Космос в рамках экзистенциализма

Я поведаю вам ещё одну грустную историю о космосе, о жизни и об огромной пропасти, которая находится между этими двумя понятиями, пропасти безмолвной, но красноречивой, буйной и безумно спокойной, о субстанции, доказывающей экзистенцию всего живого и неживого, вечного и мимолётного, я поведаю обо всём.

Мне срочно нужен был инвестор на миллион. У меня была гениально-безумная идея на миллион. И ни один паршивый толстосум не соглашался раскошелиться! Никто не хотел выкинуть свои деньги на ветер. Пока не случилось это.
А идея была проста. Я хотел производить парфюм. Новые запахи. Новые ароматы. Уникальные и бессовестно-ужасные запахи. И на помощь пришёл космос.
В основу серии легли три запаха из моего далёкого детства. Три запаха, которые мне казались антонимами моей жизни. Три безумно ужасных запаха.
Несколько лет назад я слышал историю об одном американском миллионере, который был заядлым курильщиком. И вот когда он умирал от рака лёгких, он потратил всё своё состояние на раскрутку нового бренда, новой марки сигарет. На пачке был изображён череп с двумя берцовыми костями. И назывались эти сигареты Death.
Так вот, став заложником приятных ароматов, я решил показать миру, что есть и другие, ужасные запахи. Мне пришлось это доказывать. Благополучным людям с деньгами было совсем непонятно, зачем нужен мой парфюм. А мне это казалось очевидным. Если есть прекрасное, значит должно быть и ужасное!

Запах шпал на железной дороге, запах свеженапечатанной книги и самый брутальный из всей серии – запах носков.

Ну разве не гениально? Инвесторы так не думали. Но как я уже говорил, на помощь пришёл извечный космос. Я решил добавить в серию четвёртый запах – запах космоса. Поразительно, но инвестор нашёлся быстро. Это был старый астроном, забросивший изучение небесных тел в начале девяностых и занявшийся финансами. Теперь его замучила ностальгия. Его привлекла идея запаха космоса. А потом я его убедил показать гармонию мира и к приятным запахам известных производителей добавить мои ужасные парфюмы. Он сказал: «космос это всё, и нужно это показать». И я взялся за дело. Нужно было понять, как же пахнет космос.

Моё детство сложилось достаточно удачно. Я рос в счастливой семье, меня воспитывали прекрасные родители. С деньгами дома проблем тоже никогда не было. Я с братом каждое лето ездил отдыхать в лагерь на море. Сегодня бы сказали, что у меня было шоколадное детство. Именно таким оно и было. Это волшебное тёмное сладкое безумно вкусное и мною обожаемое кондитерское изделие я лопал без ограничений. Моё безмятежно существование ничто не нарушало.
Как-то в прекрасный солнечный день я шёл по раскалённому тротуару, небольшие лужицы расплавленного воздуха переливались под палящим солнцем, всё ближе подбираясь к моей макушке, покрытой детской панамой с Микки Маусом. Я своими крохотными детскими мозгами понимал, что бесконечно это продолжаться не будет. Сейчас эта разрастающаяся лужица жидкого воздуха доберётся до моей головы и всё, на этом моё путешествие закончится. Но нужно было дойти. Я шёл к вокзалу. Так далеко в своих прогулках я не забредал никогда. Родители мне разрешали гулять только до пятого столба по улице. Ну конечно, пятый столб был оставлен мною позади уже давным-давно. Теперь моё внимание привлекало золотистое здание в конце улицы, оно меня прямо магнитом притягивало, ужас, как хотелось туда добраться.
Дома были чистота и благополучие. Тишина, чистота и сытость. Меня манил другой мир, тот, где нет ароматов. Сегодня я сказал бы, что мне хотелось отведать вони, неприятного запаха. Но тогда я этого не знал. Я не знал о существовании чего-то помимо тёплого запаха сирени, чистого и тонкого вкуса ласки и заботы. Я не знал, что находится там, в здании вокзала, но подозревал, что что-то не то, не такое, как дома. Я не знал, как пахнут те люди, которые там работают, но я знал, что пахнут они не так, а как-то по-другому.
Я ускорил шаги. Раскалённый воздух уже обжигал мне уши. Ещё мгновение, и я упаду, сражённый солнцем, так и не добравшись до заветного здания в конце улицы. Быстрей. Скорей добраться. Я уже бежал, растворяясь в пыльном воздухе знойного июля. Нога ощутила уже первую ступеньку крыльца. В глазах начинало темнеть. Вторая и третья ступени дались тяжелее. Дверь распахнулась, и я спасся от преследования, от разверзнутой пасти ненасытной жары. На вокзале было прохладно, приятно, тихо и спокойно. Вот она моя победа, я добрался до заветной цели.
Прислушавшись к запахам, я уловил именно тот, который я искал. Запах, которого мне не хватало. Он исходил оттуда, из вторых дверей, в противоположной стене. Это был выход к путям.
Позже я понял, что в детстве я совсем не путешествовал на поездах. Мои родители их ненавидели. У нас была машина, и мы на ней ездили на юг к морю. В тот день я страстно полюбил поезда, вокзалы, машинистов и проводниц. Железная дорога меня манила своим потрясающим запахом. Я просто балдел от аромата шпал.

Тема железной дороги накрепко вцепилась в мою личность. Теперь я уже не могу себе представить жизнь без постоянных путешествий на поезде. А в детстве у меня любимой игрушкой была железная дорога. Поезд с моторчиком часами кружил по пластмассовым шпалам, а я сидел рядом и смотрел, изредка переводя стрелку на малый круг.

Но детство перешло в другую фазу, железная дорога была убрана на антресоль и забыта. Наступила новая эпоха в моей жизни. Почему отрезок своего юного существования я так пафосно называю эпохой? Да потому, что нет ничего длиннее человеческой жизни. Всё, что выходит за её рамки – вечно! Итак, символом новой эпохи стали книги.
Вы никогда не задумывались, как человек начинает читать? О, это магическое действо. Печатные знаки, буквы, символы имеют свою собственную эстетику. Ну разве не прекрасна буква «ы»? а буква «ж»? Ребёнка привлекают символы как таковые, их таинственная сущность. Маленький человечек ещё не знает смысла этих палочек и чёрточек, но он уже часами просиживает у книги, изучая букву «п». Если к ней добавить ещё одну палочку, то она станет квадратом. Вот она эстетика элементарных вещей, эстетика начала. И ребёнок это чувствует, на него действует магия текста.
Я изобретал свою письменность. Меня раздражала буква «у». Она какая-то незаконченная, неравновесная. Мне хотелось добиться в буквах симметрии, уравнять в правах их правые и левые части. К буквам «у» я подрисовывал ещё одну чёрточку, превращая их в «х». Некоторые буквы «п» обретали в моих руках аж целых три дополнительных палочки, перерождаясь в квадрат с диагоналями. И мне казался подобный исправленный текст совершенным. Я не знал, что скрыто за этими символами, да и чёрт с ним, с этим текстом, страница книги представляла собой единое целое, набор символов, расположенных в неведомом мне порядке. Это был ребус, перепутанные значки, в них нужно было разобраться, расставить их на свои места.
За этой работой я мог проводить часы, пьянея от запаха. Книги источали тонкий запах полиграфии. Смешиваясь с бессмысленными символами, он гармонично возносился к моему сознанию. Когда заходишь в католическую церковь в солнечный день, очень впечатляет сочетание органа и витражей. С книгами тоже самое. Сочетание безумно приятного запаха и потрясающе красивых букв приводит в восторг. Хочется читать и читать, не понимая сути.
А когда меня научили читать, показали, что каждая буква в отдельности смысла не имеет, я был разочарован. Я забросил книги, они перестали быть мне интересными. Исчезла магия букв, они оказались бессмысленными. И запах книг надолго пропал из моей жизни.

Моя железная дорога была источником экстрима, приключений и другой, ужасно незнакомой жизни. Книги служили для меня эстетическим наслаждением. Но был ещё один фактор, сформировавший моё детство. Это брутальный запах носков. Мой брат их ужасно не любил стирать. Мои родители приучали нас к чистоте и порядку. У нас в семье каждый стирал свои носки сам. А брат терпеть это не мог. Я знаю, это звучит очень просто и в тоже время ужасно. Но это правда. В последнем запахе из моего детства не было никакой романтики. Поэтому и рассказывать о нём особо нечего. Всё до тошноты банально. Брат не любил стирать носки и не стирал их.

Вот я и рассказал вам о своём детстве. Теперь я хочу его возродить. Три запаха, как символа из моего прошлого, должны стать символом моего будущего благосостояния. Может, это покажется странным, но я планирую сделать на этих запахах деньги. Я рассчитываю на коммерческий успех. А кто знает, может, в один прекрасный день, люди проснутся с утра и вдруг почувствуют безумно приятный запах вчерашних носков. Может, своей коллекцией я переверну сознание людей. Хорошее станет плохим, ужасное – прекрасным. Кто знает, может быть.
Всё будет прекрасно, когда я выпущу серию своих ароматов. Я заткну носками стремление Ксении Собчак и Оксаны Робски выйти «замуж за миллионера». Всё это будет. Сто процентов. А пока мне мешает лишь одно. Я должен понять, как будет пахнуть космос.

Запах шпал на железной дороге, запах свеженапечатанной книги, запах носков и последний, самый загадочный – запах космоса.

Как же пахнет космос?

Я ломал голову над этим вопросом не одну неделю. Я ходил в обсерваторию, нюхал телескоп, я читал книги о космосе. Я пытался уловить этот запах везде, где был хоть малейший намёк на космос. Разве что, непосредственно на орбиту я не летал.

Как-то раз я решил прогуляться по набережной. Мы с моей прекрасной блондинкой собрались и вышли из дома. Была уже глубокая ночь, светили звёзды. Вода за оградой тихо плескалась, безмятежно предаваясь своему бессмысленному, как и всё в этой жизни, существованию. Мы молча брели по направлению на север. Брели туда, куда не хотели. Брели затем, зачем не знали.
Я шёл с прекрасной блондинкой, которая прекрасна только тем, что она есть. Её золотистые волосы на поверку оказались крашеными. Ну и что, сказал я себе. Её лицо было необычно, не стандартно и безумно привлекательно. Я её любил. Моя блондинка было безумно умна, она писала восхитительные статьи для Newsweek’а и Итогов. Мне было с ней хорошо. Она была идеальна.
Но чего-то не хватало. Она была идеальна. Я был идеален. Но мы вместе, как система, были далеки от совершенства. Я брёл по набережной на север с прекрасным человеком, с которым мне было хорошо, но не с тем. Почему рядом со мной эта блондинка? Почему не та брюнетка, которая сейчас идёт на север по противоположной набережной?
По той стороне реки на север брела прекрасная брюнетка. Она шла не одна, позади её волочился какой-то мальчик. Этому мальчику было лет тридцать, но он мечтал о радиоуправляемом вертолёте на день рожденья. Брюнетка брела и думала. Этот мальчик ей нравился. Она его любила. Ей было хорошо с ним. Но прекрасно не было. Брюнетка брела и думала, зачем ей этот мальчик? Почему она не с тем блондином, который бредёт на север по противоположной набережной?
Меня достало всё в этом мире. Я больше не хотел смотреть не на близкую блондинку, которой я обладал, не на ту брюнетку, которая была недосягаема, мне стало тошно, я поднял глаза к небу. Свежий ветерок просвистел, запутавшись у меня в ресницах. Мои глаза открылись ещё шире, распахнув свои объятия навстречу космосу. Глаза хотели уместить в себе все звёзды сразу, хотели поглотить загадочную душу этого универсума. Луна светила своим магическим светом, прокладывая серебристую дорожку от одного берега реки к другому. Но меня это уже не интересовало. Я смотрел вверх.

Как же ты пахнешь, космос?
Определённо можно сказать лишь одно, ты существуешь, космос, и в этом вся суть!