Рай

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РАЙ


1
После смерти я попал в Рай.
Я, в принципе, не был монахом или прямо уж таким правильным человеком, просто меня взорвали, по ошибке, и я шесть часов мучительно умирал. Всем-то казалось, что я умер уже через четыре часа, и меня положили на асфальт. Но я ещё два часа жил. Я даже помню, как
ко мне принюхивались серые умные собаки. Знаете, такие пугливые поодиночке и смелые отважные уличные псы вместе, ну прям как дети ей богу. Кстати, Бог, как мне кажется, сыг-рал немаловажную роль в моём попадании в Рай. Нет-нет, не подумайте про меня плохого! Я просто в него верил и всего- то.
Ах, извините, отвлёкся. Собаки… нет, собак я не видел – осколком перебило зрительные нер-вы…
В общем, не это главное.
На входе в Рай меня оглядели какие-то «люди», и начали перешёптываться, потом один из них убежал, а когда вернулся – протянул мне пустую белую бумажку, оторвав от неё малень-кий уголок, и сказал: «Иди». И я пошёл.
Шёл я не помню уж сколько. То ли неделю, то ли месяц, а может и минуту, но, в конце кон-цов, увидел голубые ворота и мужика с огненным мечом (а может, это у него была птица та-кая).
Мужик подмигнул, и я понял, что это Архангел Гавриил. Он сказал:
- Знаешь, почему ты в Рай пошёл? Нет, молчи, не перебивай. Ты очистился через боль и этим искупил все свои грехи (кажется, грехов Гавриил насчитал 2 657 346,65)!
 Вот тебе сокол – зовут его…ну пусть будет…А…А…Арсений – это будет твой сокол. Теперь навсегда. Иди. Поздравляю, ты в Раю!
 Оркестр заиграл чудесный райский марш, с «неба» посыпались лепестки роз и квадратики золотой фольги. Женский хор сладко запел:
- А-а-а-ллилуйя! А-а-а-ллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!
Ударил гонг, музыка стихла, и перед моими глазами предстал райский сад.
Пристанище счастливых и праведных душ.
- …и помни – ты попал сюда гораздо проще, чем другие» - это уже почему-то голосом Гав-риила сказал Арсений.

Первые мои впечатления были потрясающие – райские птицы пели, еды, пития разного, ка-кого хочешь – сколько угодно. Люди все лет 25 примерно. Ну, кто захотел, остались пожилы-ми и солидными - таких мало.
Знаете, ведь многое, как оказалось, зависело от воспоминаний живых. Кого как помнили, тот таким и был. Да, все голые были!
И всё бесплатно: дом, машина – кто к чему привык. Учёный вон один целый НИИ взял. При-пёр туда электронный микроскоп и смотрел всё…
В общем, каждый чем хотел, тем и занимался. Я для начала взял себе рыбы красной соле-ненькой и пивка чешского, за которым ехал когда меня взорвали, попробовать хотел.
Кстати, я узнал, что Рай был один для всех людей. Только назывался по-разному. Там топо-графия сложная. Лучше не гулять долго – заблудиться можно. Карты, правда, на каждом уг-лу дают, красивые такие, с картинками, но один очень старенький (в смысле пребывания в Раю) грек мне сказал, что они, карты эти, все то ли разные, то ли неправильные.
Сказал на греческом, поэтому я понял плохо. А сокол молчал.

2
А ещё, знаете, там же всё бесплатно. И каждый берёт то, что ему надо. И каждый что хочет, то и делает. Это же КОММУНИЗМ!
Я вначале не поверил. А потом грека того нашёл и спросил:
- У вас секс есть в Раю?
- Нет.
И тут всё стало ясно. Поглядел вокруг, улыбнулся. Все голые ходят, а секса – нет. Точно ком-мунизм!
А сокол хитро смотрел на меня, будто мысли читал, только я вида не подал. «Коммунистов», правда, нет. Все в Ад пошли. А тысяч через пять лет пошли в Рай. Я спросил: «Ну, как там в Аду?»
А мне отвечают, мол, Сталина на них всех нет. Вот когда Брежнев придёт, тогда посмотрим!
Долго ходил и думал потом, как это так получается, что в Раю коммунистов простили. Не могло этого быть! Заметил, вдруг, не случайно, что секса действительно нет, и перестал голо-ву себе дурными мыслями забивать.
Грека встретил. Спросил, когда Брежнев придёт. Очень уж хотелось на живого Леонида Иль-ича посмотреть. А тот сказал, что это вопрос не по адресу.
Я тогда в НИИ к учёному пошёл, а тот в микроскоп смотрит.
- Когда Брежнев придёт,- я решил начать с ходу.
- Тихо, не мешай.
- Да вы не отвлекайтесь, просто скажите и всё.
- Эх…Ладно, иди, смотри.
Я подошёл к микроскопу и заглянул в него. Там было бесконечное звёздное небо. Иногда пролетали кометы, а в самом центре была звезда, очень напоминающая землю.
- Что это?
- Как - «что»? Земля.
- Какая?
- Новая.
- А Брежнев где?
- А ты посмотри внимательно.
Я пригляделся, но ничего не увидел. Может, просто надо было другим глазом посмотреть, но Арсений не давал.
- Ладно, спасибо. Я пойду.
- Иди.
- А вы сами его видели?
- Видел.
- А какой он?
- О-о-о! Это словами не передать. Ты лучше заходи лет через пятьсот.
- А что, он до этого времени ещё не придёт?
- Придёт - не придёт, а ты заходи.
- Ладно.
Я ушёл.
Ничего толком от учёного не добьёшься. Да и сдался мне этот Брежнев, без него жил и даль-ше буду. Так я решил и пошёл пить пиво с раками к райскому озеру.

3
Интересно в раю, да только скучновато. Ведь надоедает, когда не надо ничего добиваться, и всё такое…
Люди ходят вокруг, своей райской жизнью довольные.
А я маялся-маялся, да лет через сто привык.
Интересная встреча у меня случилась однажды. Встретил я одного поэта. Правда, вначале я и не знал о том, что он поэт.
Я, как обычно, гулял по райскому саду туда-сюда. Вдруг, вижу - толпа людей с плакатами «Проза сухая и скучная!», или «Бросайте ручки, они все в песке от прозы!» и т.п, а на встречу им такая же толпа, только с плакатами «Долой рыбий жир!». Встретились они, встали друг напротив друга и давай спорить. Одни кричат:
- Долой прозу! Только поэзия в мире есть слова искусство истинное!
А другие не соглашаются:
- Нет! Нет у рыбы жира! Всё это обман, фикция! Мы не верим!
Я опешил. Что же это такое? Безумие какое-то. А люди поругались, потрясли плакатами, да разошлись. Когда толпа «поэтов» мимо проходила, я самого крайнего схватил за рукав.
- Что это тут такое происходит?
- А ты что, новенький? Ну так я тебе объясню. Пойдём.
Мы подошли к одному из многочисленных райских озёр, поросших густыми камышами.
- Самое главное в Раю, - молвил «поэт», - это мир. Ты уж это как хочешь запомни. Иначе тебя отправят в ад, как пить дать. Здесь запрещается не то что ругаться, а даже смотреть недобро.
- Что же это за рай такой, где что-то воспрещается? – удивился я.
- А ещё, запрещается обсуждать правила проживания в раю, но это так, только официально. На кухнях, да в парках все обсуждают - такие уж люди по натуре. И сокол твой тоже не спро-ста.
- А зачем он?
- Узнаешь, всему своё время. В общем, есть чистый и праведный перед богом стих. Единый, неделимый, так сказать, а есть проза, то есть «не стих». Здесь в раю все пишут что-нибудь, ты к этому придёшь со временем, все приходят. Только есть правило, странное, непонятное, но неукоснительное к исполнению. Оно гласит: Одну дорогу выбирает человек, одно животное берёт с собой. В начале только стих он пишет целый век, потом один век прозу. Бог с тобой!
(Оказывается, все законы и правила рая заканчиваются этой двусмысленной фразой). Проще говоря, если взялся писать стихи, то пиши стихи, если прозу, то прозу. Третьего не дано.
В Раю всё не как на земле, ты заметил? Вот, здесь есть такой «физический» закон. Его можно сравнить разве что с земным законом всемирного тяготения. Называется он «Третьего не да-но».
- Вот это да!
- Да, что ещё? – «поэт» почесал затылок, - А! Споры между поэтами и прозаиками вследствие таких «условий» распространены повсеместно, но официально спорить нельзя, а то отправят в ад, понимаешь?
- Чего-то слишком уж всего нельзя.
- А ты не думай и всё будет просто. Вот мы и шифруемся, короче, - продолжил он, - «Рыбий жир» - это наш камень преткновения уже лет тысячу. Прозаики и поэты разные, хотя это от-носительно. Кстати, если хочешь запомнить все райские законы – просто используй их в раз-говорной речи. Это не сложно - послушай, что люди говорят и научишься.
Они считают, что стихами никто не разговаривает, кроме некоторых ангелов и больных, по-этому стих – не разговорный.
Проза – речь разговорная, ходовая, а, следовательно – «истинное искусство слова – это искус-ство прозы».
Короче говоря, прозаики нас обзывают «рыбьим жиром», то есть мы то, чего нет. Понял?
- Не совсем. Вот, например…
 Но «поэт» перебил меня:
- Так я же говорю, что это продиктовано законами рая. Здесь самому последнему ежу понят-но, что ни прозы, ни стихов нет на самом деле, так что больше сказать не чего, - он был ка-кой-то нервный, в голосе дребезжало раздражение.
- А как же великие поэты и прозаики?
- Чудак, они все в аду, кроме Льва Толстого, но он нас в серьёз не воспринимает. Пишет что-то, на балалайке играет, ест пироги, живёт так незаметно, что дорога к нему давно затеряна.
- Чем больше живу в раю, тем больше удивляюсь.
Человек махнул рукой, попрощался и ушёл. А я остался стоять, раздумывая над его словами, и долго-долго не выходило у меня из головы это странное заразное райское спокойствие.


4
Рай есть рай. Как ни крути, а каждый, кто сюда попадает, мечтает обойти его весь. Решил я взять одну карту и пойти в другой конец рая. Самая ближняя точка к аду, может там и секс есть. Там, говорят, всё по-другому. Это был единственный способ спастись от одолевающей меня скуки.
Я шёл несколько минут, пока не упёрся в стену, невидимую, конечно, крепкую. Тут увидел мужика, это был Ломоносов.
- Куда идёшь? – спросил он меня.
- Иду по карте на другой конец Рая.
- Так ты уже пришёл, поздравляю! - Ломоносов схватил меня за плечи и развернул на все 180 °
- А где все? – через плечо поинтересовался я.
- Ушли в кино на другой конец рая, - Ломоносов почему-то иронически улыбнулся и морг-нул.
- А ты? – мне он показался каким-то странным.
- А мне-то что, у меня мелкоскоп есть, пойдём лучше со мной в НИИ, к учёному, он тебя ис-кал.
- Это, наверное, на счёт Брежнева? Так мне уже…
- Пойдём, я сказал! – Ломоносов так гаркнул и оскалился, что я аж отпрянул в сторону от не-ожиданности.
Он схватил меня за шкирку и утащил за собой в невидимую дверь.
События развернулись как-то не по райски стремительно. Я оказался в НИИ, где учёный так и стоял над микроскопом, вглядываясь в дальнюю даль вселенной.
- Из этого микроскопа видно не просто прошлое, настоящее и будущее, а иногда даже мечты людей, их желания. Теперь вы понимаете, что не каждому - даже в раю - удаётся попасть сю-да?
Я был удивлён. Учёный - и так со мной разговаривает.
Ломоносов хихикнул, и сбил меня с толку вопросом:
- Ну, что ты хотел увидеть? У тебя есть шанс, может единственный.
- Я хочу увидеть ад, - нашёлся я после некоторых раздумий.
- Да-А-А, - учёный нахмурил брови, - А-А-аД…такого клиента к нам ещё не попадало…
- Нет, - Ломоносов сердито прошипел мне в ухо, - подумай хорошо и не паясничай!
- А я серьёзно.
Тишина повисла в белоснежной комнате.
- И чего же это вам, молодой человек, неймётся? Чего же вам, в Раю плохо, что ли?
- Нет, хорошо, но страсть как хочется узнать, что же там, в аду.
- И вас не интересует, что с вами будет в будущем? Что будет с вашими близкими, любимы-ми или врагами? Чем закончится существование планеты земля? Вам не интересно! – Ломо-носов просто взорвался от гнева, - Вы безучастны к судьбе человечества!!!
Но тут, сокол на моём плече странно чирикнул, и гений успокоился, давя в себе, как незре-лые помидоры, чувства праведного гнева.
- Ну, тогда извините, мы вам тут не поможем, - грустно заключил учёный, - ни словом, ни со-ветом.
- А можно, я про себя загадаю, и…посмотрю?
- Можно? – учёный подмигнул всё ещё красному и осунувшемуся Ломоносову, - можно, зага-дывай, но у тебя есть только пятнадцать секунд на всё про всё.
 Я нашёл в голове быстренько все нужные мысли и заглянул в микроскоп.


Ещё в Раю нельзя спать. Да и не хочется особо, но мне это немного надоело. Просто при жиз-ни я хронически не высыпался. Мне хотелось всю ночь работать за компьютером, курить (в Раю курить вообще нет возможности), сидя на балконе, вглядываясь в звёздное небо, зани-маться нужными и ненужными делами, а днём – опять рано вставать и бежать на работу. Так уж был устроен тот мир.
А тут был вечный отпуск. Но иногда я чувствовал, что, попав в Рай, я так и не выспался. Хо-дил, бездельничал, размышлял, а сокол молча сидел на моём плече и то же ничего не делал.
И так уходили столетья, пока не узнал я, что в Раю есть дискотека.
Вот это сюрприз! Неужели в этом царстве скуки есть что-то эдакое?
- Конечно, есть, - говорил мне один толстенький человек, попавший в Рай по блату, потому что был священником, - только туда очень трудно попасть.
- А почему?
- Всё просто. Здесь, в Раю, есть простые смертные, а есть блатная элита, из праведников, пол-ностью забывшие радости земной жизни. Они, в смысле радости эти, хоть и ничтожны по сравнению с райским наслаждением, но... это самое... приятные, вот.
- А вы там бывали, на дискотеке?
- Да, пару раз. И то случайно. Встретил одного знакомого праведника, а он меня на День ро-ждения приглашал. Сторожем у нас в монастыре работал. К богу обратился, так сказать, вот. Не пил…
- Здорово! Я вот тоже почти не пил, а здесь и не хочется. Да и водки всё равно нет, одно пиво. Противное, если честно, а раки вкусные.
- Оно и понятно. Здесь, в Раю, сухой закон, вот! Пить строго-настрого запрещается. Поэтому силы небесные следят, чтобы никому не хотелось, на всё для этого идут. И помогает, так ска-зать, хотя не всем. Самых заядлых потом вычисляют и, тихонечко в ад, в ад, вот.
«Точно КОММУНИЗМ», - подумал я, но промолчал, а вместо этого сказал:
- А мне и не хочется вовсе, просто раки вкусные, а без пива…
- Ну, а на дискотеке, там такое можно…
- Чего? – заинтересовался я, предвкушая разговор о чём-то необычном, но священник замял-ся, хотел шепнуть на ушко, но сокол мешал.
- Ладно, пойдём со мной. О встрече в Раю, где время - ничтожная условность, всё равно не до-говоришься. Не будем медлить, сын мой.
Я пошёл за святым отцом и размышлял ещё об одной приятной особенности этого мира.

5
Прекрасен рай! Вдоль тропинки, по которой брели две души, раскинулся неземной красотой огромный парк. Животные, птицы и даже рыбы в пруду были ручные и ничего не боялись.
Природа ликовала! Не запятнанная цивилизацией, здесь она смеялась над человеком. Я шёл и думал, для кого это больше рай: для людей или для животных и деревьев?
Вокруг царила гармония и мир. Иногда попадались люди с беззаботными лицами. Они смеялись, прыгали, или молчали, устремив взгляд в бесконечность. Я думал так: счастливы люди и звери вместе, пусть и без земных радостей. Так почему же им не быть счастливыми и на земле?
- Святой отец, - нарушил я молчание, - а почему люди не могут быть счастливы на земле так же, как и в раю?
- Странный вопрос, но хороший. В раю, сын мой, не все люди собираются. Может, если этих людей собрать на земле, то и там бы они построили рай. Пороки, сын мой, людей обволаки-вают, ослепляет их сатана. Да и общество, так сказать, играет роль. Кто им руководит, тот и ставит свои законы.
 Вот и получается, что маленький человек родился только-только, а он уже такую соци-альную нагрузку получает! Он и гражданин, и надежда партии там, или республики, и бу-дущее чьё-нибудь.
А подрастает когда, от родителей вырывается, сразу попадает в условия жестокой борьбы за выживание. Кто сильнее, тот и побеждает.
Но, чаще всего, мало быть просто сильнее, надо быть ещё и наглее, злее и безжалостнее, что бы выжить наверняка. А дальше уже и говорить не хочется, что бывает даже с самым хоро-шим человеком. Всё зависит от этих самых... как их... «условий среды обитания», вот.
- Но ведь и у животных то же много жестокости! Они в прямом смысле едят друг друга!
- Им, если уж на то пошло, и есть больше нечего. А человек может среди самых страшных кошмаров сохранять своё лицо.
Оставаться, так сказать, этим самым человеком. Не поддаваться лжи или злости. Не отравлять других ненавистью. И жить.
Жить, сын мой, своей жизнью, - святой отец поднял палец вверх, к воображаемому небу, - как велел ему жить Бог!


Мы продолжали идти дальше. Тропинка становилась всё уже и уже, уводя куда-то вверх. Ландшафт менялся.
Камни становились всё больше, а деревья всё меньше, где-то внизу осталось пение птиц. Ат-мосфера наполнилась туманом и влажностью, запахло дождём.
- Здесь, сын мой, очень необычное место. Это, пожалуй, единственное в Раю своего рода воз-вышение. Сюда очень сложно попасть, дорога известна далеко не каждому. Но тебе повезло.
- А кто тут живёт?
- А вот этого, извини, не скажу. Это информация закрытая.
Тропинка становилась всё меньше и меньше, пока совсем не исчезла. Пейзаж райского воз-вышения стал бедным, а ещё стало холодно. Мы шли молча ещё какое-то время, пока окуты-вающий нас туман не превратился в тьму. Это было очень удивительно для Рая, где царил вечный день.
С наступлением темноты изменилось и моё настроение. Я чувствовал, как ко мне возвраща-ются земные качества жизни. Монах брёл не спеша, напевая под нос какую-то песенку.
И вот, пройдя ещё метров триста, мы вышли на широкую поляну. Воздух снова стал тёплым. В центре поляны под раскидистым деревом стояло здание с лепными колоннами в стиле шестидесятых, а над дверью высилась светящаяся золотом надпись «КЛУБ».
От увиденного мне стало немного смешно. Ещё мальчишкой я бегал в подобные клубы, где постоянно играла заунывная мелодия, и танцевали усталые после дневной работы пары. Только в последнюю субботу месяца дискотека была действительно молодёжной с танце-вальными хитами и светомузыкой.
- Вот мы и пришли.
Только успел священник произнести эти слова, как перед нами возник ангел с мечом в одной руке и бутылкой в другой. Он косо глядел на нас и икал.
- А это кто? – ангел ткнул в мою сторону бутылкой и икнул, - почему голый?
- Так мы здесь все… голые - растерялся я.
А святой отец не растерялся:
- Странники мы, бедные странники. Ничего у нас нет, даже одежды.
- А-а-а, - ангел удивлённо покачал головой, - стр..странн…ник..и..ик..и.. а чего надо?
- Ночлега ищем, - бледным голосом продолжал священник.
- А что это у твоего друга на плече за штука?
- Это Арсений, - гордо вставил я, - сокол. Он теперь мой, теперь и навсегда, так сказал Гаври-ил, когда я попал в …
Но святой отец подлетел ко мне и прикрыл ладонью рот.
- Ох, совсем от голода вспух ты, - сказал он картинно вслух и посмотрел на меня испепеляю-щим взглядом, мол, помалкивай, а то всё испортишь.
- Какой Арсений? – засмеялся ангел и ткнул в птицу мечом.
Сокол вспыхнул синим пламенем, свалился с плеча, ударился оземь и рассыпался на фиоле-товые искры.
- Никакого А..А..апчхи-и-и… нам не надо…
Ангел рассеяно поводил то мечом, то бутылкой перед нашими лицами, поглядел на нас и пьяным басом буркнул: «Подём».
Я долго оглядывался на фиолетовый пепел сокола, а святой отец дёргал меня за рукав.
Мы подошли к сияющему клубу - оттуда раздавались задорные крики и басы дискотечных композиций, уносящих нас в настроение танца и беззаботного гама.


6
Рай. На дискотеке это стало понятно, как нигде до этого. Пьяный ангел, который привёл нас туда и посадил за столик оказался довольно интересным собеседником.
- Ох уж эта работа, - жаловался он, - ничего не охраняешь, а столько всего валяется вокруг.
Всё бесплатное не нужно никому. А откуда оно берется, знаете? Вот, не знаете. А я скажу.
Эти все райские чудеса имеют вполне реальный эквивалент. Но это уже тайны не для всех.
- И откуда же всё берётся? – заинтересовано спросил я.
- Да ото всюду! Вот скажем, куда делись сокровища Атлантиды? Не знаете? А они только в незначительном количестве остались на земле, остальные - здесь. Зачем? Я сам не знаю.
Вот сколько в раю работаю, ни разу не помню, чтобы кому-то были нужны деньги. Да и что нужно людям, попавшим в Рай? Еды навалом? Так она, простите, растёт и бегает вокруг в та-ком изобилии... Здесь свои заводы и фабрики, производящие тонны всяческого барахла, за-маскированные под холмики, леса и так далее. Очень многое привозят из ада. Рынок просто бешенный, «земным» такого и не снилось.
- И чем торгуете?
- Ой, да что говорить. У нас хозяйство натуральное, а у них... этот самый... КАПИТАЛИЗМ.
У них люди работают, а у нас отдыхают. Хотя, если быть честными, то мало кому удаётся долго отдыхать. Это своего рода искусство. Человек ведь и есть человек. Он попадает в Рай, отдыхает, сколько может, а потом начинает ностальгировать по своему земному прошлому.
Потом человек всерьёз начинает задумываться о возвращении на землю, но уже поздно, смерть сделала своё дело! – ангел отхлебнул из бутылки и продолжил, - И тут как тут Мы.
И человек попадает в ад, а там уже свои законы, не соскучишься. Это ведь только разговоры, что вечные муки и всё такое... там человеку роднее, такой уж он есть.
В аду он работает, а если повезёт, то по амнистии опять попадает в Рай, и всё повторяется за-ново. Нет, не спорю, есть и такие, которые из рая или из ада не вылазят уже вечность…
- А что, разве в Раю не найти ни какого дела? – перебил я ангела. - Вот я недавно встречал од-ного поэта, он наверняка пишет стихи, а это тоже своего рода работа, даже не такая уж и про-стая…
- Тоже мне, работу нашёл. Что он пишет, ты читал? Ха! – ангел рассмеялся и приложился к бутылке в очередной раз. Если честно, то я уже сбился со счета, какой, как будто она была бездонной... он продолжал, - много ли надо труда, что бы шататься туда-сюда по Раю, писа-кать всякую дрянь, а потом ныть на допросах, закладывая товарищей, которые, конечно же, его надоумили, да муза! Ах, муза. О, муза! А вы музу эту видели? Хотите, покажу?
Ангел встал из-за стола и широким жестом направил меч в сторону тёмного угла, где, еле жи-вая, лежала пьяная старуха, растрепав косматые седые волосы по грязному полу. Рядом с ней стояла недопитая бутылка вонючего райского пива и ржавая консервная банка для милосты-ни.
- Нет в Раю музы, понимаете? НЕТ!!!
 Ангел замолк, а потом раздался таким диким смехом, что окружающая нас толпа невольно отпрянула. Из другого угла ему одобрительным жестом ответили два других ангела и тоже громко рассмеялись.
Мне стало не по себе. Я затих, а окрылённый нахал продолжал:
- Нет, разве это работа? Ничего не делать-то, а?
- А что это у вас в бутылке? – поинтересовался священник, нарушив его «полёт».
- А что пожелаете! – выпалил ангел, - хотите спирт, хотите – красное вино! Нам, ангелам, по-ложено иметь такое чудо, но только в этом месте. Здесь мы раз в неделю отдыхаем после сме-ны караула, а потом с корабля на бал, ха-ха-ха.
- А дайте попробовать, - неожиданно для себя попросил я.
- Да, конечно, а то я смотрю, вы приуныли, - и ангел протянул мне бутыль - то ли на полови-ну пустую, то ли на половину полную.
Мне вдруг очень захотелось напиться до чёртиков. Я закрыл глаза и захотел, что бы в бутылке был ядрёный «Ёрш», но только не с водки, а со спирта, настоящего медицинского.
Я, не открывая глаз, поднёс бутылку к пересохшим губам, запрокинул голову, и холодная смесь обожгла горло. Я не задумывался, а всё лил и лил в себя, потом вдруг почувствовал, что начинаю проваливаться, потом мне показалась, что бутылка провалилась в меня и продолжа-ет изливать своё содержимое. Бесконечную смесь 95-градусного спирта и пивного льда. Она заполнила меня до краёв, и я почувствовал, как холодеют пальцы, а потом наступила тьма.


Трамвай. Трамвай едет. Трамвай едет по улице. Трамвай едет по залитой солнцем площади.
Трамвай сворачивает в тенистый переулок и едет. Трамвай подкатывается к остановке, и в него сажусь я. Я еду вместе с трамваем. Мы едем. Впереди сидящий пожилой гражданин громко чихает. Трамвай едет. «Будьте здоровы, - крутится у меня в голове».
Я молчу, трамвай едет. Все молчат. Почему я не скажу этого в слух? Я смотрю на людей, ко-торые прячут лица в окна трамвая и молчат. Гражданин чихает, трамвай едет, все молчат, а за окном начинается солнечный летний день. Будьте здоровы. Я, неожиданно даже для себя, достаю сигарету и закуриваю. Трамвай едет. Гражданин, нюхнув крепкого табачного дыма, снова чихает. Люди молчат. Трамвай катится по переулку среди теней деревьев.
Я сижу, отвернувшись к окну. Тишину нарушает лишь шум улицы, да ритмичный стук же-лезных колёс. Вдруг, чихающий гражданин поворачивается ко мне и говорит:
- Почему вы не курите? Сигарета, ведь истлеет? Вам ничего не останется?
Я посмотрел на него и меня объял страх. Дело ведь даже не в том безразличии окружающих, и не в том ужасе, который оно влечёт за собой, а в том, что, попавший в этот театр человек, непроизвольно становится героем этой трагикомедии, если можно назвать героизмом молча-ливое участие к чужой смерти.
Я вскочил с места и, выронив сигарету, бросился к выходу.
Трамвай катился с какой-то горочки вниз. Свистел в ушах тёплый ветер, принося обрывки фраз удивлённых пассажиров. Но водителя в трамвае не оказалось. Дыра пустого кресла его с ужасом смотрела на меня. Трамвай набирал скорость. Горка становилась всё круче и круче.
Трамвай уже не ехал, а просто летел с неё в неведомую пропасть!
- Молодой человек, не отвлекайте водителя, - слышал я за спиной возмущённый ропот, - не мешайте ему вести трамвай!
Я застыл в оцепенении, перевёл полный ужаса взгляд на толпу пассажиров с сердитыми ли-цами, и осел прямо на ступеньки выхода.
Трамвай, как будто наполнился туманом. В этом тумане я видел успокоившихся и рассев-шихся по местам людей. Дыры чёрных окон, куда они смотрели, да жёлтые листья, заноси-мые из окон ветром. Листья сменились дождём, а потом и снегом. Безжалостный, он залеплял глаза, но они продолжали равнодушно смотреть в окна. Трамвай плавно катился по зимней площади, под колёсами хрустели сугробы. Метель, разразившаяся за окном, становилась всё тише, трамвай ехал всё медленнее, пока не остановился, уперевшись в какое-то возвышение, качнулся, стряхнув снег с крыши и замер. По салону гулял холодный ветер, на сидениях за-мерли в обвисшем тряпье скелеты, а там, из окна, над полной тишиной и ночью взошла луна.

7
Рай полон загадок! Я спал. Я понял это, когда, открыв глаза, увидел всё тот же райский пей-заж. В тени какого-то дерева я лежал, обняв камень. На камне сидел священник и грыз соло-минку.
- Доброе утро, - кисло заметил он.
- Что случилось?
- Да, так, ничего особенного. Ты напился и упал на пол, а потом тебя вынесли на улицу, а ан-гел долго ругался и обещал отправить всех в ад…
- А где мы?
- Я не знаю. Какая-то полянка, какие-то деревья, всё одинаковое, не знаю, - святой отец был грустный и задумчивый.
- Что же делать?
- Ничего.
Я уже не знал, что говорить. Сел на траву и уставился в райскую даль. Почему так произош-ло? Что со мной случилось? Но нельзя же так всё оставлять!
- А что, если вернуться, объяснить…
- Нет, тебе мало, что ли? Нам нужно сидеть на месте и ничего не делать, тогда, может быть, про нас забудут, или даже простят.
- Но так нельзя!
- Так надо.
Я не выдержал. Вообще, всё происходящее здесь, мне порядком надоело.
- Кому надо? Я жил себе жил, бац – Рай, а меня кто-нибудь спрашивал, что я хочу? Ну и вер-нули бы меня на землю, что такого? Я не понимаю, это просто невозможный мир, здесь не-возможно жить человеческой жизнью!
- А ты уже и не человек, если на то пошло, - святой отец тоже повысил голос, - это ты там им был, а здесь, раз попал, будь тем, кем тебе надо быть в Раю! Люди на смерть шли, люди всю жизнь терпели лишения, что бы сюда попасть, а ты свалился с неба в Рай, недовольный ка-кой!
- А я и не хочу в Рай…
Но договорить я уже не успел, потому что, проявившиеся, как переводные картинки, ангелы схватили меня подмышки и унесли прочь от священника, камня, дерева и всего моего рай-ского прошлого. Унесли далеко.

Я сидел на стуле среди белых стен. Белизна их была такая удивительная, что казалось, будто это не стены, а бесконечная белая площадь, уходящая в даль. Напротив, на другом стуле, си-дел внушительных размеров ангел и смотрел на меня сверху вниз. Его доброе лицо было оза-боченно неведомой думой.
- Что ж ты наделал, малыш, - прервал он молчание, - ну чем тебе плохо в Раю было? Зани-майся своими делами, не нарушай правил и всё! Люди ведь попадают в Рай в награду, кого попало сюда не пускают, понимаешь!
Я вдруг понял, что ангел вместо того, что бы сердиться расстраивается и впадает в уныние. Спору нет, он был мастер своего дела. Он продолжал вздыхать и причитать по поводу моих проступков и необдуманности, а потом со слезами на глазах, подписал приговор.
- Скажите, - решился я, - а можно мой путь в ад оформить как экскурсионный тур?
- Последнее желание. Закон. Хорошо, будешь в аду туристом. Уведите его!
Два ангела взяли меня под мышки и вынесли в невидимую дверь. За дверью было тихо и темно. Потом один из ангелов что-то вколол мне в плечо, приговаривая:
- Сам понимаешь, работа такая, ты уж извини, но дорогу сюда…
А дальше я ничего не услышал, потому что почувствовал, как меня снова не стало.

Святой отец, так и сидевший всё это время под деревом, думал. В его райской жизни случи-лось что-то неожиданное. Он раньше никогда не встречал такого странного субъекта.
Это разбудило в глубине его души какие-то совсем нерайские воспоминания о земной моло-дости. Ведь когда-то и он был таким же, бесшабашным и несмиренным. Это только потом, чтобы уйти от святой инквизиции, он сбежал в монастырь, где и провёл остаток своих земных лет, пока не попал в рай. Перед его глазами всплывали картины пирушек и ночных гуляний. Ему стало неумолимо жаль себя, а ещё ту барышню, которая оказалась ведьмой и затащила его на развенчивающий шабаш, где их и взяли эти грозные рыцари в тяжёлых доспехах, сна-ружи и изнутри защищённые бронёй самоотречения от всего земного. Где она теперь? На-верное, в аду...
« Но что я могу сделать?.. За плечами столетия, впереди вечность, чёрт возьми! »
И только он так подумал, как проследовал за своим соседом, совсем недавно обнимавшим тё-плый камень под тенистым деревом. Там был Рай.
- Сегодня уже двое, - сказал один ангел другому, - рисуя человечка алмазным стержнем на лезвии своего меча.
- Как взбесились, - усмехнулся напарник, и невидимая дверь, бесшумно хлопнув, проглотила их крылатые тела.
А в Раю, как и прежде, шла, не спеша, своя жизнь, и ветер качал бы кроны деревьев, если бы в Раю был ветер. Дождь бы умыл серые камни, если бы в Раю был дождь. И, конечно же, если бы в Раю было солнце, оно непременно согрело бы своими лучами чудесный этот пейзаж и людей, если бы они были людьми.