Быть палачом

 На улицах было шумно и людно, не смотря на то, что только что закончился сильнейший за все лето ливень. Даже не закончился – редкие холодные и солоноватые капли продолжали падать с мутного, покрытого тучами неба в грязные лужи. Взъерошенные воробьи резвились в этих озерцах с масляными пятнами, не обращая внимания на спешащих по своим делам людей. Какая-то полная дама во всю шлепала своего маленького сынишку за то, что тот, воспользовавшись ее занятостью, улизнул и вымочил новые светло-голубые штаны в грязной воде. Я посмотрела на свои ноги, обтянутые темно-серыми джинсами, и отстраненно отметила, что выгляжу как свинья – вода заляпала мягкую ткань до самого колена. Футболка превратилась в мокрую тряпку, а волосы свисали ледяными сосульками. На лице наверняка остались черные следы от туши. Но все это было не важно.
Мне казалось, что все они – и полная женщина, чье лицо оказалось весьма добродушным, и ее отпрыск, и парочка, согревающая друг друга, и остальные случайные люди смотрят на меня со страхом и ненавистью. Что все они знают, что я только что совершила.
Отгоняя наваждение, я сделала несколько неуверенных шагов в сторону входа в метро, ожидая гневных окриков и воплей «Держи!», но все было относительно спокойно. Все продолжали заниматься своими делами, и никому не было до меня никакого дела. Вздохнув посвободней, я быстро сбежала по заплеванным ступенькам, в почему-то казавшееся безопасным нутро подземки, чтобы сесть на первый попавшийся поезд и уехать отсюда. Не важно, куда…лишь бы подальше.
Я убила его. Я не хотела этого, но случилось то, что случилось. И сидя в подрагивающем тряском составе, спрятав лицо в ладонях, сдерживала нервную дрожь, проходящую по моему телу от воспоминаний…
Мне сложно было поверить в то, что я совершила. Мне казалось, что я на такое никогда не буду способна. Отнять у человека жизнь – легко ли это? Оказалось да, легче легкого. Одно единственное движение и чья-то жизнь находится в твоих властных руках, и в твоих силах решить: казнить или же миловать.
Мои руки оказались не властными, а дрожащими и слабыми.
Они бессильно опустились сразу же, как только светло-серое лезвие окрасилось темным багрянцем, и его жизнь оказалась моей власти. Сегодня я стала палачом. Своим собственным. Это были странные ощущения – удовлетворение, страх, восторг и что-то еще, неуловимое, легкое, как прикосновение ветра к коже, и одновременно тяжелое, давящее на грудь тяжким грузом. И с каждой секундой, что я дрожала в плохо освещенном вагоне, это давящее чувство становилось все сильнее.
Моей руки коснулась чья-то легкая рука, и неуверенный мужской голос спросил, хорошо ли я себя чувствую.
- Да-да, все в порядке, - пробормотала я, отодвигаясь от него, как от прокаженного. У него оказались ярко-зеленые глаза, такие же, как у того, кого я ровно пол часа назад убила собственными руками.
- В этих поездах так душно, - продолжил мужчина, - пересядьте к окну, там вам будет лучше.
Я помотала головой, словно впервые оглядывая вагон. Усталые, мятые лица, полуприкрытые глаза, и странные тени, лежащие на лицах тех, кто был сегодня моими соседями. Эти тени делали лица восковыми масками, и усиливали ощущение моего одиночества и липкой тоски.
И вдруг, словно росчерк золотого копья, словно солнечный луч – в мутной призрачной массе блеснули яркие, свежие, искристые глаза цвета молодой листвы. Подавив крик ужаса, рвущийся из горла, я во все глаза смотрела на человека, которого убила собственными руками пол часа назад, и который сидел, живой и невредимый, в самом конце вагона, и улыбаясь, оглядывал мое лицо.
Я выбежала из вагона, с трудом дождавшись остановки, и проталкиваясь сквозь толпу, рванулась к выходу. Этого не может быть! Не может!
Этого. Не может. Быть.
Он окликнул меня. Он меня догнал. Обернувшись, я смотрела в смуглое лицо, без малейших признаков того, что пол часа назад он умер.
- Ты…
- Я. – слабо улыбнулся он, и взяв меня под руку, повел к выходу из метро.
- Но ты не мог…ты же…
- Да, не мог. Но тем не менее я здесь, - уже уверенней улыбнулся он, выходя на улицу, и всей грудью вдыхая запах свежести, принесенный дождем. Он первым двинулся к наземному переходу, и кивком головы попросил следовать за собой.
А я, не двигаясь с места и прикрыв рот ладонью, смотрела на его спину, где расползалось кроваво-красное пятно.
Он был мертв. Он не мог воскреснуть!
…но он жил, чувствовал, дышал…
Бессильно опускаясь на холодный грязный асфальт, я устало прикрыла глаза.
Это не легко – быть чьим-то палачом…