Aкварель по-мокрому

 Для того, чтобы позвонить, чтобы нельзя было - не позвонить, наверное, нужно сломаться зонтику посреди дождя, затеряться очкам, а дома появиться неведомо откуда привидению. И тогда самым сухим и надежным местом на свете окажется телеграф (там совсем не нужны очки). А что касается привидения, то оно не донимает: смешливое попалось привидение, ходит себе, хихикает...
 Постой, а при чем здесь дождь? Да у нас совершенно сухо и солнечно. Представляешь, а я уже бог знает сколько времени хожу под тропическим ливнем и думаю, черт, когда же закончится сезон дождей. Ужасно глупо, правда?..Грустно?..Нет. Тебе показалось. Было бы подло звонить, когда у тебя маленькая дырочка в голове... А все совсем наоборот. Я проснулась рано утром оттого, что солнце намеревалось непременно меня спалить, и, возможно, так бы и случилось, если бы не спасительная мысль о телеграфе... Что? Ах, я говорила - дождь... Ну, да, все правильно, так и есть. И солнце, и дождь. Сразу. Почему -не может быть? Со мной - может, со мной еще и не такое "может". А когда и вовсе зашкаливает очевидность невероятного, вот тут-то и происходит что-нибудь невероятно-нелепое...

 Я покупаю в киоске на углу 397 воздушных шариков, продавец делает большие глаза, а почему 397, а кто его знает , зачем и почему , и она понимающе кивает, да, да, да, конечно, именно 397. Дома, в тот самый миг, когда  перестаю ощущать разницу между парящими по комнате шарами и собственной головой, ко мне вдруг стучится Гость, я говорю "да", и ему приходится нырять в разноцветное облако на мой голос... Потом мы долго сидим, уткнувшись носами а разделяющий нас шар, и голоса звучат удивительно гулко и во всех шарах сразу. Для того, чтобы выловить из радужной карусели наши настоящие голоса, нужно избавиться от шаров, но в доме не оказывается ни одного колющего предмета. Тут мне приходит в голову открыть форточку, а ему-дверь, и все это надувное безобразие выветривается сквозняком... Оказалось так просто... Но почему-то становится неуютно... Гость неловко прощается ,под сомнительным предлогом уходит домой, допивать вчерашний кофе, дочитывать позавчерашнюю газету, но я прекрасно знаю, что он вообще не пьет кофе, а только рой-буш с кинамоном, и уж, конечно, не читает газет. Вероятнее всего, он будет делать очередной витраж, поэтому весь его дом состоит из витражей: окна, двери, стены. Это очень красиво, похоже на сказочный замок волшебника из детских снов. По вечерам, когда закат заливает его дом теплой волной, он слушает одну и ту же исцарапанную пластинку (Градского) и читает всегда одно и то же(Бродского), и иногда забывает на стеклянном столике недокуренную сигарету, и дым извивается в цветных пятнах света... Да... ему не нужно надувать 397 шаров - он делает витражи...
 
 Зато у меня есть соседи, очень НОРМАЛЬНЫЕ люди. А у них есть музыкальный слух. И особенно блещет талантами тетя Валя. Но даже для чуткой тети Вали  Вивальди в полшестого  не вполне понятен. Но она терпит. Потому что, несмотря на свою необъятность и тонкую художественную натуру, она мужественная женщина. Уж я знаю... И так жалко мне ее становится, что ради нее иду на немыслимую при других обстоятельствах жертву: ВЫКЛЮЧАЮ Вивальди без четверти шесть. И даже более того, чтобы хоть немного облегчить ее неимоверные страдания от недопонимания величайшего из творений человеческого гения в столь ранний час, начинаю потихоньку приобщать ее музыкальную душу к звучанию нежнейшего из инструментов - флейте. Я разучиваю Adajio. Очень тщательно... Неплохо у меня получается, если учесть, что я никогда раньше не играла на флейте (осталась в наследство от прадеда - он по воскресеньям играл в парке в духовом оркестре). Но, кажется, мое исполнение еще не столь виртуозно, как того хотелось бы чудесным и удивительно отзывчивым соседям: их тревожная дробь по стене прерывает вдохновенное, но далекое от истинного мастерства музицирование. Вот поэтому я прихожу сюда. Здесь, по крайней мере , нет музыкальных соседей, распознающих фальшь в без четверти шесть утра...

 Между прочим, для того, чтобы позвонить, вовсе необязательно идти на телеграф. Можно просто грызть кислые яблоки в пустом кафе под зеленым тентом, а когда  мой загадочно скучающий вид привлекает внимание прохожих, картинно догрызаю последнее яблоко, и тот вызывающе элегантный жест, которым сметаю со стола гору огрызков, приводит моих милых зрителей в бурный восторг, но, увы, они успели наскучить мне, я говорю им: "Спектакль окончен, господа!", и они разочарованно расходятся...
 
 А мне ничего другого не остается, как сесть в первый попавшийся троллейбус, совсем пустой-только я и кондуктор с меланхоличными глазами (кутается в клетчатый плед) - это сбившийся с курса троллейбус без номера; еду долго, не считаю остановок, выхожу где-то далеко от дома, в чужом квартале незнакомого города неизвестной планеты, брожу по узким улочкам, слышу, кто-то думает обо мне, какое молчаливое попалось привидение, ходит себе, вздыхает, а меня не покидает чувство, будто я уже когда-то бывала здесь, очень давно, может, приснилось. На перекрестке ловлю музыкальный обрывок фразы, знакомой до боли, пытаюсь уловить мотив, но он ускользает, и я ищу его среди сверкающих витрин и фонарей, множества ослепительных фонарей. Контуры предметов плавятся в  матовом свете, заливающем щели, стирающем тени, и куда медленно, словно тонущий корабль уходит этот пустой город. Все тает в серебристом сиянии огромного фосфорического шара
_____с тонкой
 _____________алой
 _________________прорезью
 _________________________лопнувшего
 ___________________________________сосуда...

 2002