Шамиль сифилист

Shamil ШАМИЛЬ СИФИЛИСТ




Недавно премьер Фрадков призывал российских предпринимателей престать вывозить за границу сырые бревна. Надо, мол, эффективнее использовать лесные рессурсы, как это делают все нормальные производители. Это выгоднее и престижнее. А то считают все, кому не лень, нашу страну сырьевым придатком. Но не слушают господа производители своего премьер министра. Наверное не понимают свою выгоду. А может быть – так проще. Все равно денежки текут в руки И неведомо им, что еще в годы войны, подросток Шамиль понял, что выгоднее производить папиросы, чем сбывать по дешевке ворованый табак.
Шамиль появился в нашем дворе незадолго до Войны. Было ему тогда лет двенадцать, но выглядел он на все четырнадцать. Его привезла к Залихе из Алагеза дальняя родственница. Она сказала Залихе: «Пускай мой сын поживет немного у тебя – старшим братом пускай будет твоему Алушу». Залиха, , вообще, была добрая женщина – не могла отказать односельчанке и притом родственнице. Но если бы Залиха, при всей своей доброте, была бы немножко поумней, она бы повернула бы эту тетку с ее сыном на сторону Алагеза и сказала бы, мол, отправляйся дорогая со своим сыном туда, откуда пришла. Но Залиха не смогла этого сделать, хотя сердцем почувствовала недоброе.
Надо сказать, Шамиль вел себя хорошо. Во дворе ни с кем не дрался. Вызвался помочь Нине Антоновне отвезти на комиссию подержаный диван, который она хотела заменить чем-нибудь «более веселеньким». Каждый раз, когда Давид Георгиевич, возвращаясь с Дезертирского базара, ставил две огромные корзинки с продуктами на землю, отдыхая перед крутыми ступенями винтовой лестницы, Шамиль подбегал к нему и забирал корзины. Давид Георгиевич, человек сдержанный и скупой на похвалы, как то сказал Хозяину: «Смотри, какой воспитанный курд, видно из хорошей семьи». На что Хозяин ответил: «Шамиль, насколько я разбираюсь в востоковедении, не курд, а езид, как и все семейство Залихи, а о достоинствах его семье судить трудно, потому что она не здесь на виду, а пасет на алагезских пастбищах своих баранов».
Мама слышала этот разговор и сказала папе: «Почему Хозяин с таким недоверием относится к этому славному мальчику, у него глаза - серозеленные, очень редкого цвета. Они так напоминают глаза моего отца». Папа ответил, мол, Хозяину, как юристу , нужны доказательства, а не цвет его глаз.
Мама моя решила сделать доброе дело, но без особого ущерба для себя. «У этого мальчика очень бедный гардероб»,- сказада мама отцу,- посмотрю, что у меня есть в наличии». Атька, мой старший брат, был послан на антресоли, где у мамы находилась большая «бохча» - по другому узел со всякими вышедшими из употребления рубашками, платьями, шапочками, дырявыми чулками и носками, которых надо было бы выбросить, но жалко. Сколько раз отец призывал маму избавиться от содержимого этой «бохчи». Лучше бы папа тратил свое красноречие по другому адресу. Почему моя мама была такой консервативной. Ответ слишком простой. Ее обманула система.
После НЭПа в стране начались затруднения с производством и покупками товаров. Домашних хозяек, таких как моя мама, сзывали на митинги в домоуправления и там старались «отсталым людям» объяснить: почему нет товаров в продаже. Объяснение заканчивалось раздачей белых суровых ниток ( по одной катушке на каждую пришедшую на собрание) и твердым обещанием: « Еще немного, дорогие подруги, закончится пятилетка, вот тогда в шелках и бархате ходить будете!». Поэтому мама ничего не выкидывала, а наоборот приобретала, что-нибудь нужное и не нужное при любой возможности. В «бохче» была найдена Атькина сорочка, из которой он вырос, вполне пристойная для дарения Шамилю, только одну пуговицу пришлось пришить и, конечно, погладить. Все это мама сделала и отнесла Залихе. Дар был принят с благодарностью. Мама ожидала увидеть в этой сорочке Шамиля. Я так думаю, ей было бы приятно увидеть Шамиля в Атькиной сорочке.
Утром соседи были разбужены криками из Залихиного жилища – бывшей конюшни, приспособленой под дворницкую. Кричали Залиха и Алуш. Соседи проснулись и ожидали, что будет дальше. Дальше было очень интересно: из двери выбежал Шамиль, изгоняемый дворницкой метлой. Залиха выбежала во двор, продолжая размахивать метлой, а за ее спиной Алуш, подпрыгивая как маленький резиновый мячик, кричал, чтобы все проснулись и услышали его воинственный клич: «Шамиль сифилист, Шамиль сифилист».
Шамиль убежал. Потом бегство Шамиля обсуждалось в нашем большом дворе, но никто не знал причины. Догадок и версий было много. Но фактов не было. Что Залиха молчала – это никого не удивило. Она плохо говорила по русски, а курдского в нашем дворе не знали. А то можно было бы поговорить с Залихой по-душам. А так, только услышали от нее один раз, мол, плохой мальчик Шамиль. А вот Алуш, вначале такой говорливый, набрал в рот воды.
Моя мама не строила версий. Ее занимал один вопрос: получил Шамиль подарок - сорочку или не получил. Спрашивать об этом у Залихи после того, что произошло, мама не считала возможным, хотя она «во всем любила ясность», как она сказала Нине Антоновне, когда та пришла к нам поговорить об «изгнании Шамиля».
Вскоре началась война и о Шамиле, естественно, не вспоминали. В начале сорок второго Шамиля ранним утром заметили около нашего дома. Он быстро шел к большому трехэтажному дому, расположенному на углу нашей улицы и Кларацеткин, так звучало в разговорах название улицы имени Клары Цеткин,той женщины которая придумала международный женский день - «день восьмого марта». В этом трехэтажном доме на первом этаже находился Народный Суд района имени Сталина, где, кстати, народной заседательницей «работала» наша соседка и лжесвидетельница Матрена Какабадзе. Насчет ее неоднократных лжесвидетельствований не раз упоминал наш сосед дядя Исидоре.Однако нашими пенсионерами его свидетельствования признавались мало убедительными. Нина Антоновна, которая первая заметила Шамиля, дежуря около подъезда с противогазом на плече, уверяла, что он не зашел в суд, а спустился в подвальное помещение под судом. Тут все стало понятным. До войны в этом подвале был склад скобяного магазина. Потом там был организован цех по изготовлению деталей для мин и минометов. Точно, что там делалось никто не знал. Но догадывались. Оказалось, что Шамиль после изгнания пошел в Ремесленное училище, получил специальность токаря и теперь работает в подвале. Его видели вместе с Алушем. Это подтвердилось, когда Алуш стал предлагать зажигалки, полученные им от Шамиля. Их покупали, потому что нормальные спички исчезли. Случалось, что иногда Шамиль захаживал в лачугу Залихи и даже иногда ночевал там.
Мою маму уже не волновал вопрос, получил ли Шамиль Атькину сорочку. Появились новые заботы. После того , как папу послали в Поти на неопределенный срок – строить причалы военно-морской базы, мама оказалась фактической главой семьи, ответственной за меня и за Атьку. Нас надо было кормить. И мама решала как могла эту задачу. С антресолей были спущены чемоданы с запасами новых и старых вещей и отрезов, а также всевозможное нужное и ненужное тряпье, годами накопляемого бережливой мамой. Из старых платьев она вырезала сохранившиесь фрагменты и перекраивала их в детские платья и костюмчики. Если, скажем, на каком-то месте была дырочка, мама не делала заплатку. Она вышивала на этом месте какой-нибудь узор и еще такой же создавала для симметрии в нужном месте. Утром она выносила эти вещи к открытию Дезертирского базара и продавала их, как тогда говорили, «с рук». Потом она на вырученные деньги покупала продукты и была очень рада собой, что она, наконец, в состоянии содержать детей без помощи нашего отца, отсутствующего по «уважительной причине». Это она говорила не нам, а Нине Антоновне, когда та приходила к маме поговорить о превратностях бытия военной жизни.Как-то Нина Антоновна сказала маме,что она тоже теперь стала зарабатывать кое-какие деньги.Она как будто оправдывалась, когда говорила маме:
- Я ни за что не взялась бы за это дело, - она посмотрела на Бижушку, которого держала на руках, согревая песика своим теплом, - если бы не эта бедная собака. Посмотрите на что он стал похож.
- За какое дело вы не взялись бы, дорогая Нина Антоновна?
- И вы до сих пор ничего не знаете?
- Не знаю.
- Уже давно Шамиль , тот самый милый подросток, приносит мне, и не только мне, табак и гильзы, и я набиваю папиросы. А княжна Накашидзе, подумайте только, клеит коробки для этого курдского негоцианта...

***

Так я случайно узнал, что на нашей улице многие работают у Шамиля по кличке Сифилист, которую ему припечатал в свое время Алуш. Я встретил Алуша и спросил, мол, правда ли это.
 Алуш, который все еще оставался ребенком, рассказал мне под большим секретом последние похождения своего дальнего родственника Шамиля. Эту историю, рассказаную Алушем, я запомнил.
Все началась после того, как Шамиль сошелся в мастерской с дядей Колей, который раньше работал на табачной фабрике (бывший Бозарджянц), но потом его за что-то выгнали и он устроился в минометный цех. Дядя Коля знал все о том, как попадает табак на фабрику, какие машины его возят, в какое время и все такое прочее. Он сказал, мол, сколько ты можешь потихоньку от мастера выточить зажигалок. Это – не деньги. Можно сразу заработать, сделавшись «поворотчиком». Я спросил у Алуша: «А кто такие поворотчики»?Алуш удивился, что я до сих пор таких простых вещей не знаю. «Поворотчик – это тот, который поворачивает. Везут что-то в одно место, а он то что везут поворачивает в другое место, понимаешь»? Потом Алуш рассказал мне, как Шамиль стал после работы приезжать на рабочем поезде на станции Навтлуги Товарная и там напросился помогать бригаде курдов-грузчиков. Парень он был здоровый, его все знали и с радостью приняли в бригаду. Несколько дней он ходил и помогал грузить и был не в убытке, потому что там все понемногу воровали сельхозпродукты, прибывающие изКахетии. Но не это ему было нужно. Утром Коля ему сказал, что сегодня вечером ожидается прибытие груза с тюками табака. Шамиль грузил тюки с табаком и умудрился остаться за тюками. Его никто не заметил. На перекрестке Плеханова и нашей улицы стоял Коля. Шамиль сбросил тюк, спрыгнул с машины, и они вместе утащили тюк в заранее подготовленное место в одном из бараков «сада», где раньше жили немцы, а теперь никто не жил. Коля продал это скупщику и поделился выручкой с Шамилем. Шамиль решил исключить Колю, то-ли потому что ему было жалко делиться с ним, то-ли потому, что Коля был пьяница и мог подвести. Шамиль продолжал ежевечерне «помогать» бригаде курдов до счастливого случая. Алуш теперь , как на службе, каждый вечер стоял в другом месте, указанном Шамилем, который хорошо изучил маршрут «табачного пути». Удача опять выпала. В один прекрасный вечер компаньоны стали обладателями тюка отличного импортного табака. На этот раз Шамиль не стал вовлекать в дело Колю. Шамиль сказал Алушу, что Коля выпивает и поэтому он человек ненадежный. Решили занести тюк к знакомому курду, который был дворником на улице Пастера. Он жил в полуподвальном этаже многоквартирного нового дома. Несколько дней Шамиль не заходил за табаком, наблюдал. Потом они зашли, разрезали тюк с табаком на несколько частей и начали постепенно выносить табак в небольших сумках. У Шамиля были знакомые женщины, которые торговали на улице махоркой в стаканчиках. Они резали табак и продавали его, как «махорку высшего сорта». Выручка оказалась намного выше, чем продажа через Колю. Шамиль на этом не остановился. Он поставил дело на широкую ног. Изучив досконально маршрут «табачного пути», Шамиль решил, что ему незачем быть «поворотчиком». Нашлось много желающих среди вокзальной шпаны, которую Шамиль хорошо знал. Шамиль только наметил точки, где его ребята должны вскочить на авто, это были повороты , где машина замедляла скорость, и места , где тюки должны быть сброшены. Еще одно усовершенствование ввел Шамиль в табачном деле – он решил конкурировать с великой державой – выпускать свои папиросы. На второй фабрике, что на улице бывшей Елизаветинской, он познакомился с одним парнем, который согласился «выносить» папиросные гильзы. Вы спросите: почему гильзы, а не папиросы в пачках? Готовую продукцию- папиросы в пачках - вынести с фабрики было почти что невозможно. Другое дело гильзы. Шамиль бы с удовольствием выпускал бы папиросы со своим брендом. Ведь не плохо по сравнению с «Казбеком» звучит «Шамиль». Был Шамиль парень негордый и осторожный. Решил выпускать «Темпы». В Типографии №*** , где печатались этикетки для папирос, один надежный парень вынес ему сто листов. Это хватило бы ему на 3200 коробков, но Шамиль проявил свое новаторство, он сообразил делать коробки не на двадцать папирос, а на все сто. Он был первый. Потом до этого додумались официальные производитель папирос. Найти набивальщиц было нетрудно. Люди страдали от безденежья. И если княжна Дарико взялась за изготовление коробок по той причине, что надо было чем-то кормить малыша Гоглунчика, внука сироту, то Нина Антоновна стала набивать гильзы по той причине, что ее любимец пес Бижушка буквально замерзал от того, что у его хозяйки не было денег на керосин. Шамиль действовал, как марктвеновский литературный герой, соблазнивший город Гейдельберг. В его сети попались многие с нашей улицы.Долгое время для меня было загадкой: почему моя мама не набивала гильзы. Потом я сообразил, что причина была в феноменальнлй бережливости моей мамы. Накопив, как муравей, в предвоенные годы несколько чемоданов ненужного ей тогда тряпья, которое было жалко выбросить на помойку, она обеспечила себе какое-то занятие по претворению тряпья в ликвидный продукт и была очень довольна собой, в отличии от замерзающих «стрекоз».
Шамиль начинал свой деловой день, вернее раннее утро, тем, что он раздавал пачки папирос мальчишкам. Эти мальчишки работали по двое: один громко кричал: «Старые Темпы» , или же «Старый Новый Тбилиси», в то время , как второй, внимательно следил за приближением городской милиции, если дело было на Дезертирке, и транспортной милиции, если торговля происходила на вокзале. Весь день Шамиль самоотверженно трудился в мастерской, выполняя две нормы – весомый вклад в дело победы над гитлеровцами. Портрет его висел на доске почета. Вечером , он обходил своих пацанов, собирал выручку и выплачивал зарплату своим сотрудницам. На этом его рабочий день не заканчивался. Когда темнело , он шел инспектировать своих «поворотчиков». От их безаварийной работы зависел успех «Дела Шамиля».
В нашем дворе уже все знали чем занимается пятнадцатилетний ударник производства и «деловик» Шамиль. Дядя Исидоре, на своем горбу носивший пуд этого самого лиха, когда его Вовку загробастали за ношение чемодана с чачей в предвоенный год, сказал как-то своим дворовым партнерам по игре в нарды: «Какой бы Шамиль не был важкац, не может быть, чтобы его не застукали, как моего Вовку». Хозяин , юрист по образованию, ныне находящийся, как говорится, на заслуженном отдыхе, сказал дяде Исидору: «Когда твоего Вовку, как ты говоришь, застукали, совсем другое время было. Теперь, сам понимаешь, война. Разные там «чрезвычайные законы», тут одной колонией, как твой сын, не отделаешься. Я встретил недавно этого «негоцианта», объяснил ему, как специалист, что к чему. Думаю, что убедил его».
Шамиль,как я потом узнал, хотел свернуть «папиросное дело». Не только Хозяин объяснял ему – что к чему. Но такая природа человеческая – жадная –еще один «поворот» и до свидания.
Около года тянулась эта история, хотел Шамиль остановиться , но не мог. В один день все кончилось. Так получилось, что одного «поворотчика» поймали с тюком импортного табака. Били до тех пор, пока он не выдал Шамиля. А вот Шамиль никого не выдал. «Какой молодец,- говорили на нашей улице,- никого не определил». Один раз дознаватель шестого отделения милиции , лейтенант Майсурадзе, пришел в наш двор и поинтересовался, мол, кто такой Алуш?. Нина Антоновна, которая числилась в нашем большом доме уполномоченной, сказала дознователю, что мальчик Алуш здесь живет с матерью и инвалидом - отцом. Залиха вышла вместе с Алушом, который выглядел на десять лет, хотя ему уже исполнилось двенадцать.Этот был тот исключительный случай, когда плохая наследственность пошла не во вред , а на благо. Майсурадзе посмотрел на Алуша, такого щуплого и маленького, и сказал нашему уполномоченному: «Нет, это не тот, есть ли у вас другой Алуш?» Нина Антоновна сказала: «Простите, товарищь Майсурадзе, другого Алуша в моем дворе нету».
Майсурадзе ушел. Залиха еще долго стояла во дворе и ругала Алуша по курдски, и в ее словах мы узнавали каждое третье слово, потому что это слово было Шамиль. Шамиля посадили в Авчальскую детскую исправительно- трудовую колонию, где до войны отбывал срок несовершенолетний сын Исидоре, Вовка Пхакадзе. Хозяин явно перегнул свой прогноз по Шамилю, ссылаясь на «чрезвычайные законы». Как то увидев Алуша , стоящего со мной у нашей лестницы, Хозяин подозвал Алуша к столу, за которым сидели наши пенсионеры. Нас угостили мандаринами, которые в годы войны были в достатке. Потом Хозяин посмотрел на Давида Георгиевича и сказал: «Датико, ты что-то хотел спросить у Алуша»? «Да, Алуш, Скажи нам старикам, ради бога, что такое «сифилист»?. Алуш сначала не понял, откуда эти дяди знают это слово, а потом с авторитетом сказал: «Дядя Датико, на нашем курдском языке слово сифилист – это очень плохой человек».



10.13.05 Дель Мар