Талант

- Мы не можем отдать это в печать. К сожалению, литература подобного рода не пользуется спросом. Конечно, вы можете оплатить расходы на материал, но я весьма сомневаюсь, что эта затея имеет смысл.
 Девушка застыла на месте, словно пораженная громом. Не вымолвив ни слова, она медленно, точно в бреду вышла на улицу, дышащую весенней свежестью, и побрела прочь, не видя ничего кругом.
 Как такое могло случиться? Никто и никогда не говорил ей подобных слов.


 - Не обращай внимание, для этих печатных хмырей главное - деньги, - сказала мать, бегло смахивая пыль с книжных полок, - попробуй пойти в другое издательство.
 Девушка сидела на стуле, глядя в одну точку.
 - Но ведь они же... читали... - проговорила она, медленно поднимая глаза на мать.
 - Могли и не читать. Просто хотят выбить как можно больше денег.
 - Ты думаешь? - с надеждой спросила она.
 - Уверена. Ведь ты же необыкновенно, сказочно талантлива. Разве я не говорила тебе об этом всегда? Или ты не веришь моим словам?
 Говорила. С самого первого стишка в третьем классе, с самого первого детского рассказа. Все окружающие непрестанно твердили о таланте девочки, ею восхищались, ее ставили в пример. И, хотя училась она весьма и весьма неровно, все прощалось ей. Каждый раз, когда требовалось написать статью или стихотворение для школьной стенгазеты, она была первая, к кому обращались с этой просьбой.
 - Конечно я верю тебя, - ответила она матери, - я пойду завтра в другое издательство и отнесу рукописи на просмотр...
 - Знаешь что? Сделай несколько копий и отнеси их в разные издательства. И посмотрим тогда, как они передерутся за твою работу, - посоветовала мать.


 Так она и сделала. Спустя пару недель ей позвонили. Равнодушный голос в трубке сказал, что печать подобного произведения не имеет смысла, потому что ни новизны, ни оригинальности в работе нет, но, конечно же, это возможно за определенную плату.
 Она была шокирована. Несмотря на оптимистические заверения матери и друзей, уверенных в ее необыкновенном таланте, ее сердце медленно разрывалось на куски. Рука медленно и апатично выводила в дневнике буквы и слова в то время как глаза смотрели застывшим взглядом на чернильные строчки. "Я всегда была так уверена в своем таланте, - писала она, - я всегда так мечтала стать писателем, подняться на одну ступень с Великими... Хотела, чтобы меня запомнили... Каждый человек в какой-то момент начинает тешиться мыслью о собственной исключительности. Может быть у меня этот момент просто черезчур затянулся? Что если все это иллюзии, и на самом деле никакого таланта во мне нет? Но если у мня нет таланта, то что же у меня осталось? Ничего... Завтра я пойду в издательство и спрошу о своем произведении... Если и там мне откажут, значит так тому и быть... Но ведь я ничему не научилась, кроме как писать... Ведь кроме моего таланта у меня нет больше ничего..."
 И она не дождалась звонка, она пошла, пошла в издательство. А на дворе цвела весна, и птицы весело щебетали о любви под теплыми лучами солнца. Город грелся на солнышке как толстый мартовский кот, лениво и блаженно щюря глаза окон. Только на ее душе было холодно и пусто. Она шла с опущенной головой, глядя не на весну, не на красавицу Неву, но лишь себе под ноги.



 - Мы просмотрели ваше произведение и вынуждены отказать вам в печати, - произнес равнодушный женский голос.
 - Вы читали его? Вы умали над ним? - спросил тихий и печальный голосок.
 - Моя работа заключается не в том, чтобы думать, а в том, чтобы оценить пригодность произведения для печати.
 - Значит моя работа не пригодна? - спросил голосок и запнулся.
 - Увы, нет. Простите.


 Она вышла на улицу. Солнце светило так ярко, что слепило глаза. Воды Невы отражали ясное Небо.
 Что-то сломалось в ней... Она ощутила себя полным ничтожеством. Осознание пришло слишком поздно. Все вокруг всего лишь поощряли ее к творчеству, не принимая всерьез ее произведения. А она так верила им... Она мечтала о славе, пусть даже после своей смерти, она мечтала о памяти. "Человек жив, пока его помнят," - так сказал кто-то из Великих. И что же ей оставалось? Жизнь домохозяйки, сварливой бабы, которая не видит дальше своего носа и нянчит своих отвратительных и вечно орущих детей? А потом через пару поколений уже никто не будет помнить даже ее имени. Нет, лучше уйти в Лету прямо сейчас, уж лучше такой, какая она есть, чем тем, чем она станет под гнетом быта. И пусть ее Летой будет прекрасная Нева.
 Одинокий мостик и, вроде бы, никого вокруг... Пусть никто не видит ее гибели. Пусть потом толпа потешится и посмеется, вылавливая ее тело из воды, ей к тому времени уже будет все равно. "Бедная моя мама, - подумала она, - прости меня. Я знаю, что поступаю эгоистично... Гореть мне в аду за каждую твою слезу. Прости меня"


 Нева покорно приняла ее тело и сомкнулась над ним. Ее еще можно было спасти, но помощь пришла слишком поздно. Случайный прохожий увидел ее как раз в тот миг, когда сердце ее навеки перестало биться.


Ничто не сравнится с горем матери, навеки потерявшей свое чадо. Она была неутешна. Волосы ее поседели за несколько дней так, как не поседели бы за шестьдесят лет жизни.
 Гроб стоял в гостиной, а в нем маленькое бледное существо восемнадцати лет от роду, только начавшее жить.
 Слез уже не осталось, и мать молча сидела на диване, застывшим взглядом глядя прямо перед собой.
 Неожиданный звонок телефона кинжалом разрезал тишину. Какое-то время мать молча слушала вульгарный звон, потом медленно сняла трубку.
 - Слушаю...
 - Здравствуйте, это Надежда?
 - Нет... А кто ее спрашивает? Я ее мать.
 - Послушайте, мы просмотрели произведение вашей дочери. Это гениально, абсолютно неподражаемо! Я хотел бы немедленно услышать Надежду и обсудить с ней условия контракта...