Смерть Вандеггера

Роберт Вандеггер в последнюю ночь своей жизни вновь избил жену. После, когда она уже немного успокоилась и пошла чем-то себя занять, хозяин принял душ, немного поел и вышел из дома. Как только Вандеггер сел в чёрный «Мустанг», зазвонил его мобильный. Это оказался Джонни, компаньон по гостиничному бизнесу. Он сообщил некоторую информацию, касающуюся сделки с Фолкнером. «Чёрт! – прокричал Вандеггер. – Я сейчас приеду в «Спинкс», там и поговорим…»
Путь по пятидесятой трассе был в тот вечер абсолютно пуст. Ни единой машины. На землю опускался серый туман, и каждому, кто проезжал в этой части пригорода, приходилось включать ближний свет и сбрасывать скорость. Но Вандеггер и не собирался этого делать. На большой скорости он курил, почти ничего не видя перед собой. Однако тогда ему повезло, что никакой грузовик не гнал наперерез. Впрочем, везло ему недолго…
Швейцар открыл дверь. Из салона повеяло сильной табачной гарью и несвежей кожей. Приехавший знал всех местных работников. Поэтому он сказал «Спасибо, Шимми!» и вошёл в «Спинкс». Это казино знали хорошо, особенно когда его владельцем стал Вандеггер. Тут не случалось и без приключений, но место действительно было подходящим, если вы, конечно, ничего, кроме развлечений, траты денег и выпивки не планируете на ближайший вечер. К хозяину подбежал Джонни и, дав ему устроиться поудобнее на кресле, стал шептать что-то на ухо. Выражение лица владельца «Спинкса» прямо пропорционально изменялось движениям губ Джонни…
Вандеггер был взбешён. Обычно ему привозили кокаин на заказ, и делал это специальный человек, особо приближённый к боссу, на которого вполне можно положиться. А сейчас его не только унизили, отправив самостоятельно добывать дозу, но и стали угрожать ему и его бизнесу, и угроза это исходила от, по мнению Вандеггера, «до безобразия мнимого и законченного сукина сына Фолкнера», заклятого врага всей братии владельца «Спинкса». Ходил слух, будто эти два парня кое-что не поделили в жизни. Так бывает, особенно в мире, где закон не признаётся авторитетом. Однако Вандеггер лично не был знаком с Фолкнером; он всегда заявлял не только в банде, но и публично, что при первой же встрече с заклятым врагом пустит тому кишки и сварит из них похлёбку для свиней.
Некоторые говорили, будто Фолкнер достаточно умён для того, чтобы не ввязаться в какую-либо опасную авантюру, но самое поразительное заключалось в том, что он действительно регулярно ввязывался по уши в дерьмо и всегда выходил чистым и победителем. Про него сочиняли многое, например, метрдотель «Лилии» в своё время пускал слух о том, что Фолкнер вообще не пьёт спиртного, не играет в азартные игры и безразличен к женщинам. Так то оно так: в своё время пускал, потому как после опрометчивого заявления метрдотеля, которое, нужно признать, скорее всего, было лишь предположением глупого человека с длинным языком о половой потенции уже упомянутой нами известности, его тело нашли в колодце близ старой заброшенной автозаправки за городом. Опознать работника «Лилии» смогли только благодаря шраму на левой ягодице и татуировке на груди в форме змеи, сделанной ещё во времена морской службы. Никто не заявлял в полицию, но все знали, что говорить о Фолкнере вслух нечто плохое, тем более непристойное, означает буквально перерезать себе глотку. Рассказывали ещё, будто он причастен к какому-то частному проекту клонирования людей, до сих пор продолжающего функционировать; некоторые были убеждены в том, что Фолкнер являлся в прошлом либо серийным убийцей, либо монахом, проповедующим экзотическую восточную философию… Предполагали многое, однако никто толком сказать что-либо конкретное о нём не мог, не говоря уже о доказательствах. И этот единственный факт создавал мистический ореол вокруг его личности, тайну, покрытую огромным количеством странностей. Куда бы вы ни приехали, никто практически ничего не слышал о Саймоне Фолкнере. Именно в этом заключалась главная странность его персоны.
Роберт Вандеггер был если не полной противоположностью Фолкнеру, то, безусловно, очень сильно отличающимся от него человеком. Дела он проворачивал всегда с необыкновенным шумом, так, что неоднократно имел крупные проблемы с полицией. Его манеру вести дела можно было сравнить с принципом работы пьяного дровосека, орудующего острым топором, не заботясь о безопасности собственных пальцев, конечностей, внутренних и внешних органов. Да, Вандеггер был груб не только со своей женой, которую систематически избивал и угрожал расправой в случае, если кто-нибудь узнает, откуда берутся синяки и кровоподтёки на её лице и теле, но и со всеми его окружающими людьми. И ненужно было даже быть человеком с сильным характером, чтобы суметь вовремя охладить пыл Вандеггера. Просто нужно было быть не тряпкой и знать, чего требует от тебя босс. А босс таких людей сильно пил, увлечённо баловался наркотиками и ничего собой не представлял, кроме врождённой практичности и способности каким-то образом выкручиваться из ситуаций, когда все уже машут на тебя рукой.
Рано или поздно образ жизни Роберта Вандеггера привёл бы к такому вечеру, какой настал 14 сентября 1994 года, и именно такой вечер, по всем законам жанра гангстерского или мафиозного пути, должен был стать последним в его жизни.
Играли в покер. За столом собрались, помимо хозяина, Джонни, старик Глазго, заядлый ненавистник закона, Марио, любитель молоденьких проституток, и Альберт, бизнесмен из Италии, совсем недавно присоединившийся к братии Вандеггера, однако рекомендованный очень близкими людьми и уже занявший авторитетное место среди всех в городе. Играли не по-крупному, поэтому можно было расслабиться и отвлечься от дурных забот. Все знали, что Марио знаменитый шулер, но все также знали, что если он позволит себе что-то в таком духе, то никто не гарантирует ему безопасность.
Часы показывали половину одиннадцатого. И это означало одно: до сделки с неким Харрисом осталось полчаса. Вандеггер был разозлён тем, что этот Харрис поручился продать им большую партию кокаина и выдвинул своё условие, что само по себе было унизительным для такого человека, как Вандеггер: чтобы шеф приехал лично забирать товар. Зачем? На этот вопрос был ответ: мистер Харрис один на один хочет поведать боссу интересную историю, которая изменит всю его жизнь. Безусловно, Вандеггер был взбешён. Он пил виски, неразбавленное ничем, пытаясь отвлечься игрой в покер, но, как бывает в жизни, есть некоторые вещи, от которых можно избавиться именно так: пережить их. А всевозможные раздумья и оттягивание времени делают только хуже. И Вандеггер чувствовал это.
Случилось так, что Марио сделал фул-хаус, который перебил всех. Оказалось, этот дрянной шулер подкинул одну карту себе на руки, и Альберт просёк этот финт. Началась словесная потасовка, в которой старик Глазго занял особое место.
- Если бы ты, щенок, - говорил он, - играл с Джеймсом и со мной в 1973, тебя бы вздёрнули на первой же ветке ближайшего парка…
- Конченый жулик!.. – кричал Джонни.
И все знали, что Вандеггер так этого не оставит. Тот не заставил ждать. В одно мгновение он неизвестно откуда выхватил небольшой нож, по-видимому, всегда хранившийся у него, и набросился на Марио. А так как жертва сидела за столом прямо напротив босса, Вандеггеру пришлось проделать путь через весь стол, перемешивая и сбрасывая игральные фишки, карты и деньги на пол или на ноги оцепеневшим от неожиданной реакции хозяина игрокам. Они оценили стремительность Вандеггера, и потому, уяснив, что это может плохо кончиться, стали оттягивать босса от Марио. Но было несколько поздно: когда крича от боли и отпихиваясь ото всех, шулер показал своё лицо, всем стало понятно, что Вандеггер успел хорошенько приложиться ножом к гладенькой коже Марио. Из надреза чуть ниже правого глаза сочилась кровь, и складывалось впечатление, будто жертва пыталась остановить кровотечение руками…
Всё произошло очень быстро, и, учитывая, что игроки сидели вдалеке от других посетителей, да ещё и отгороженные специальными шторами, никто из посторонних не успел что-либо понять.
«К палачу этого кретина!» - приказал Вандеггер. Все встали, Джонни и старик Глазго подхватили несчастного, и буквально по прошествии пяти минут за этот стол сели уже совсем другие люди.
Палач был небольшой мужичок с острой рыжей бородкой и жёлтыми зубами. На вид ему можно было дать лет сорок пять. Некоторые знали, что он некогда учился в каком-то университете на врача, но начал баловаться наркотиками, связался с Джонни и стал работать на Вандеггера. Его знания и умения помогали. Как теперь, он за пять минут зашил Марио щёку, небрежно и непрофессионально, но тот не жаловался.
- Будет большой шрам… - говорил палач.
- Чёрт с ним! – отвечал Альберт. – Путь радуется, что живой остался.
Пора было ехать на встречу с Харрисом, поэтому в комнатке палача вскоре возник Вандеггер. Он приказал подогнать машину Джонни.
«Со мной поедут Альберт, Глазго, Джонни и ты… - кивнул он на только что заштопанного Марио. – Собирайтесь. У вас пять минут».
Близилась гроза, чёрные тучи застлали почти всё небо. Вдохнув полной грудью можно почувствовать насыщенный влагой воздух, если дело идёт к дождю. Теперь же любой, кто решился бы на это, рисковал буквально закашляться от столь высокой влажности. Гроза собиралась, но никак не хотела начаться.
На пятидесятой трассе по-прежнему не было машин. Лишь чёрный «Mersedes» не торопясь плыл в тумане. Там, где трасса пересекалась с маленькой дорогой, авто изменило направление своего движения. Из него обильно валил дым, тёмно-седой, безжизненный, отравляющий. Это курили Вандеггер и Джонни. Толстые сигары коптились у них в зубах, создавая иллюзию вытянутых лиц. Чем-то они походили на животных в тот момент: Вандеггер – на свинью, Джонни – на крысу.
Часы показывали без трёх минут одиннадцать.
- Мы вовремя…
Джонни окинул взглядом старика Глазго и заглушил мотор. Действительно, прибыли как было оговорено.
- Луна сегодня полная должна быть. Плохо, что её не видно из-за тумана…
Вандеггер стиснул зубы.
- Глазго, - прорычал он, - что-то ты заболтался. Если не хочешь, чтоб я разозлился, тогда или заткнись, или иди в поле язык чесать!..
Старик не обиделся. Обижаться на босса было глупо. Он только почесал затылок и действительно замолчал.
Вандеггер, Джонни и Альберт вышли из машины. Дул прохладный ветер, и это было приятно. Чувствовалось, что вот-вот начнётся ливень, срывающий на землю миллионы капель благотворной влаги. Но ещё не наступило время. У Вандеггера пересохло в горле. Он спросил, нет ли у кого-нибудь с собой воды. Воды не оказалось.
- Чёрт всё подери! – испустил Вандеггер.
- Лучше б дождь уже пошёл. – Голос Джонни звучал неуверенно. – Не нравится мне эта поездка.
Вдалеке прогремело глухим раскатом. Но гроза не начиналась. Ещё не наступило время.
Марио стал задыхаться в прокуренном салоне, поэтому он поторопился выбраться к троим наружу. В машине остался только старик Глазго, и было забавно смотреть, как его седая борода выглядывает из опущенного окна заднего сидения. Почти всю правую щёку Марио украшал белый пластырь, приклеенный палачом совсем недавно. Он, ощущая ноющую далёкую боль на лице, где-то внутри тканей, не понимал, какова его функция в этой поездке. Хотелось остаться в «Спинксе», потянуть виски, заглушить свои физические страдания и в конце концов забыться в объятиях какой-нибудь девочки за баксов так двести… Не долго ломая над этим голову, ему понравился вариант о том, что босс специально наказывает его. Скорее, не понравился, а более всего подошёл к ситуации. Но суть своих рассуждений Марио очень скоро потерял, потому что был человеком праздным, начинающим делать дурные поступки, когда нечем себя занять, но спокойным и взвешенным, если появлялась какая-никакая работёнка. И раз уж босс захватил его на эту встречу, значит, есть и его доля участия, есть какая-то малая часть в общей куче того, что он должен сделать. А это уже не бездействие. И от этого осознания становилось немного лучше. Девочка за двести баксов откладывалась на пару часов…
- Стволы хоть взяли? – спросил Вандеггер.
Казалось, вопрос этот оскорбил всех.
- Роберт, ну мы же не на пляж ехали… – отозвался Альберт.
Вандеггер разразился нервным смешком.
И тут появился «Форд». Все пристально следили за его движением, будто боясь упустить из-под прицела. Машина подъехала к обочине дороги и остановилась в двадцати футах от трёх фигур, застывших и ожидающих. Внутри тоже сидели трое, но они как-то не торопились выходить. Да, такое случается часто при встречах, когда две стороны приезжают на своих машинах, и нет никаких швейцаров, чтобы открыть им двери, потому они вальяжно позволяют себе не торопиться. Но на этот раз пауза действительно затянулась на долгие пару минут.
- У них там что, пикник… - бросил Джонни.
Гости словно услышали его реплику и в одно мгновение вышли из авто. Первый из них походил на долговязого вышибалу пивного бара, завсегдатая крупных вечеринок и больших драк, после которых кто-то обязательно не возвращается домой. Второй был тоже высок, но не такого мощного телосложения. Его глаза покрывали чёрные очки, в зубах он вертел деревянную соломинку, постоянно выставляя улыбку на показ. Третий, тот который шёл посредине, был похож на доброго мафиози эпохи Великой депрессии: чёрный плащ, шляпа с высокой тульей, усы плавно переходили в бородку по краям узкого рта и изредка отдавали сединой, но в темноте они казались иссиня-чёрными. Когда этот третий начал говорить, сразу почувствовался его восточный акцент:
- Имею честь приветствовать Роберта Вандеггера… не так ли? Вы слышали обо мне как о Харрисе и потому вы здесь. Давайте поговорим о деле.
Вандеггер выступил вперёд.
- Давайте меньше говорить и больше делать. Товар на месте?
Харрис усмехнулся в усы.
- Поразительная способность, мистер Вандеггер! Просто поразительная! Мне болтали о вас как о человеке, умеющем резать матку-правду прямо в глаза, и я сам нынче в этом убедился. Фрэнк, давай сюда!
Походивший на вышибалу возвратился к машине и принёс небольшой кейс. Он протянул его Джонни. Тот в одно мгновение осмотрел содержимое и кивнул в знак того, что всё в порядке. Да, всё казалось в полном порядке: и Вандеггер, и Альберт, и даже сидящий в машине Глазго, добрый старик Глазго, - все знали, будто так обычно и происходит, но одно действительно было ново. Харрис смотрел как-то иначе, чем все другие. Этот пострел месил грязь ботинком огромного размера и умудрялся не испачкать его, так что чёрная кожа даже при лунном затмении блестела слабым, но выдающим в нём аккурат заботящегося о внешнем виде человека. Взгляд гостя испугал Вандеггера. Чёрт его знает почему, но страшно испугал.
Харрис не торопился.
- Буря никак не соберётся, - сказал он. Голос лился как музыка по пяти линиям нотной грамоты, звук за звуком выдавали его подготовленность, словно стоявший напротив людей, приехавших как обычно за жалкой дозой кокаина для большего счастья, всю жизнь репетировал выдуманное словесное произведение. – Пора бы ливню уже и сорваться… Я помню, как-то в семьдесят пятом у меня сломалась машина, и воды не оказалось в близлежащие местности на добрые сто миль…
- Послушай, добряк болтливый, мне нет дела до твоих историй!
Джонни взглянул на Вандеггера. Да, босс был рассержен.
- Если хочешь знать, я не терплю наглости. И когда мне ставят условия, спекулируя товаром и моим временем, то настроение ухудшается… Ты вызвал именно меня, оторвал от дел. И я жду объяснений, иначе, парень, тебе уже никогда не удастся рассказывать кому бы то ни было свои занудные истории…
Вандеггер хотел продолжить, но остановил его смех Харриса. Этот мужик нагло ржал в лицо каждому из компании босса. И Джонни, чувствуя, что секунда за секундой они теряют всяческий контроль над ситуацией, стал тупо кривить рот, выражавший тогда не то затаённую злобу, не то чистой воды детское недоумение. Да, денег они так и не взяли за кокаин. И вот почему.
- Хорошо говоришь, - всё продолжал смеяться Харрис. – Но всё-таки одну мою историю тебе придётся выслушать, сын Роджера Хьюджи и брат Эдгара Пропонта!
Вандеггер изумился, но говорящий с ним не дал ни единому слову сорваться с его уст.
- Нет, Роберт, не историю про то, как я в далёком семьдесят пятом вышиб мозги водителю первой попавшейся попутки, потому что до смерти хотел пить, а ту, в которой ключевое слово будет месть…
«Так. Запахло горючим», - теребилась одна мысль у Джонни в голове, абсолютно обезоруживающая нелепостью своей констатации. Пушка под рукой… Да очнись же, придурок! – Здесь уже воняет горючим, и, пожалуй, мистер Харрис не побрезгует бросить в вас на прощание горящую спичку.
- Я долго ждал этой минуты, - говорил Харрис изменившимся тоном. Он неспешно достал сигарету и закурил. В голосе его уже не чувствовалась ирония, но только серьёзная решительность. – Когда-то у меня тоже был брат. Не такой, как твой. До меня наш род не стыдился своей фамилии. Но наступили времена, когда мы сами выбираем себе фамилии. Я рад, что мои отец и мать умерли рано, не успев увидеть наши искалеченные судьбы… Впрочем, не буду нести лепет – я пришёл сюда не ностальгировать.
Мой брат любил одну девушку, можно сказать видел в ней всю свою жизнь. Жили они тогда в Торо. И нашёлся один больной законченный ублюдок, который изнасиловал её до смерти. Забавно, есть такое выражение… Мы говорим, испугаться до смерти, любить до смерти, но в жизни иногда бывает настоящее «до смерти»! Такое, какое всё в крови, обессиленное под тяжестью и от силы дьявола. И как-то к моему брату приехали полицейские и предложили посетить морг. Да, там он в последний раз увидел своё счастье. Это убило в буквальном смысле слова моего брата. И дни свои он закончил за городом, у Нью-Теннеси.
Одним утром у местного гробовщика заказали гроб, и когда моего брата уже не стало, выяснили, что именно его номер высветился на телефоне в маленькой похоронной лавке Хью Бакстера. А когда пришёл черёд оплачивать товар, заказчик не появился. Поэтому-то полиция вновь постучалась в двери к моему брату, но на этот раз он уже им не открыл. Нашли его в петле в гостиной.
Я внимательно прочитал заключение медэкспертов, они сделали вывод о том, что жена моего брата умерла от кровопотери. Насильник распорол ей чем-то острым вагину и шейку матки. Не хотелось верить своим глазам, когда я читал это, и ещё больше своему воображению, по какой-то ужасной причине восстанавливающему подробности того вечера, вечера, который стал последним в жизни супруги моего брата.
Но прошло время, всё изменилось, и я изменился.
Как-то мне довелось попасть на частную вечеринку, где была масса здоровых парней, злоупотребляющих куревом. И один из них, видимо явно перебравший, затеял со мной разговор – если это можно так назвать – о продажных женщинах, намекая мне на то, что сюда я бы мог заказать отличнейшую девочку и провести с ней часик-другой. Когда мне пришлось ему достаточно ясно объяснить, что я этим не интересуюсь, этот придурок вбил себе в голову, будто мне, скорее всего, нужны самые острые ощущения. Он почему-то решил, что я полный извращенец – по себе, вероятно, судил, – и начал бесцеремонно предлагать услуги чёрного сутенера… Ну, я думаю вы знаете, что это означает. Такие «развлечения» стоят очень недёшево, хотя кто придумал эти расценки на жизнь человеческую, можно было никогда не узнать. Но по воле случая тот парень рассказал мне о тебе, Вандеггер. Он валил свой рассказ до последней и поведал, что был у них в городе некий мужик, утолявший свои больные желания убийствами девушек. Но самое главное – как выяснилось – ублюдок этот не просто убивал их, а пускал им кровь и насиловал, разрывая кровоточащую рану. Парень рассказывал, что тварь эта называла происходившее «актом бесовской любви», «когда жертва кончает кровью и отдаёт свою жизнь»… Насильник уже побывал в Торо, в Дери и других городах, где уже про него ходят мистические легенды. Оказалось, этот обкуренный рассказчик лично общался с ним. Передо мной снова встали картины ужаса и смерти моих близких. Мне удалось узнать немного, однако и этого хватило, чтобы найти тебя, Вандеггер. Спустя много лет, я говорю тебе: ты тварь, достойная самой страшной смерти!..
Старик Глазго всё слышал. Голос Харриса звучал достаточно громко, и через немного открытое окно он по каждому слову улавливал страшную суть своего босса. Это его волновало, но что делать, он не знал. Да и выхода в такой странной ситуации не было. Оставалось лишь слушать и ждать, чем закончится история, которою, как чувствовав старик Глазго, Харрис торопиться грубо оборвать.
Глухо прокатился грохот. Небо обещало вот-вот разорваться.
У Марио тряслись коленки, его бил озноб. Слова Харриса звучали как приговор. И несложно было догадаться, что произойдёт далее.
Говоривший не останавливался:
- Сегодня в истории, которую я рассказываю, ключевым словом будет слово месть. И будь уверен, Вандеггер, я буду первым, кто придёт на твои похороны и последним, кто уйдёт с них, но только для того, чтобы увидеть, как дьявол заберёт тебя. Всё в мире повязано. – Он улыбнулся так, что сам стал похож на сатану. – Да, и последнее: вы могли слышать обо мне как о Саймоне Фолкнере. Сейчас меня именно так называют.
В это мгновение Вандеггер, Альберт, Джонни и Марио хватились за оружие. Но двое сопровождавших Фолкнера, похожий на вышибалу из пивного бара и долговязый с соломинкой в зубах, уложили их наземь несколькими молниеносными выстрелами.
Старик Глазго так и подлетел в машине. В голове у него всё перемешалось, глухое эхо ещё долго было на слуху. Он даже не успел среагировать, но когда выстрелы смолкли и началась какая-то тихая возня, что-то подсказало сидеть тихо и молить Бога о спасении.
Вандеггер стонал, но услышать его можно было только приблизившись к самому лицу лежащего в грязи тела. В глаза стали капать первые капли дождя, но Вандеггер не закрывал их. Ему прострелили грудь, и дышать становилось труднее с каждой секундой, что было следствием скорее не причинённого вреда, а пережитых за одно мгновение удивления, гнева, беспомощности и боли, так как пуля не задела жизненно важных органов.
Как и было задумано, ребята Фолкнера убили всех, кроме одного. Походивший на вышибалу и имя которому было Фрэнк, забрал кейс из рук у Джонни – тот даже после смерти не хотел отдавать кокаин – и перенёс в машину.
С каждой секундой дождь усиливался.
- Неси инструмент, - проговорил Фолкнер, ещё недавно бывший неизвестным Харрисом. На лице его нельзя было прочитать радости. И то, что он собирался сделать, видимо тоже, не доставляло ему удовольствия, но всё же давало нечто, раз уж он делал это.
Фрэнк появился возле лежащего Вандеггера с небольшим топориком в руках. Фолкнер наклонился у уху поверженного и что-то стал говорить. На жертву это произвело большое впечатление: видно было, как Вандеггер попытался поднять голову, и как она нервозно затряслась, когда Фолкнер закончил говорить с ним.
«Я буду первым, кто придёт на твои похороны и последним, кто уйдёт с них, но только для того, чтобы увидеть, как дьявол заберёт тебя. Всё в мире повязано».
- Давайте закончим эту историю.
Двое не заставили ждать. Сначала они отрубили Вандеггеру ногу. Лежащий лишь единожды прокричал и, протянув в воздух руки, омываемые уже сильным ливнем, стал стонать от невыносимой боли. Когда Фрэнк отрубил ему руки, казалось, что он потеряет сознание и смерть дастся ему легче, но Вандеггер держался в сознательном состоянии. И будто стараясь продержать его подольше в таком состоянии, люди Фолкнера торопливо превращали его в небольшое кровоточащее тельце.
Редкие выкрики и стоны заглушал ливень… И старик Глазго, прислушиваясь к любым звукам, пытался хоть что-то разобрать, но толком ничего не понимал, что же делали в густой пелене срывающейся с неба воды.
Наконец они закончили, мокрые и спокойные, будто дикие звери, утолившие только что свой голод.
Фолкнер покачал головой, словно обдумывая, что же он сделал. По шляпе его барабанила вода, но это его совсем не занимало. Они видел другое. Картину, о которой думал долгие годы. И вот всё свершилось. В тот момент на лице его можно было прочитать некую неуверенность, но неуверенность не в своём страшном поступке, а в теперешнем отношении к себе…
- На пару дней он станет desaparecido , - без намёка на иронию сказал Фолкнер, когда они все трое садились в «Форд».
Старик Глазго услышал, как отъехала машина, но не сразу осмелился выйти наружу. Под ногами его ожидала груда тел. Но понять в одночасье, что это было, составляло предмет внутренней борьбы растерянного… Из-за сильного ливня он даже не сразу заметил то, что должно было броситься в глаза. Лишённый дара речи, ошеломлённый собственными догадками, ему пришлось нагибаться, чтобы разглядеть нечто похожее на разбросанные мешки, в которые кто-то ради злой шутки натыкал крупных палок. «Какие-то палки, - говорил старик Глазго самому себе, вглядываясь в мешки, - чертовщина сплошная…» Ливень бил его по голове, как будто третья сила, сопровождающая к очагу волнений и опасений. Эти волнения и опасения имели твёрдую почву, основу действительных подозрений, но никак не пустых домыслов и фантазий.
Один мешок, как казалось старику Глазго, был цел, поскольку на его поверхности не виделись воткнутые внутрь палки. Он ещё раз прищурился своими близорукими глазами и… отпрянул.
«О, чёрт!»
Никакие это не мешки! Это вот только что ехавшие в одной машине с тобой парни, весёлые и сильные, могущие и желающие. Но теперь это не парни, потому как они больше не могут ездить в машинах, не могут быть весёлыми и желать чего-либо, они вообще уже ничего не могут…
«О, чёрт!» - ещё раз проскулил старик Глазго, дюйм за дюймом узнавая то, что ранее было Альбертом, Джонни, Марио и…
Вот перед ним лежало что-то. И это что-то он никак не мог опознать. Да, похоже на мешок без воткнутых внутрь палок. Крадущийся почувствовал себя неким жнецом, собирающим горе, и целью которого является оберег других от этого горя. Безусловно, старик Глазго знал, что перед ним. И как бы не веря до конца своим глазам, он стал щупать мешок. Лежащий предмет стал красить в красное руку пытающегося понять. Правда, красное сразу смывалось дождём, но какая-то часть оставалась, еле заметная, но вполне реальная и одновременно страшная и тем самым отпугивающая. Оно похоже…
Оно похоже на Вандеггера, валяющегося в грязи без сознания, которому отрубили руки и ноги. Под глазами у него чернели синяки, неизвестно откуда взявшиеся, и в силуэте дождя старику Глазго даже привиделось, будто босс поседел на полголовы, - седина начиналась у самых висков и, теряясь в тёмных волосах, заканчивалась где-то на затылке. Точно сказать было нельзя. Но самое страшное он увидел сразу: из обрубков рук и ног сочилась кровь, причём иногда так сильно, что не было сил смотреть на это. Ливень смывал красно-чёрную жидкость, и она, сливаясь с водой и грязью, образовывала некую дьявольскую смесь. Старик Глазго оценивающе глазел на Вандеггера. Он был уверен, что босс уже давно отдал свою душу ко всем чертям. Поэтому, лихорадочно соображая, а скорее ничего не соображая, он пнул ногой в бок тело… И оно тихо застонало. Собираясь с силами, старик приблизил своё лицо к Вандеггеру.
«Живой, - бросилось в голове и, словно пытаясь вернуть босса к жизни словами, он закричал: - Роберт… живой?! Это я, Глазго!»
Вандеггер нашёл в себе силы приподнять веки. Но взгляд его ничего не давал понять. Возможно, он не видел склонившегося над ним на коленях старика.
Думать не было времени. И Глазго отлично понимал это. Вернувшись в машину, он стал искать что-то, чтобы пережать обрубки и остановить кровотечение. Но там ничего, что могло бы подойти, не оказалось. Тогда его осенило. Глазго мгновенно стащил с себя ремень. То же сделал он с трупами. Марио, как выяснилось, не носил ремни, только кожаные подтяжки. Когда старик затягивал обрубки, Вандеггер не промолвил ни звука.
«Он умрёт», - тогда впервые подумал Глазго.
Чувствуя себя пьяным, он старался ни о чем не думать, только делать и как можно быстрее. На кону была жизнь босса. Но тут он осёкся…
Перекладывая Вандеггера в машину на заднее сидение, старику пришла в голову эта самая мысль. Мысль о том, что ему довелось услышать от Харриса-Фолкнера или как там его… Глазго одолевал сильный озноб. Неужели всё, что он узнал сегодня, не будучи замеченным, правда? «Конечно, - отвечал он сам себе, - и всё случившееся сегодня неоспоримый и верный аргумент в пользу правды!»
Какой правды?
Правды о том, что Вандеггер самый больной ублюдок на всей земле! Дьявол во плоти, убивающий невинных, способный на ужаснейшие вещи…
Старик почувствовал, будто руки у него ослабевают. Он на долю секунды представил себе картину, которая безнадёжно повествовала о последней минуте жизни Сильвии Мериль, умирающей под неистовой похотью Вандеггера, дикого, одержимого и счастливого…
«Тварь!» - вырвалось у Глазго, и, словно повинуясь бурелому гневных мыслей, тело босса вывалилось из рук. Оно плюхнулось влажным шлепком на поверхность грязи и замерло, словно чего-то ожидая.
У старика не слушались руки. Вот перед ним тело. Оно ещё живо. Возможно, прикидывается невинным, думая про себя только одно: «Лишь бы спасли!..» Сволочь!
Он прислонился к машине, пытаясь совладать с ознобом. И увидел этого убийцу. Роберт Вандеггер лежал в грязи, беспомощный и смиренный. Ливень осаждал его с новой и новой силой, так жестоко, что казалось, будто ещё несколько мгновений, несколько мощных ударов вертикали дождя, и жертва этого вечера не выдержит. И кто знает, стал бы старик Глазго спасать полутрупа, лежащего в грязи, если б Вандеггер тогда не закричал.
Он кричал как мог, протяжно, долго; и во всём его крике не было ничего звериного, - только боль человека, увеченного и наказанного. Казалось, словно Вандеггер специально не кричал, когда Фолкнер был рядом, дабы не показать свою слабость.
Но старик Глазго об этом тогда не думал. Сердце его сжалось, и, будто пытаясь остановить этот невыносимый крик, отнимающий по крупицам жизнь у своего очага, он схватил Вандеггера и с последними силами втащил в машину.
Крик прекратился.
И тут что-то произошло.
Глазго ощутил чьё-то присутствие.
Ощущение было такое, будто сзади, со спины на тебя кто-то пристально смотрит. Смотрит не просто ради интереса, но с решительностью и холодным безразличием одновременно. И тот, кто смотрит, всегда приходит только за одним, ему нужно только одно… Обернуться не хватало сил. Старик Глазго не оборачивался, понимая какую-то безвыходность положения.
«Что за чертовщина!» - пробормотал он. И ринувшись всем телом прочь от того, что стояло сзади, скрылся в машине. Уже после, обогнув этот смертный пустырь, авто проехало мимо того места, где, как казалось старику, стоял кто-то и смотрел на него высасывающим жизнь взглядом. Но на том месте никого не оказалось. Он словно стоял возле самого немыслимого зла, которое только может себе представить разум.
Скорее отсюда. Нужно гнать машину…
Дорога показалась старику Глазго невыносимо долгой. Он знал, что единственное место, куда можно было доставить Вандеггера, - это хижина вдовы Квинси, с хозяйкой которой он состоял в далёких родственных отношениях.
Вдова Квинси приняла их без особых вопросов. Тощая женщина, начинающая походить на старушку, позвала на помощь своего сына – Кирона. Тридцатилетний крепыш вволок в хижину то, что осталось от Вандеггера. Это было жалкое зрелище. Старик Глазго не сдержался и выблевал на пол остатки съеденной за ужином еды. Тело босса по-прежнему кровоточило. Кирон вылил склянку нашатыря на лицо Вандеггеру, и тот пришёл в себя.
Вдова Квинси сказала лишь одну фразу: «Я не знаю, что поможет ему выжить…»
Нужно было обработать раны этому получеловеку-полуобрубку. Хозяева этим и занялись. А у старика Глазго разболелся живот. Он проторчал в сортире полчаса и уже не чувствовал собственного зловония. Мухи садились на его голову, на его руки, даже на его волосы на лобке, а он не переставал их сгонять, впиваясь глазами в темноту ночи и моля Бога о том, чтобы ему полегчало. Боли в животе вскоре действительно прошли. Старик Глазго выбрался из сортира, почти сияющий от счастья, и пошёл узнать, как дела у хозяев. Когда он вошёл в хижину, вдова Квинси пила чай.
- Что? – спросил старик в недоумении.
Она обвела его взглядом и бессмысленно ухмыльнулась.
- Я говорила… Этого следовало ожидать.
Кирон накрыл труп старой простынёй. Глазго посоветовали избавиться от тела. И он, хорошенько всё взвесив, согласился. Сделали они это самым профессиональным способом: вдова Квинси принесла банку щёлочи и осторожно вылила её на лицо трупа. Было шипение. Но после, когда пары рассеялись, старик Глазго ужаснулся увиденному. Это было не лицо, это было месиво тканей и изредка потемневших костей черепа. Вскоре старик вспомнил, что оставил обрубки ног и рук Вандеггера на злосчастном месте. Поэтому ему пришлось вернуться за ними. Всё, что осталось от босса, они сложили в самодельный гроб, состоящий из нескольких досок, и потопили в болотах за десять миль от хижины Квинси.
Похорон так и не было. Но у местных жителей появилось странное поверье, будто на болотах часто можно увидеть силуэт мужчины в чёрном плаще и в шляпе с высокой тульей. Многие полагали, что это призрак. Верили в это единицы, но желающих посетить топкое место поубавилось.
Говорили, что последний раз Саймона Фолкнера видели в Аргентине в 1997, где он охотился на Огненной земле. Те, кто был с ним, любят вспоминать, с каким неистовым азартом он убивал зверьё. Говорили также, что Фолкнер усыновил афроамериканского мальчика и заботился о нём вплоть до собственной смерти. А на гробовой плите его написали: «Главное, сколько света излучает человек при жизни». Сколько именно упокоенный излучал света, - не указали.

2006-2007 гг..