Эзопов язык и Курт Воннегут

   
Когда я выложила на Главную страницу это произведение первый раз, были полезные отзывы.

Сейчас я решила выложить его второй раз...

Кашу маслом не испортишь!


(автор)
               


   Утро.
   
   Открываю глаза.
 
   Сначала протягиваю левую руку и цепляюсь за край кровати.

   Держусь крепко.

   Осторожно подтягиваю все тело. Рука болит ужасно. Перекатываюсь на левый бок и правой

рукой дотягиваюсь до краешка столика, стоящего у кровати. Опираюсь на дрожащие руки,

приподнимаюсь и сажусь на кровати.

   Поставила локти на столик, закрыла лицо руками – жду, пока боль немного утихнет.

   Болит все тело. Через некоторое время отвожу руки от лица и поворачиваю голову,

посмотреть на правую коленку. Она разбита вдрызг! На коленной чашечке громадная кровавая

ссадина, вокруг нее обширная розовая опухоль. Ниже, в области лодыжки, отечность.

   Пробую встать, проверить - смогу ли ходить.

   Больно.
 
   Хромаю.

   Но хожу.

   Мне надо ехать в Нью-Йорк – это час езды автобусом и час в метро.

   Глотаю обезболивающую таблетку и медленно продвигаюсь в ванную комнату.

   А сама думаю: "Это надо же, с таким грохотом об асфальт звякнуться! Упасть на ровном

месте! Это надо уметь! Меня кто-то толкнул? С такой силой? Мой чемоданчик на колесиках шмякнулся с таким звуком – я думала, внутри его мой компьютер разлетелся на куски".

   Ладно...

   После завтрака выхожу из дома и, хромая, отправляюсь на автобусную остановку. Я еду в

Нью-Йорк на похороны. Хотя меня никто и не приглашал туда.
 
   Умер Курт Воннегут.

   Больше ничего не надо объяснять.

   Конечно, я не была знакома с ним лично. Хоть и жил он на Манхэттене, два часа езды от

меня – рукой подать.

   Почему тогда не съездила к нему, когда он в живых ходил?..

   Ну, а кто я такая в знакомые ему навязываться, когда его и без меня весь мир знает. Ну, а сейчас, с перебитой коленкой, чего приехала? Еле похромала.

- Не знаю, почему... Больно, конечно, ногу. Ну, и что же, что я не знала его лично, книги-то его читала.
- Его Эзопов язык?
- Есть вещи, которые на простом языке не скажешь: во-первых, не все поймут, и, во-вторых, не всем их надо услышать.

   Так...

   Приехала.

   Иду по городу. Прохожу мимо парка. Думаю: а дай-ка я зайду, посижу здесь немного, пускай коленка отдохнет.

   Дошла до ближайшей скамеечки, рядом с валуном на зеленой лужайке. Рядом со скамейкой дуб громадный. В тени его кустарник разросся, ветки к деревянной спинке склоняются.

   Села.

   Осмотрелась вокруг. Вижу  - на валуне, спиной ко мне, человек сидит. Как это я его раньше не заметила!

   А чего это он, чудак, на камень уселся, когда скамеек в парке полно? Оригинал, наверно.

   Сижу, нью-йоркским смогом дышу – наслаждаюсь. И никаких чудес не жду.

   Осмотрелась вокруг еще раз и опять глаза на камень уставила. Смотрю, этот человек, что спиной ко мне сидел, повернулся и сел лицом ко мне. Руки на набалдашник палки сложил, подбородком на них устроился и в меня взглядом уперся.

   Я присмотрелась к нему пристально - и обомлела. Передо мной сидел... Курт Воннегут.
- Вы?! – наконец, расклеила я помертвевшие губы.
- Я, - ответил Курт Воннегут. - Вы проницательны.
- Это удивительно – Вы здесь! – сказала я. – Но почему Вы не там? – махнула я рукой в сторону похоронного бюро.
- Они меня выставили вон, - ответил он с усмешкой.
- Невероятно! – возмутилась я. - Как это могло случиться?
- Они сказали, что я не мертвый.
- Живой? – удивилась я.
- Нет. Сказали – «Бессмертный». Это совсем другая категория. И теперь они будут хоронить пустой гроб. Вот балаган! Мало того, они еще сказали, что теперь я обречен на веки вечные разговаривать персонально с каждым, кто этого пожелает.
- Какое мудрое решение! – пришла я в восторг.
- Разговаривать и выслушивать всякую ахинею, - добавил Курт Воннегут. Слушаю Вас, мадам, - повернулся он ко мне.
- Это я слушаю Вас, - сказала я, - это большая честь, что Вы позволяете мне поговорить с Вами.
- Ладно, посмотрим, - сказал Курт Воннегут, - А Вы, случайно, не родственница моему другу Килгорту Трауту?
- Нет,- отвечаю. - Я, как та, что ходила сама по себе. То есть, я всегда имею свое мнение.
- А Вас никто не колотил за это?
- Всякое бывало. «Колотил» - это мягкое слово.
- Ну, рассказывайте.
- Сейчас, - сказала я, встала и пошла к краю скамейки поближе к камешку, на котором он сидел.
- А что это Вы хромаете, как на войне?
- Я и есть на войне, - ответила я. – Я хочу пересесть к Вам поближе, а то у меня уши болят.
- А что с Вашими ушами?
- А-а, ничего особенного: просто мне прокололи барабанные перепонки во время сна. Просыпаюсь, а из ушей кровь. Смотрю вверх, а потолок ходуном ходит. Нарушение вестибулярного аппарата. С тех пор у меня и болят уши. Вот такой произвол.
- А кто это Вам сделал такую гадость?
- Кто его знает. Трикстеры ходят невидимками для простых людей.
- А в сенат Вы не пробовали жаловаться?
- Вы думаете, у них имеются запасные барабанные перепонки? Или неразбитые коленные чашечки? Сейчас люди падают на асфальт, как подкошенные. Вот я позавчера возвращалась домой из Нью-Йорка, вышла из автобуса, перешла дорогу, и грохнулась на асфальт совершенно на ровном месте. Наверно, в спину толкнули. Коленку вдрызг расшибла. Может, еще и нежное сотрясение мозга вдобавок получила.
Я дохромала до края скамейки и села. Теперь я могла слышать, что говорит Курт Воннегут.
- Ну, так рассказывайте, - сказал он, - зачем Вы приехали сюда с лопнутыми барабанными перепонками и расшибленной коленкой?
- Я подумала, - ответила я, - что это последняя единственная возможность увидеть Вас. Книги Ваши я с удовольствием прочитала все. Хотя мои знакомые говорят, что язык у Вас Эзопов и пишите Вы несуразную ахинею.
- Это правда. Та еще ахинея. Наверно, потому и тираж большой. Кстати, должен Вам сказать, что с ахинеи все на свете и начинается. Все в нее свято верят и перекатываются от одной ахинеи к другой. Прогресс называется.
- Так это еще в 5-м веке до нашей эры греческий философ Эмпедокл утверждал, что оливковые деревья способны нести яйца – как один из способов размножения. Хоть никто никогда этого не видел. А сейчас в нашем 21 веке романтики-физики заявляют о существовании красивых кварков с ароматом жасмина. Конечно, увидеть их невозможно, их открыли уже после Хиросимы. Это был большой научный скачок в области размножения живых существ. Ну, не ахинея? Как Вы думаете?
- Значит, такое течение не только в литературе. Или вот возьмите плесень, - продолжал Воннегут, - Ну, кто будет заниматься такой грязной серо-зеленой ахинеей, как плесень? Никто. А Флеминг стал. И из грибка плесени открыл пенициллин. Вспышка гения. И можно с полной уверенностью сказать, что за всю историю человечества не было в мире лекарства, которое бы спасло столько человеческих жизней. Опять прогресс. Можно больше убивать. Спасать и убивать. Убивать и спасать...
- Теперь, когда я живу одна, у меня много времени для продуктивных размышлений, - сказала я.
- А Вам не скучно жить вот так совсем одной? Так ведь можно с тоски рехнуться.
- О, нет, я никогда не скучаю. Я всегда приятно провожу время.
- Да? А что Вы для этого делаете?
- Плачу. Плачу о судьбе человеческой.

Курт Воннегут склонил печально свою бессмертную голову, и наша тихая беседа продолжалась:

- А они недавно поставили памятник в честь “Catch-22”. Прочный.
- А я думала - это генералу Эйзенхауэру.
- Поэтому до сих пор проводят соревнования по гребле на атомных каноэ.
- И пехоту все строят по форме каре. А что сообщает канарейка, обнаружив метан в шахте?
- Говорит, собирать пазлы.

Мы помолчали некоторое время.


- Такие дела, - вздохнул Курт Воннегут, - я только беспокоюсь о Вас, как Вы теперь домой дохромаете.
- Домой? – переспросила я голосом жасминного кварка, протянула руку и сорвала висящую рядом ветвь священной омелы.

Курт посмотрел на меня внимательно.

- Такие дела, - сказала я.
- Хэй-хо! – понимающе отозвался бессмертный Воннегут.