Больничная палата

 -Здравствуйте! Какая красивая роза! - с такими словами Нина вошла в больничную палату.
 -Это Вы обо мне?! - тоненький слабый голосок. На дальней кровати зашевелилось одеяло и из-под него показалась голова. Лицо, если и походило на цветок, то, разве что, на поникший жёлтый подснежник. А рядом на тумбочке алела роза.
Нина рассмеялась. “Класс! – подумала она. - здесь мне не дадут умереть!” И снова - тоненький голосок:
 -Вообще-то у меня вчера был день рождения! По этому поводу - роза! Меня Ирина Петровна зовут! А с Вами я позже познакомлюсь. - и снова под одеяло с головой.

 -У неё сильные сердечные боли, – объяснили новенькой. – А Вы с чем?
 -Гипертонический криз, но какой-то странный: давление подскакивает без видимой причины и трясёт меня при этом как в лихорадке. Но пока “скорую” жду, давление само начинает падать. Вот сюда привезли…
 -Чего только не бывает в жизни! – философски заметила солидная женщина и начала рассказывать, что у неё прединфарктное состояние обнаружили, но это было три недели назад, а завтра она домой.

 Остальные две женщины пока молчали. Одна из них, соседка Ирины Петровны, спала, тихо похрапывая. А вторая - ужинала принесённой из дома едой.
Нина стала располагаться на свободной кровати у двери. “Это удобно!” – подумала она. В палате был санузел, умывальник, холодильник, стол, стулья и даже радио. Полный комфорт! Вот только народу - пять человек, многовато, больные ведь, у каждого (пардон, у каждой) свой каприз! “Да, уживёмся!” - и вспомнилась пульмонология. Там была дружная палата. И тоже пять человек. Зато доктор оказалась просто мастадонтом каким-то! Большая медлительная Зинаида Ивановна! Кроме обхода она ещё и студентов в палату приводила на экскурсию и важно демонстрировала им, какие в её отделении большие, светлые, и тёплые палаты, “и шкафы для верхней одежды, обуви и сумок, и кислород подведён, (однако, только к четырём кроватям!) и кварц!” Может быть это была её заслуга? Но ведь проект –то типовой, евростандарт. И кардиология была в этом же здании, и здесь всё было так же, только этаж не восьмой, а третий - вот и вся разница! "Да, ещё и врач ведь другим будет", с надеждой подумала Нина. А сейчас: “нозепам и спам!” - приказала она себе.
 
 Утром, ещё до врачебного обхода, но уже после всех утренних процедур: умываний-подмываний, уколов и завтрака, к Нине подошла та солидная женщина, которую сегодня должны будут выписать, и без предисловий заговорила о самом сокровенном для Нины:
 -Я смотрю, у Вас шрам… , А «там» тоже всё удалили? Да, Вы не смущайтесь! - увидела она, что та опешила от её бесцеремонности. – Я ведь старше Вас, да к тому же у моей подруги тоже такое приключилось. И, Вы знаете, муж ведь ушёл от неё!
 -Да, не ушёл от меня мой муж, - почему-то начала опрадываться Нина, - и «там» у меня всё на месте.
Однако, дама, не обращая внимания на её попытку уйти от разговора, продолжала:
 -И, Вы знаете, почему он бросил её?! Потому что мальчишка – хирург оказался их соседом по лестничной клетке, и рассказал её мужу во всех подробностях о том, как он оперировал её, и ещё посоветовал, что теперь надо быть осторожным при «этом» деле, ну понимаете, о чём я. Так муж не смог больше с ней жить! Нашёл себе молоденькую! И если у Вас «там» всё убрали, ни в коем случае не говорите об этом мужу!
 «У меня что, на лбу написано, что я нуждаюсь в советах?!» - подумала Нина и собралась, было ответить ей что-нибудь резкое, но в это время доброжелательницу позвали к врачу и она оставила Нину одну! «Она сегодня уходит, уходит, уходит!» – успокаивала себя Нина. Но сердце её заныло. Она боялась, что останется без мужа? Как можно бояться того, чего не знаешь? Ведь она никогда не была одинокой женщиной! Сорок лет супружеской жизни, даже подумать об одиночестве было не досуг! "И сейчас я не стану об этом думать! Я в кардиологии, чтобы лечить мою гипертонию и нефиг думать о пустяках!» - приказала она себе. Всё!

 Та женщина, которая вчера спала, похрапывая, при бодрствовании оказалась деревенской старушкой откуда-то из пригорода. Лежала она уже больше месяца и похудела за это время на двадцать килограмм. Это воду из неё «выкачали». Но вот ноги всё ещё опухшие.
 -Это уже «стройные» ножки у меня! – шутила она, улыбаясь извиняющейся улыбкой. Однако ходить могла только с тросточкой, или с посторонней помощью, и это тяготило её. И не потому, что было больно физически, а потому, что всё привыкла делать сама. Её тоже уже выписывали. Она суетливо собиралась и рассуждала вслух, как муж и дети будут увозить её, такую «неповоротливую» теперь.

 Днём за ней приехали милые деревенские «простые» люди и было приятно видеть, как они проявляют заботу о ближнем! “Ну, вот тебе и положительные эмоции!» - успокоила Нина себя окончательно.

 Начался «обход». Пришла кардиолог. Без положенного когда-то сопровождения среднего медперсонала, но зато с ослепительной улыбкой, великолепным макияжем на красивом лице и бурным оптимизмом! Ольга Алексеевна, дай ей, Бог, здоровья!
 -Кто у нас тут «на новенького»? Толстых Нина Васильевна, правильно! Так, Нина Васильевна! Привезли бригадой скорой помощи. И что же с Вами случилось? - она внимательно выслушала больную, затем посмотрела утреннюю кардиограмму её и успокоила: - инфаркт Вам не грозит, и даже прединфарктного состояния не вижу. Ну, что ж, гипертонический криз - тоже ничего хорошего, но это уже тоже было вчера. Полечим, конечно, полечим! А пока - все анализы, и завтра поговорим! Разденьтесь, я Вас послушаю!
 Нина расстегнула халат и приготовилась выслушать дежурные вопросы о своей мастэктомии. И они, конечно, последовали, но в такой тактичной форме, что стрессовые сторожа Нининой нервной системы даже не шелохнулись.

 А к Ирине Петровне пришёл муж. Это удивительно, как бывают похожи супруги! Небольшого роста, аккуратно сложен, безупречно одет, он и лицом походил на жену, хрупкую голубоглазую светловолосую женщину. Ирина Петровна тонула в одеяле, муж хлопотал возле её кровати, и походили они на птичек в гнезде.
 
 Бывают такие женщины, которых можно увидеть везде, и кажется, только что ты уже видел её за соседним углом, у соседнего станка, среди маминых подружек - где угодно, они одинаково похожи на “типичного представителя среднего человека” -никаких особенных примет, никаких особенностей в поведении! Это они составляют понятия: “народ”, “массы”, “общественность”. Такой была пятая соседка по палате. И звали её Валентина Николаевна. Спокойная, рассудительная с обычной сердечной недостаточностью. Вот подлечат и снова вольётся в будни.

 К вечеру их осталось трое. А на двух кроватях чистое постельное бельё, пахнущее прачечной, и подушки корабликом, как в пионерском лагере в спальне - сесть боязно!

 Сон не шёл к Нине. Зато плыли и плыли воспоминания пережитого. Когда, в какой момент канцерогенные клетки начали активизироваться? Нет, не тогда в июле, когда она родила дочь. Молока в груди было много, но было жарко, девочка не хотела столько еды, и случился мастит. Но организм, тогда ещё молодой, справился с болезнью даже без операции. Шишка, правда, осталась, но она ни Нину, ни её врачей не беспокоила. Когда же, всё-таки? Была ещё одна травма этой же груди.

 Случилось это уже во Флориде. Был чудный вечер! Да, там, во Флориде, все вечера были чудесными! Эти закаты! Ритуалы “прощания” с солнцем, которое опускалось в Мексиканский залив! Всё казалось нереальным! Сказка ведь не может повторяться изо дня в день! Но это было! Это и сейчас есть! И будет всегда!

А утро?! Там, во Флориде! Если вечера были похожи друг на друга своей величественностью заката, то каждое утро было неповторимо! Вот тихое с легкой дымкой тумана над морем, и стихи после него:

Оставлю дом с переполохами,
Войду в залив, как в утра сон,
Где вздохи волн с моими вздохами
Сольются в дивный унисон.

 А вот другое, яркое, солнечное, активное. На пляже уже много народа. Нина принеслась к морю после пробежки и замерла в восторге:

Водичка! Большая водичка!
Сплошной Мексиканский Залив
Мне дарит момент исторический,
Ступни моих ног омочив!

Скрепляя величье момента,
Чтоб я и уйти не смогла,
Над штилем стрелой монумента
Плыл парус – два белых крыла!

 Или ещё одно, совсем не похожее на восход, утро. Серенькие будни, моросит дождь, февраль, пять утра. Нина, как всегда в это время дня, привела своё тело в порядок после сна и собралась прогуляться. Позвала с собой спаниэлиху Дину из соседнего дома. Вообще-то на пляж с собаками нельзя, но в этот ранний час – можно. Разве могла она представить такое в России?!:

Хорошо!
По траве в феврале
босиком и с собакой!
Хорошо!
Босиком по земле…
Дождик снова закапал.

Хорошо!
По песку босиком.
Пляж песчаный и длинный…
А кругами,
Тряся языком
и ушами, проносится Дина.

Хорошо!
Поутру босиком
и с обакой по пляжу!
Дина к птичкам бежит прямиком…
Дождик ткёт свою пряжу…

Хорошо!
Шлёп, собака бежит по воде,
птицы с шумом взлетают…
Пеликаны, и цапли, и чайки…
повсюду, везде!
Хорошо!
Лучше вряд ли бывает!

По траве в феврале босиком и с собакой…
Хо – ро – шо!..

 Но тогда был обычный октябрский вечер. Нина с уже взрослой дочерью решили прокатиться. Дочь её по привычке сразу же пристегнулась, сев за руль, а Нина за разговором забыла о безопасности.

 А на дорогу выбежал какой-то ночной зверёк, то ли кошка, то ли опоссум, да теперь это и не важно. А важно и теперь то. что на обочине на встречной полосе в тот вечер хозяин дома, около которого всё это произошло, поставил не большой трак, как обычно, а лёгкий седан. И ещё там стоял столбик с почтовым ящиком. Он и смягчил удар. И седан стоял всё-таки, а не нёсся навтречу, то есть сила удара не удвоилась встречной скоростью, а погасилась откатившимся седаном…
 
 Но на всю оставшуюся жизнь Нина запомнит хруст треснувшего лобового стекла в которое она врезалась своим лбом! Боли она не почувствовала, только ощущение нереальности от полёта и удара! И осколки стёкол во лбу! Она их потом два месяца вытаскивала пинцетом. Из-за этих стёкол Нина не обратила внимания на обширную гематому на правой груди, там, где раньше была маститная шишка.

 Анестезия в момент шока - это удивительно! Организм сам блокирует болевые сигналы! Не чувствовала боли она ни во время удара, ни в последующие месяцы до операци в онкологическом диспансере уже в России.

 Улетала она из Флориды, думалось, на месяц - другой, с тем, чтобы привезти в Штаты маму свою. Но старушка “наотрез” отказалась “покидать Родину!” Нина не стала настаивать. К тому времени она уже почувствовала усталость от последних суматошных десятка лет и решила пожить немного в России с мамочкой. "Сколько ей поживётся, столько и я с ней буду!"

 Мужу на его звонки из Штатов Нина уклончиво обещала, что вот ещё немного и она вернётся к нему. Её старенькая мама корила себя за их разлуку. Но и для мамочки, и для мужа Нина находила какие-то слова, оправдывающие её неотъезд из России. Об одном только она не сознавалась родным, об ужасной усталости навалившейся на неё!

 Нина "вспомнила", что у неё есть удостоварение от “Маяка”. В далёких пятьдесят втором – пятьдесят третьем, когда они жили в деревне на берегу "славной" речки Тече, они с братом и другими ребятишками плавали в этой речушке в перемешку с дохлой рыбой. Детей от реки никто не отгонял, зато на мосту стоял дяденька с винтовкой: "на мост нельзя!" Деревню позже сравняли с землёй, а людей расселили по соседним посёлкам...
 Отец Нины,который учавствовал в ликвидации той деревушки, вскоре умер от неизвестной тогда болезни. А Нине с братом в конце девяностых выдали удостоверения чернобыльцев от п.о. “Маяк”
 Теперь, когда ей стало плохо, Нина подумала:“С паршивой овцы хоть шерсти клок!” и решила съездить в санаторий!
 Но не Судьба! Терапевт отказалась выдать ей медсправку, послала к геникологу уточнить, что за шишка в правой груди? Та - к онкологам! Те - на биопсию! Биопсия положительной не была ни разу из трёх, или четырёх. Нина уже не помнила, сколько их было!. И она смеялась в лицо онкологам: “Нет у меня никакого рака!” Однако, рентген молочной железы был неумолим: “cancer”!

Городской онкологический диспансер! Не дай, Бог, никому там оказаться! Не потому, что он плох , как лечебное заведение, нет! Обычная медицина. Но это по другую сторону жизни! У всех немой вопрос в глазах: "проскочу ли?" и "кто следующий?", кого завтра уже не окажется в очереди на химиотерапию, на очередное обследование… При выписке молодой белобрысый хирург напутствует:
 -Продержитесь три года, но лучше пять!
 И вот скоро уже четыре - она держится! Держится ли?! Да, не умерла ещё! Но как выпадали волосы после химии! Как никого не хотелось видеть, но в то же время приходило отчаяние от одиночества:

Не уходит вечер в ночь,
Он уходит в Вечность!
Одиноко, и темно,
И бесчеловечно!
 
А за вечером и ночь
(Никого в ней нету!
Одиноко! И темно!)
Тоже канет в Лету!

Утром серым пелена
Съёжится тоскою:
Ох, одна же я одна…
Никого со мною!

 И не важно, что вокруг было полно людей, в свои страдания, в душу к себе она никого не пускала! Внешне это никак не выражалось. Нина по-прежнему с улыбкой отвечала на сострадательные или подбадривающие общения со стороны родных и друзей.

 Но как было тошно по ночам, какой мокрой оказывалась подушка к утру, как за шкирку тащила себя на люди!... Мамочка! Только ей, наверное, было больнее! Но и она уже не пускала никого в свой внутренний мир! Даже дочь!! Впадала в детство! И вот теперь её нет! А Нина снова в больнице. И, как всегда по ночам, отчаяние!

 Какая разница, когда начались активизироваться канцерогенные клетки, подавили ли их окончательно, от каких других неполадок разрушается физическое тело… Нужен душевный покой! Лекарства не помогают?! Значит, поможет её любимая поэзия! Те стихи, которые начинаются словами: «Когда в тоске холодных дней…», через много лет она продолжила ещё двумя четверостишьями:

Но есть другие дни, когда
Жизнь корчится ничтожной тенью
И в миг спрессованы года…
Тогда приходит вдохновенье!

И мозг, горячий и сухой,
Всевышней волею охвачен!
И лишь послушною рукой
Мой стих словами обозначен!

С этим и живёт…