Выходной

 На синем халате были облака и птицы. Наверное, чайки. Лариса подошла к окну, села на широкий подоконник, сдвинув горшки с цветами в левый угол. Закурила. За окном просыпалась весна. Погодный минус постоянно менялся на плюс и наоборот. Асфальт уже чернел, снег скучал только в тени деревьев и на стадионе. Да, стадион тоже можно увидеть из окна, если совсем прислониться лбом к стеклу.
 Это было то жуткое время, когда не чем заняться. Статья уже сдана редактору, новые темы еще не найдены, а искать их не хочется. (Лариса списала свою лень на весенний авитаминоз). Бежит, бежит по конвейеру новая газета… Кто-то купит и станет читать за чашкой чай, завтракая. Или в метро.
 Так вот он, выходной день. Лариса потянулась, взлохматила левой рукой короткие милированные волосы. (В правой руке, между указательным и средним пальцем, все еще тлела в полудреме сигарета).
- Данилка!
 Из соседней комнаты, топая босыми ногами по ламинадному полу, появился пятилетний ребенок. Он был в пижаме с веселыми разноцветными буквами.
- Ты почему еще не готов?
- Ты сама еще в халате. И ку-у-уришь.
- Между прочим, не я иду в зоопарк, мне можно оставаться в халате, - Лариса потушила сигарету и выбросила окурок в форточку.
- Ай-ай-ай, - покачал головой Данилка.
- Не важничай, - Лариса подхватила сына на руки и направилась с ним в детскую.
- Мама, я умею ходить!
 Лариса положила сына на кровать. Мальчишка заливался смехом.
- Ни щикотайся!
- Ой, и откуда ты это слово взял? Все, пора одеваться.
- Пора.
- Через 15 минут папа приедет.
- А почему ты с нами не пойдешь?
- Потому что меня жираф в гости не приглашал. Жду дома в 16. 00. Запомнил?
- Запомнил.
 Лариса посмотрела на серьезное лицо сына. Это был вообще слишком серьезный и дисциплинированный ребенок. И в кого только? Сама Лариса организованностью не отличалась. Бывший муж тоже. Вот и сейчас он опоздал на 25 минут. Данилка встретил его хмурым взглядом.
 Закрыв за сыном дверь, Лариса скинула халат. Бегом к шкафу. Натянула узкие джины полосатую кофту, куртку. Опять закурила сигарету, но так и оставила её дымиться в пожелтевшей хрустальной пепельнице. Громко и прерывисто засмеялся телефон.
- Але, у меня выходной, - и положила трубку. Выбежала на улицу. Именно выбежала, потому что сегодня день такой… первосолнечный. У подъезда уже успели нарисовать розовым мелом классики. Лариса не прошла мимо.
 Сегодня на душе было свободно и спокойно. И хотелось ощутить свободу вокруг себя. Куда же пойти? Мысль о Коломенском возникла так естественно.
 Неудачное время. В усадьбе реконструкция идет полным ходом. Черная слякоть растаявшего снега, серое небо, высохшая река и… Лариса замерла. Как замерли почти все, кто оказался в это мгновение на серых ступенях.
 Между белыми церквями ожил неизвестный музыкальный инструмент. Как будто белье, развешенное на веревке, тонкие металлические пластинки разных размеров качались от легких ударов. Грузный мужчина дарил голос басам, бледная женщина в черном (и не определить, сколько ей лет), умиротворенная, как монахиня, вдыхала жизнь нежным трелям. И музыка, похожая на колокольный звон, или даже на священный орган, заставила задуматься о вечном. Молитвенные ноты, как жемчуг с порванной вдруг нити, прыгали по ступеням вниз, к холодной обмелевшей реке. Уже сошел лед, но ветер по-зимнему дерзок, кусается… Ноты стремились к суровому, словно дымчатому, думному, серому небу. Для взгляда открывались широкие просторы, по-мартовски унылые. Но такие русские, такие настоящие. Тянулась река, вздыхали берега. Оборвалась в ленивом воздухе слишком высокая нота, растаяла эхом. И сталась в памяти тишина. А суета забылась.
 И пускай, пускай останется только этот пасмурный, ветреный день, наполненный музыкой. Все остальное потом. В понедельник.