Человечность

В этот поздний час в кафе почти не осталось посетителей. На улице лил холодный осенний дождь, бармен зевал, разгадывая кроссворд, и лишь за одним столиком всё ещё сидели два посетителя. Худой брюнет с тощим, бледным лицом выглядел лет на тридцать пять. Он кутался в кожаный плащ, хотя вполне мог бы повесить его на вешалку, и пил горячий чай, но белые щёки не розовели. Этот человек был родом из Латвии и звали его Мартин Вилкацис. Его сотрапезником был полный грузин лет пятидесяти. Закавказец был одет в пиджачную пару, которая совершенно не вязалась с его простецким, добродушным лицом. Говорил он по-русски без акцента, словно всю жизнь прожил где-нибудь в Ярославле или Рязани. Его звали Георгий Дэвошвили. Именно Георгий, а не Гоги или Гога. Друзья уже месяц жили в Нижнем Новгороде и пару недель назад открыли магазин одежды «Вервольф», где продавали по большей части двухсторонние куртки и пуховики. Только вот с местным криминалитетом они поделиться забыли, и бандитский главарь низкого полёта Федя Лютиков по кличке Лютый пригласил в это кафе обоих на «разборку». Пока ещё бандиты не пришли, и друзья пили чай с печеньем, беседуя о пустяках.
-Дэвтаг, представь себе, я болен, - пожаловался Вилкацис, отхлёбывая от чашки. – Причём, уже довольно давно. Разве что сегодня мне станет чуть получше.
- Не понимаю я тебя, - Дэвошвили проглотил сразу две пластинки печенья и, вопросительно посмотрев на бармена, закурил сигарету. – Неужели всё-таки есть такая болезнь, что прилипла к тебе? И что такое сегодня, что ты вдруг поправляешься?
- Я очень давно болен, - повторил Мартин. – И ни выздороветь, ни слечь не могу. Но сегодняшнее полнолуние временно облегчит моё положение.
- Что это за болезнь такая, что с полнолунием связана, - улыбнулся грузин и провёл ладонью по лысине. – Уж не озверение ли?
- Что ты, - всплеснул руками латыш. – Наоборот, я болен человечностью.
- Ну, ты даёшь. Да разве это болезнь? Это самый главный признак здоровья.
- Пойми, я просто пересмотрел свою жизнь и понял, что приступы человечности длятся месяцами…
Вилкацис не успел договорить, так как дверь кафе открылась, и в помещение вошли два мордоворота в необъятных кожанках, лоснящихся от льющейся с небес воды. На лицах пришельцев интеллект даже не ночевал, зато их кулаки ассоциировались с пивными кружками. Один из них, бритый наголо здоровяк со сломанными ушами борца, тут же подошёл к столу друзей. Под его фигурными остроносыми туфлями, казалось, дрожал и проминался пол. На левой подмышке куртка топорщилась из-за наплечной пистолетной кобуры. Атлет чуть нагнулся и спросил:
- Готовы?
- Садись, дорогой, - пододвинул ему стул Георгий. Бандит лишь мотнул головой и неожиданно сгрёб грузина за шиворот. Прежде, чем Дэвошвили успел возмутиться, здоровяк поволок его на улицу. Напарник рэкетира кивнул на двери латышу. Мартин тут же поднялся и расплатился с барменом, который смотрел на него, как на покойника.
- Нам у вас понравилось, - улыбнулся прибалт ровными белыми зубами. – Обязательно придём ещё.
- Вряд ли, - бармен старался говорить спокойно, но в глазах сквозил страх. – Лютый отделает вас до кровавой мочи, а то и грохнет.
- Всё не так страшно. Жаль только, что я болен человечностью.
Вилкацис двинулся к выходу, где нетерпеливо крутил чётки второй бандит. Вскоре латыш оказался на улице. Возле входа в кафе замерла кавалькада – монументальный чёрный джип и того же цвета «Мерседес 600». Георгия не было видно, значит, его уже посадили в одну из машин. Мартин наугад направился к джипу и открыл заднюю дверцу. Сидевший на сидении мужик с наглым лицом сделал приглашающий жест, и Вилкацис сел внутрь. Следом за ним в вездеход протиснулся конвоир. Когда коммерсант оказался зажат с двух сторон чугунными плечами уголовников, машины сорвались с места и помчались по орошаемым ливнем улицам. Никто не говорил ни слова, лишь из динамиков радио лилась какая-то обыденная до пошлости попса. Но и в такой давящей обстановке Мартин спокойно сидел на сидении, отстранённо глядя перед собой.
Наконец, автомобили вкатились на территорию какого-то предприятия, за их задними бамперами с лязгом захлопнулись ворота, и кавалькада въехала в огромный ангар. Освещения не было, и своды потолка терялись в темноте. Зато среди грузовиков и побитых отечественных «Жигулей» светил ближним светом фар «Шевролет». Этот «шеви» знали многие в районе, так как это было недавнее приобретение Лютого. Сам бригадир сидел на капоте и курил. Фёдору было тридцать лет, почти всю сознательную жизнь он занимался прикарманиванием чужой собственности. На мошенничество ему не хватало ума, и потому, будучи неплохим боксёром, Лютиков промахал кулаками никак не меньше пятнадцати лет. Даже два года в «зоне» провёл, получив шесть, но выйдя по условно досрочному. Увидев коммерсантов, которых подручные уже вытолкнули из машин, авторитет тихо засмеялся. Этих мозгляков даже бить, скорее всего, не придётся.
- Ну, что, бараны, - поприветствовал Лютый гостей. – Платить будете? Кстати, за доставку и сервис вы уже оба мне должны пятьсот баксов.
Бандиты уже вылезли из автомобилей и теперь стояли полукругом, отрезая жертв от выхода. Их было пять человек, все как на подбор здоровяки, у всех злобные лица и пустые глаза дебилов. Один из них, белобрысый парень лет двадцати пяти, вертел в руках короткую деревянную дубинку. Но барыги совсем не нервничали, независимо стоя перед Лютым. Дэвошвили спросил:
- За какие услуги мы тебе должны, дорогой? Ты с нами не работаешь, товар не поставляешь. Так в чём же дело?
- Ты что, в натуре тупой?! Да я тебя…, - на лбу авторитета вздулась вена, и он отбросил окурок, целясь грузину в лицо. Промахнулся, и от этого рассердился ещё сильнее. – Ты не догоняешь, что с тобой будет? Бабки гони!
- Ты что, бедный?
Георгий спросил вроде бы участливо, но палка светловолосого рэкетира со свистом рассекла воздух и врезалась ему в спину напротив почек. Дэвошвили отлетел вперёд, морщась от боли, и его тут же встретил кулак Лютого. Удар у главаря был поставлен хорошо, лицо грузина мигом залила кровь. Федя ухмыльнулся, пнул упавшего барыгу в грудь и велел:
- Гвоздь! Смык! Не стойте!
Малый с дубинкой и здоровяк, выводивший из кафе грузина, принялись молотить ногами лежавшую на цементном полу жертву. Убедившись, что ехидный предприниматель получит сполна, Лютый повернулся к Вилкацису. Тот стоял, сунув руки в карманы плаща, и задумчиво рассматривал бригадира. Тот немного удивился отсутствию страха, но тут же вновь разозлился:
- Ты чего, крутой, что ли?
- Нет. Я – бесконечный. Начало есть, а конца не предвидится.
- Да ты остряк, - осклабился не сулящей ничего хорошего улыбкой авторитет. – Не боишься? Сейчас испугаешься!
- Эта жизнь – прелюдия другой, - отстранённо, будто самому себе, ответил латыш. – Но мне она, увы, не грозит.
- Тут ты прав. К утру ты будешь умолять меня, но будешь жить, пока этот жирный педик не забашлит за твою жопу. Пацаны, подвесьте его на кран.
Два амбала тут же подхватили Мартина за руки. За пару минут они заставили его раздеться догола, поощряя неслабыми тумаками. Потом прибалта вывели под дождь и повели к видневшемуся в темноте автомобильному крану. Один из уголовников крутил в руках наручники и посмеивался в предвкушении развлечения. Вскоре все трое растворились в темноте.
- Хорош, - остановил главарь вошедших в раж Смыка и Гвоздя. Смык, парень с палкой, успел гарантированно отбить грузину почки, и теперь посмеивался, довольный с собой. Гвоздь поднял Георгия с пола за волосы и поставил перед Лютым. Лицо Дэвошвили превратилось в кровавую лепёшку, но глаза смотрели всё так же: участливо и с каким-то странным сожалением. Федя собрался что-то сказать, но невольно залюбовался небом, видимым в узкое, но длинное окошко под потолком. Дождь кончился, тучи кое-как расползлись, и с небес холодно взирала полная луна.
- Слышь, чурка, - начал Лютый. – За две недели ты мне должен три косаря «зелени», за кореша – ещё два. Потом будешь платить по полторы штуки ежемесячно. Если задержка, то поставлю на счётчик.
Внезапно снаружи раздался душераздирающий крик, мигом перешедший в визг, а потом – в хрип. Человек не может так кричать, скорее, это был предсмертный вопль настигнутого борзыми зайца. Бандиты удивлённо переглянулись, лишь грузин непонятно чему усмехнулся. Заметив это, Федя замахнулся на него:
- Тебе мало дали?
- Надоело, - небрежно произнёс грузин. В тот же миг с его лицом произошла фантастическая метаморфоза. Кровь пропала, словно её и не было, скулы выступили вперёд, рот растянулся почти до ушей, обнажая длинные, кривые зубы, зрачки вертикально вытянулись. Чудовище подалось к бандиту, но стоявший сзади Смык, не видевший превращения, саданул Георгия по голове своей дубинкой. От удара Дэвошвили упал на колени, но с неестественной для человека скоростью обернулся и выпрыгнул на высоту лица рэкетира. Тот ещё не успел опустить руку, как монстр поймал её зубами и мигом перекусил пополам. Смык отскочил и заверещал так, что можно было оглохнуть. Чудовище потеряло к нему интерес и с гортанным рыком двинулось на других уголовников. Гвоздь выдернул из-за пазухи видавший виды «Макар» и выстрелил в грудь Георгия. Тот отшатнулся и разинул рот так, что туда можно было бы протолкнуть арбуз средних размеров. Из раны потянулась струйка сизого дыма, но через секунду пропала. Ещё один бандит, истерически ругаясь матом, бросился к выходу. Но из темноты к нему метнулся огромный поджарый волк. Прыжок увенчался успехом: уголовник оказался на полу, а клыки зверя за два удара сердца отгрызли ему голову. Гвоздь и здесь показал себя молодцом, выстрелив в волка. Первый выстрел он бездарно промазал, зато, когда зверь бросился на него, успешно вколотил две пули прямо в клыкастую голову. Зверь шмякнулся на пол, но через миг уже снова поднимался на все четыре лапы.
Лютый, завопив от ужаса, попытался влезть в свой «шеви», но монстр, совсем недавно бывший Георгием Дэвошвили, поймал его за полу куртки и рывком поставил на колени. Гвоздь направил пистолет между лопаток чудовища и послал пулю туда. Вроде бы даже попал, но волк всё-таки добрался до своей жертвы, опрокинув бандита. Гвоздь пытался отползти, но клыки уже рвали его спину. Пара мощных укусов, и рэкетир затих в луже собственной крови.
Грузин обернулся к зверю и сказал нечеловеческим, хриплым голосом:
- Я тоже болен человечностью, Мартин. Но выздоравливаю, когда захочу.
Его руки, пальцы которых неестественно вытянулись, вцепились в голову Феди и стали отрывать её от тела. Кожа на шее авторитета лопнула, и вскоре шея главаря начала удлиняться за счёт отломленного куска позвоночника. Через десять секунд Лютый уже напоминал страуса. После этого чудище потеряло к нему интерес, отпихнув труп в сторону. А спустя секунду, на месте монстра стоял забрызганный чужой кровью, но, тем не менее, улыбчивый и доброжелательный Георгий. Он вытер со лба пот и обратился к волку:
- С этими негодяями даже дэв звереет, как ты только что убедился. А ты всё «человечность, человечность».