.
- Так вы из театральной семьи?
- Ты же сама знаешь, - пробормотала та.
Тут подруга поняла, в чем дело: слова о театральной семье предназначались мне, но каким-то образом это касалось и Маргариты. Катя быстро проговорила:
- Да, конечно. Поехали смотреть «Принцессу Турандот», а не то опоздаем.
Закулисная суета. Все такое знакомое. Я с наслаждением летала по театру, рассматривала на стенде фотографии артистов. Мистерская Л. Ю. была сказочка красива, а Домбросский О. Л., красив, как греческий бог. Тут было и комическое лицо Житникова И. И. Наверное, ему достаются такие же смешные роли, что и Никулину.
Вернулась в зал, отыскала Катьку, но мест свободных не было. Чтобы дать понять подруге, что я здесь, перекинула ее косу через плечо. Катя нагнулась, делая вид, что поправляет пряжку на туфельке, буркнула:
- Извини, место не удалось занять.
Ладно, обойдусь. Я могу и поучаствовать на сцене. А это идея.
И вот действие началось. Игра артистов, их сильные голоса очень понравились мне. Я даже подпевала им. А когда они начали кланяться, я кланялась вместе с ними, снова и снова выходя на поклон к зрителям. Я была настолько горда тем, что пела на сцене, что… Вы даже себе представить не можете. Я всегда мечтала о сцене. И теперь она принадлежит мне! Было решено летать каждый день на репетиции. Торжествующим взглядом я обвела рукоплещущий зал. Это мои аплодисменты! Это был мой аншлаг!
Но мне нужно было следить за Катькой, вернее, за ее поведением. Маргариту жаль. Мне не хочется, чтобы она покинула этот дом. Нужно переубедить Катю изменить отношение к женщине. Но как это сделать? Ладно, решила я, время покажет.
Я юркнула в «Ниву» и приготовилась ждать Катю.
Она села в машину первой и, увидев на сиденье зайца, недовольно буркнула:
- А-а, ты здесь.
- Кому это ты? – удивилась Маргарита.
- Зайцу. Я его потеряла, - нашлась девочка и быстро взяла игрушку.
- А как тебе спектакль, понравился? – осведомился отец у дочери.
- Не знаю, - Катя равнодушно пожала плечами. А что она могла сказать, если все время украдкой наблюдала за отцом и Маргаритой.
- Мне очень понравилось, - произнесла Маргарита.
- Мне тоже. Все работа и работа. Спасибо, что вытащила в театр. От души отдохнул, - с благодарностью произнес Кирилл Юрьевич, влюблено глядя на молодую женщину.
В ответ Маргарита мило улыбнулась. Взрослые начали обмениваться впечатлениями о просмотренном спектакле, Катька же всю дорогу сидела хмурая, и не желала вступать в разговор, когда ее о чем-нибудь спрашивали.
На следующий день мы с подругой вновь отправились гулять по городу. Я вновь «общалась» с многочисленными памятниками. Забыв о наказе взрослых отходить далеко от дома, не заметили, как заблудились.
- Что же делать? – Катя растерянно оглядывалась по сторонам. – Не могу понять, где мы.
- Подойди к милиционеру, - сказала я, - он проводит тебя до дома.
Но, естественно, Катя меня не слышала. Как быть? Я поискала глазами какой-нибудь предмет, который пишет. На асфальте, возле фонарного столба лежал маленький осколок кирпича. Но схватить его я не успела. Двое грязных мальчишек примерно лет семи подхватили обломок, отчаянно споря:
- Мой, - кричал первый.
- Нет, мой, - настаивал второй.
- Я его первый увидел.
- Нет, я, - не сдавался второй.
- Мальчики, - обратилась к ним Катя, - скажите, как пройти на улицу Стрельникова?
Первый мальчишка присвистнул, второй поскреб грязными пальцами давно нечесаную голову.
- Это тебе полгорода протопать нужно, - ответил первый мальчишка и обратился к другу: – Даже, Витька? Там твоя тетка живет?
- Угу, - кивнул Витька. - Иди на остановку и садись на восьмой троллейбус. Доедешь до поликлиники, а там чуть-чуть вверх протопаешь и всего-то.
- Спасибо, мальчики, - обрадовалась Катя и побежала на остановку.
Хорошо, что народу в троллейбусе было немного, а не то мне пришлось бы плохо. В часы пик меня просто могли превратить в лепешку.
Уставшие ввалились мы в квартиру.
- Лиза, в душ, - скомандовала Катя. – Нужно быстренько смыть с себя всю пыль.
Она взяла чистое белье и закрылась в ванной.
Я же решила поупражняться на пианино. Успела только проиграть «Собачий вальс», как в гостиную вошла Катя.
- Хватить играть. Иди мыться.
Не смея возражать, я кинулась в ванную, подставила свое бестелесное тело, если можно так выразиться, под теплые струи душа. Ух, как хорошо.
- Ой, - услышала вдруг я, - а я тебя вижу.
Глаза подруги от удивления округлились и стали невероятно большими. Не отрываясь, она смотрела на меня.
- Правда? – съязвила я.
- Вода обтекает тебя. Я тебя вижу, Лиза. Нет, правда, вижу, - радовалась Катя.
- Что такое? Катя, с кем ты разговариваешь?
В ванную вошла Маргарита. Я быстро юркнула под полиэтиленовую шторку. Маргарита выключила воду и вопросительно уставилась на девочку.
- Э-э, со своим отражением, - на ходу с ориентировалась подруга. – Ну, сама посмотри, что это за лицо! Все в уродливых конопушках.
Маргарита мило улыбнулась:
- Катя, не выдумывай. Хорошенькое личико. На нем всего две премиленькие конопушечки. Не понимаю, что в этом плохого? Но ты кого-то назвала Лизой.
- Лиза, - терпеливо ответила Катя, - это заяц. Должно быть у зайца какое-то имя?
- Действительно, - озадаченно произнесла Маргарита и зачем-то заглянула в комнату девочки.
Заяц преспокойно сидел на раскладушке.
- Знаешь, милый, - сказала вечером Маргарита, ложась рядом с мужчиной, - с Катей что-то происходит.
- Объясни.
- Она разговаривает с зайцем так, словно он живой. Даже раскладушка у зайца есть.
Кирилл Юрьевич обнял женщину, поцеловал.
- Милая, вероятно девочке скучно. Все одна да одна. В интернате у нее подружка была, Лиза. Но умерла. Споткнулась о ступеньку, ударилась прямо виском и умерла.
Услышав это, я замерла. Так вот как я умерла.
- Ужас, какой, - тихо произнесла женщина, - Бедный ребенок. И пожить-то не успела.
- Да, - нерадостно вздохнул Кирилл Юрьевич. – Вот Катя и разговаривает с зайцем Лизы.
- Но зайца нужно отдать Лизе. Почему его не положили в могилу?
- Не знаю. Вероятно, в суматохе забыли. Евгению Федоровну, директора, почти месяц таскали в суд, пока не вынесли решение, что это всего лишь несчастный случай.
- Жалко бедную Лизу. Но что же делать с Катей?
- А мы ей родим братика или сестричку.
- Прямо сейчас? – улыбнулась женщина, не сводя с мужчины влюбленных глаз.
- Прямо сейчас, - мужчина принялся страстно целовать ее.
Я мигом перенеслась в Катькину комнату. Вот это дела! Все же у Кати будет брат или сестра, хочет она этого или нет. Сказать об этом Кате? Нет, подожду. Пусть она сначала полюбит Маргариту. Она прекрасная женщина. И чего Катька на нее взъелась?
Проходила неделя за неделей. Больше я не появлялась в спальне у взрослых. Детям там делать нечего. А десятого августа у подруги было день рождения. Из подружек она никого не позвала.
- Их у меня здесь нет, - пояснила она взрослым. – Все подружки у меня в интернате.
- Да, но тебе придется обзаводиться подружками здесь, потому что больше ты в интернат не вернешься.
- Папочка, как ты не понимаешь, я хочу учиться в интернате. Не хочу вам мешать.
- А кто сказал, что ты нам мешаешь? – вмешалась в разговор Маргарита.
- Но я же вижу.
- Что ты видишь? – отец нахмурил брови.
- Ты приходишь с работы и первым делом целуешь Маргариту, а потом вспоминаешь обо мне, - заявила дочь.
- Ты слишком ревнива и эгоистична, Катя, - проговорил отец, - Но у тебя сегодня праздник и мы не будем его портить.
Катька дернула плечом и ушла к себе.
- Ну, вот, - сокрушенно развела руками Маргарита.
- Не расстраивайся, милая. Тебе нельзя расстраиваться. И вообще, раз она хочет еще год провести в интернате, пусть проводит.
И мужчина с нежностью положил ладонь на живот женщины.
Все ясно. Еще вчера утром я слышала, как выворачивало в ванной бедную женщину. Значит так и есть. Скоро в семействе Милюткиных будет прибавление. Мне захотелось погладить Маргариту по голове, но я вовремя вспомнила о своих холодных руках и уставилась на торт с двенадцатью свечами. Кате 12 лет. А мне всегда будет 11. Всегда. Как это страшно.
- Пойду позову дочь, - проговорил Кирилл Юрьевич, - и сядем обедать.
Катя, поупиравшись, все же вышла к столу. Обед прошел хоть и напряженно, но без эксцессов.
А вечером Катька заявила:
- Всегда буду жить в интернате.
«Зря ты так. Маргарита хорошая женщина».
- Уже слышала. Ты защищаешь ее.
«Конечно. Представь себя на ее месте»
- Я? – возмутилась Катька. – Да я никогда не выйду замуж.
«Почему же?»
- По крайней мере, не выйду замуж за человека, у которого уже есть дети.
«И что, этому человеку все время жить одному?»
- Пусть живет с детьми.
«А ты разве не увела у меня Колю?»- решила я призвать к совести подругу.
- Нет, не уводила.
«А кто же с ним целовался? Разве не ты?»
- Мы шутили. Это было не по настоящему.
«Разве?» – не успокаивалась я.
- Да. Мы просто хотели проверить, насколько ты действительно его любишь.
«Вы очень жестоки. Оба дураки. Я поверила Коле, а он все врал мне. Ему всегда нравилась ты, а не я. Он смеялся надо мной. Это была его шутка».
- Да нет же, все было не так, - возразила Катя.
«А как?»
Катя принялась что-то объяснять мне, но я уже унеслась в гостиную, забилась в угол кожаного дивана. Вдруг отчетливо вспомнила тот злополучный день.
Мы договорились с Колей о встрече сразу после последнего урока на берегу реки у трех сосен.
Я надела голубое платье, в котором на новогоднем спектакле играла Белоснежку. Это платье мне очень нравилось. Его мне сшила знакомая портниха тети Маши. Это платье очень шло мне, и я чувствовала себя в нем настоящей маленькой принцессой
Вот в этом-то платье я и пошла на свидание в предвкушении приятной встречи с Колей.
Когда подходила к заветному месту, то увидела их рядом. Коля был одет в костюме принца, а на Катьке было длинное белое платье. В нем она когда-то играла Снежную королеву.
Осторожно, стараясь не выдать себя, я спряталась за толстой сосной, решив понаблюдать за парочкой.
Коля и Катя о чем-то говорили, смеялись. И тут они поцеловались. Такое предательство потрясло меня. Все мое нутро клокотало от возмущения.
- Ах, так! Ах, так! - Повторяла я, выйдя из своего укрытия. – Коля! Как ты мог?! А ты, Катька?! Как ты могла?! Ты же моя подруга!
Застигнутые врасплох, Коля и Катя замерли, уставившись на меня немигающими глазами, не в силах произнести слово в свое оправдание.
Первой отмерла Катька и заговорила:
- Ты не поняла, Лиза. Я тебе сейчас все объясню.
- Не надо мне ничего объяснять! – слезы обиды душили меня. - Не надо!
Я, подхватив длинный подол платья, бросилась к зданию интерната. В этот момент мне хотелось забыть их. Забыть их предательство. Никого не хотелось видеть. Никого. Но теперь ничего нельзя исправить. Ничего. Меня нет. Нет. Нет! А Колька и Катька есть. И с этим нужно смириться.
Я вернулась в комнату
- Вот и все, Лиза, - печально проговорила Катя, закончив свой рассказ.
Она села на кровать, взбила подушку.
Я посмотрела на подругу ненавидящим взглядом. Это случилось из-за нее. Из-за Кольки. Из-за их дурацкой шутки.
- Прости меня, Лиза, - Катька шмыгнула носом. – Прости нас, Лизонька.
По лицу подруги текли слезы.
Я сжалилась: «Ладно. Ложись спать».
Укладываясь, Катя заглянула в тетрадь, и, увидев моё прощение, просияла:
- Спасибо, Лиза. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
На небе давно зажглись звезды. Все спят. Всем снятся хорошие сны. А я сижу одна, смотрю в окно и грущу. Мне одиноко. Очень одиноко. У Кати скоро будет брат или сестра. У Коли, надеюсь, тоже все хорошо. А у меня? А у меня ничего. Есть только прошлое, но нет будущего. Как мне одиноко.
- Мама, папа, где вы? Заберите меня к себе, - попросила я, вглядываясь в темное ночное небо.
Потом я взяла у Кати толстую тетрадь, несколько ручек, какие имелись в карандашнице и, написав на листке «Прошу не беспокоить до вечера», удалилась в кабинет Кирилла Юрьевича. Включила настольную лампу, разложила тетрадь, ручки. Мне захотелось записать все свои переживания, события, происшедшие со мной за последний период. В тот период, когда я стала приведением. Я не знаю, для чего я это делаю, но… скорее всего я буду вести дневник приведения. А что? По-моему это очень даже здорово.
Когда заалел горизонт, я поставила последнюю точку в своем повествовании и приблизилась к окну, любуясь восходом солнца. Вот и новый день начинается. Нужно сегодня серьезно поговорить с Катькой, вразумить ее насчет неправильного поведения. Она не должна плохо относиться к Маргарите.
Помнишь ли ты, как счастье нам улыбнулось?
Лишь для тебя сердце пылало любя.
Помнишь ли ты, как мы с тобою расстались?
Пусть это был только сон, мне дорог он,
вдруг услышала я знакомый сильный голос. Это же дуэт Сильвы и Эдвина из оперетты Кальмана «Сильва». Это же поет моя мама! А рядом с ней мой папа. О, боже, мои родители! Они здесь! Они пришли за мной! Я даже подпрыгнула до потолка от радости. Вот они стоят передо мной.
- Мама, папа, я здесь!
Родители протянули мне навстречу руки:
- Иди к нам, доченька, - проговорил отец.
Я бросилась к ним.
- Доченька, - проговорила мама, - что же ты так задержалась?
- Мы больше никогда не расстанемся, даже папочка, даже мамочка?
Я была очень счастлива. У меня снова есть мои любимые родители.
- Нам пора, доченька, - проговорил папа.
- Папочка, только одну минуточку, хорошо?
- А что случилось? Что еще тебя здесь задерживает? – спросила мама.
Я вернулась к тетрадке, специально для Кати описала встречу со своими родителями, чтобы она меня больше не искала и не тревожилась за меня, а напоследок, все равно мне больше не представиться возможность увидеть подругу и повлиять на ее отношение к Маргарите, сделала приписку: «PS. Коля и Катя, я вас очень люблю и прощаю вас. Несмотря ни на что вы были моими друзьями. Вы не испугались меня в новом обличии. Катя, полюби Маргариту. Она очень хорошая женщина. Я это знаю. Это моя просьба. Прощайте. Ваша Лиза».
Утром Маргарита прошла в комнату, чтобы разбудить девочку к завтраку, но увидав записку с просьбой: «Прошу не беспокоить до вечера», удалилась. Девочка не желала идти с ней на контакт, а Маргарите не хотелось усугублять положение. Возможно, Кирилл и прав, со временем Катя полюбит ее. Нужно только терпение и такт.
Стрелка часов давно уже перевалила за цифру 11, когда Катя открыла глаза и потянулась.
- Ну и спала же я сегодня.
Она оглядела комнату и позвала:
- Лиза, ты где?
Но ответа не было. «Наверное, летает где-нибудь, - подумала девочка. - Не дождалась меня».
Катя перевернулась на другой бок, сунула руки под подушку и замерла. Руки нащупали тетрадь. Как она туда попала?
Усевшись на кровати, Катя открыла тетрадь. Это был Лизин почерк. Что она здесь написала?
Катя в очередной раз прочитала дневник подруги и только сейчас поняла всю горечь утраты. Теперь она ясно осознала, что ЛИЗЫ НЕ БУДЕТ БОЛЬШЕ НИКОГДА. НИ-КОГ-ДА! Единственное, что у Кати осталось, воспоминания о подруге, заяц и вот эта исписанная четким Лизиным почерком тетрадка. Как страшно дважды потерять дорогого человека.
Катя вспомнила, как они познакомились пять лет назад. Было первое сентября. Обе первоклассницы, с большими белыми бантами, огромными букетами гладиолусов, в красивых белых фартучках… На линейке девочки стояли вместе, вместе поселились в одной комнате. Сдружились быстро. Часто проказничали на уроках, списывали друг у друга. А однажды, даже, поклялись в вечной дружбе. Даже мальчишки нравились им одни и те же...
Вечером отец застал дочь за чтением.
- Что читаем? – весело поинтересовался он, пытаясь заглянуть в тетрадь.
Дочь быстро захлопнула страницы.
- Дневник завела? – также весело продолжал отец. – Молодец. В мое детство девчонки вели такие тетрадочки, туда песни всякие записывали про любовь, картинки клеили. Из открыток вырезали там всякие цветочки и клеили.
- Папа, это дневник, - задумчиво произнесла Катя. – Скажи, Маргарита дома?
- Да, на кухне ужин готовит. А что? – насторожился отец.
- Папа, ты посиди здесь, а я с Маргаритой поговорю.
- Катя, не обижай ее, - попросил вдруг отец.
Дочь мило улыбнулась:
- Ну что ты, папа, я просто хочу попросить у нее прощение и сестричку.
- Правда? – с надеждой в голосе произнес мужчина.
- Правда, - заверила дочь и вышла из комнаты.
Кирилл Юрьевич вдруг отметил, что дочь будто бы повзрослела за один день. Мужчина открыл настежь окно, закурил. От волнения выкурил одну сигарету за другой. Время шло, дочь в комнате не появлялась, а входить в кухню он не решался.
- Интересно, о чем можно так долго беседовать?
Все же, не выдержав, вышел из комнаты.
Маргарита и Катя стояли обнявшись. На появление взволнованного мужчины обе повернули заплаканные, но счастливые лица и улыбнулись.
- Ну, что? – Кирилл Юрьевич обвел каждую тревожным взглядом.
- Папа, Маргарита скоро станет мамой.
- Я знаю, дочка.
Кирилл Юрьевич обнял дорогих ему женщин.
- Папа, если родится девочка, назовете ее Лизой? – попросила Катя.
- Обязательно, дочка.
- А ты, Маргарита, не против?
- Нет, Катюша, не против, - счастливо улыбнулась женщина.
- Я подарю ей зайца, и Лиза снова будет жить, - мечтательно произнесла девочка.

(C) Чирикова Елена Александровна Иркутск, Апрель, 2004 г.