Из жизни маньяка...

Антон Антонович любил природу. Не просто природу, а природу родного края. Но больше всего из природы родного края он любил лес. Не просто лес, а тот самый лес, который начинался прямо за забором его дачного участка. Именно из-за этой любви Антон Антонович лучшую половину года проводил на даче. Как только с колхозных полей сходил снег, а местные речушки освобождались ото льда, Антон Антонович грузил в свою «двойку» весь свой необходимый скарб, вынимал из счетчика пробки плавких предохранителей, и, покидая однокомнатную хрущевку, уезжал на природу. Оставался он на этой природе до тех самых пор, пока последний пожелтевший листок не сорвет со столба холодным порывом осеннего ветра.
Антон Антонович был одинок. Личная жизнь плохо клеилась у него еще с молодости, а к старости она вообще перестала что-либо склеивать, как будто тот клей, которым склеивается судьба, исчерпал определенный ГОСТом срок своего употребления. Женщины, узнав Антона Антоновича поближе, почему-то старались с ним поскорее расстаться. Расставаясь, они зачастую переезжали в другой район, а иногда и в другую область, не оставляя друзьям и знакомым своего нового адреса. Поэтому природа родного края оставалась для Антона Антоновича единственной его любовью.
Антон Антонович был на пенсии. Нет, за шестьдесят ему еще не перевалило. Был он военным пенсионером. И, хотя ему лишь недавно минуло пятьдесят, и он вполне мог бы устроиться школьным военруком или инструктором в каком-нибудь ДОСААФе, Антон Антонович считал, что стадвадцатирублевой подполковничей пенсии ему вполне достаточно, а работа не позволяла бы ему проводить на даче лучшую половину года.
Кроме того, на даче Антона Антоновича каждую весну с нетерпением поджидало любимое увлечение. Заключалось это увлечение в том, что каждый вечер Антон Антонович покидал территорию своего дачного участка и шел по лесной тропинке по направлению к железнодорожной станции. Там ждал он последнюю электричку. Дождавшись, он выбирал среди приехавших пассажиров самую привлекательную девушку и шел за ней следом. Шел тихо, крадучись, ступая мягко, как кот, осторожно выслеживающий беззаботного воробья.
Нет, он не нападал на нее, не затаскивал ее в кусты и не проделывал с ней никаких насильственных действий. Он просто мечтал. Мечтал о том, как в один прекрасный момент нагонит ее одним кошачьим прыжком и, повалив ее наземь, сделает с нею то, чего не позволяли ему с ними делать кратковременные подруги его офицерской молодости.
Антон Антонович был не трус. Давным-давно, в октябре пятьдесят шестого он, будучи тогда еще безусым веснушчатым старлеем, первым из своего батальона безо всякого страха въехал на Т-54 в бунтующий Будапешт, а в шестьдесят восьмом он, будучи уже слегка поседевшим усатым майором, смело въезжал на Т-62 в восставшую Прагу. Однако то, о чем он мечтал, Антон Антонович сделать не мог. Его коммунистическая совесть мешала ему, члену партии, совать свой партийный член туда, куда не позволяет его пендюрить Моральный Кодекс Строителя Коммунизма.
В тот злополучный день Антон Антонович, закрыв на висячий замок сборно-щитовой дачный домик, вышел, как всегда, со своего участка в сторону железнодорожной платформы. И вот перед тем, как перейти пересекающую лесной массив скоростную автомобильную магистраль, он вдруг заметил въезжающую зачем-то в лес мигающую правым подфарником желтую «тройку».
Из машины вышла слегка полноватая девушка с распущенными волосами. Оглядевшись по сторонам, она отошла на пару шагов от машины и, с трудом расстегнув тугую молнию джинсов, присела под старой осиной.
Кровь закипела у него в голове и он, теряя над собою строгий контроль партийной совести, начал бесшумно приближаться к девушке.
Внезапно над головой Антон Антонович услыхал странный шум, и в тот же миг неестественно зеленый свет какого-то, как ему тоже показалось, сверхмощного прожектора осветил его сверху сквозь кроны деревьев.
В этот самый момент Антон Антонович увидел вверху над собой нечто такое, что он, если бы он был человеком пьющим, принял бы за симптом внезапно начавшейся белой горячки. Ужас объял Антона Антоновича и кровь, еще секунду назад кипевшая в его голове, намертво застыла в похолодевших кровеносных сосудах. Четверть секунды спустя Антон Антонович потерял сознание.

* * *

Антон Антонович пришел в сознание лишь тогда, когда первые лучи негреющего осеннего солнца, пробиваясь сквозь пелену утреннего тумана, осветили покрытую инеем лесную траву. Земля была холодна, и заложенный нос Антона Антоновича едва пропускал промозглый утренний воздух. Первые мгновения он пытался реконструировать в памяти картину вчерашнего происшествия, но когда вспомнил о том, что с ним произошло, вскочил, не отряхиваясь, с сырой пожухлой травы и тряся животом, помчался к своему участку. Не заходя в дом, он открыл гараж, завел свою «двойку» и, бросив на произвол судьбы хранящуюся в гараже смененную недавно резину и старый аккумулятор, помчался в город докладывать туда, куда следует о происшествии, случившемся накануне вечером.