Сашенька

Публикуемый рассказ является продолжением серии рассказов о школе номер 211.

Сашенька.

1.
Володя Снегирёв сидел на скамейке возле самого выхода из школы. Делать ему, ученику 10-«Б» класса школы 211, было ну совершенно нечего. Десять минут назад закончился шестой урок, а значит, Володе надо было ещё целый час сидеть и ждать Алину, которая имела несчастье задержаться на дополнительных у самой Зои Михайловны. Снигирь знал, что Харибда – так называли в школе Зою Михайловну – его на дух не выносит. Но придраться к нему самому у неё не было никакой возможности. Потому, Зоя Михайловна предпочитала отыгрываться на Алине, которая вот уже полгода гуляла со Снегирёвым. Этот факт ужасно бесил Володю, и, что самое противное, он не мог ничего с ним поделать.
- Харибда – ебучая сцука! – мысленно рисовал на противоположной стенке Снегирёв. Нервы гудели в нём, как гнилые провода. Пытаясь как-то загасить волнение, Володя болтал ногами, отстукивал какой-то очередной ритм пальцами по скамейке и даже пробовал что-то из этих ритмов запомнить (надо сказать, Володя был весьма неплохим ударником). Но ничего из этого не помогало. Тогда Снегирёв прибегнул к самому последнему средству, которое он называл «тяжёлой артиллерией». Он достал из рюкзака плеер, размотал наушники, воткнул их покрепче в уши и врубился. Сороковая громкость, вакханалия гитар и безумный ритм вскорости возымели свой эффект. Через пять минут Володя уже блаженно дремал, уставившись в потолок. Так бы он и продрых до самого прихода Алины, если бы его сон не потревожил не кто иной, как Федя Гаспаров, давнишний выпускник 211ой школы, а ныне – студент третьего курса ВМК.
- Эй, Снигирь, проснись! – Федя с силой потряс Вовку за плечо.
- Э… Мужик, ты чё, весь кайф пообломал…
- Да ну тебя в жопу! – тут Снегирёв неожиданно встрепенулся – до него, наконец, дошло, что перед ним стоит Федя Гаспаров, его давний кореш.
- Ой, блин! Федь, прости дурака, не признал!
- Да ладно тебя, лучше расскажи, как ты.
- Я…. Да ***во. Сижу, Алинку жду, её Харибда всё никак не отпускает…
- А чё так?
- Да ничо! Любит она нас, сучка эдакая!
- А что ещё здесь творится?
- Да так, гниём потихонечку…. Глина Викторовна на Каа наезжает. Скоро надо будет всем миром идти Андрея Львовича от этой дряни защищать. Дьяченко как была мразью, так ею и осталась… Физрук мудак.
- Впрочем, это я и без тебя знаю.
- Тс-с…. Не перебивай. А, блять!.. из-за тебя забыл, что сказать хотел – Снегирёв вынул руку из-за спины и манерно почесал затылок – Ладно…. Ща всё вспомним. Не боись!
- А мне как-то и не страшно. – Фёдор криво ухмыльнулся прямо в лицо Володьке.
- Итак…. Василь Палыч, это старое рогатое быдло, готовит себе новый женский контингент для своего гарема. Южас какой-то. Девчонки – восьмой класс, ещё недавно соску сосали… Ладно, я думаю, этот старый педОфил решил, что пока они не утратили свойственного детям сосательного рефлекса, надо приучить их к новой «соске».
- Бля, ну ты и циник!
- И не таким станешь, если тебе так хвост прищемят, как в своё время мне прищемили…
- Это ты о чём?
- Да не суть… Долго рассказывать. Не буду. – Володя сильно поморщился, как будто проглотил что-то очень кислое. Потом, когда боль улеглась, он небрежно махнул рукой, мол, забей, во мне просто открылись старые раны.
- Это все новости?
- Ну, в общем, да.
- Тогда позволь мне тоже рассказать тебе парочку интересных вещей.
- Ну-ка.
- Ты ведь знаешь, Снигирь, что учусь я на ВМК. – Володя легонько кивнул. – Так вот. Представь себе такую ситуацию: Весь факультет, за редким исключением, - просто охуевшие ботаны. Импотенты страшные, и.т.д., и.т.п… Нормальных ребят – раз, два и обчёлся. Девчонок почти нет, а те, что есть – либо бедные-бледные иногородние, либо бочкообразные лахудры из твоих ночных кошмаров. Но, представь себе ещё такую вещь. Вдруг, на первом курсе объявляется такая девчонка, ну просто такая девчонка!... Прям дух захватывает.
- О чём это ты, брат? Ты что, не того выпил? Или укурился на старости лет… - Снегирёв недоуменно вжал голову в плечи. Но Фёдор, не замечая этого, продолжал рассказывать.
- И эта девчонка – наша Краля.
- Сашка что ль?
- Ну да, натурально Сашка Королёва. Она ещё, помнишь, к физруку ходила?
- Помню, помню. – Как бы превозмогая страшную боль, отмахнулся Володя.
- Все настоящие парни на факультете – её. Или, скорее, она – ихняя. Если б я умел так программы писать, как она ****ся. Билл Гейтс бы уже давно служил бы у меня на побегушках. – Фёдор мечтательно закинул голову к верху. – Впрочем, я ещё не конченый злодей и не пользуюсь её услугами. Жаль мне Сашку. И вообще, Володь, западло это – учился в одной школе, знал долго и давно, вроде даже не подваливал к ней особо. А тут, бац – университет. И как будто мы ни капли не знакомы, а она – всего лишь первая ****ь на факультете. Согласись, Вован, - не дело это. Не дело… - тут Володя, пребывавший до этого в невероятно напряжённом состоянии, слегка успокоился и даже позволил себе умиротворённо вздохнуть.
- А я уже подумал, что у тебя ни стыда, брат, ни совести.
- Э… Володь, а причём тут совесть? Она ж подстилка, а не я. И, в конце концов, именно она *** знает когда дала этому грязному ублюдку Василь Палычу себя выебать.
- А почему «*** знает когда»? Я могу сказать тебе всё точно. И даже разъяснить причины, которые ты, судя по всему, не знаешь.
- Ну, я слушаю… - Фёдор решил, наконец, сесть и приземлился на скамейку рядом с Володей.

2.
Саша Королёва была одной из самых известных персон в школе номер 211 и как любовница звероподобного физрука Василия Палыча (теперь, правда, бывшая.) была частым персонажем сплетен и побасёнок, рассказываемых где-нибудь в закуточке недалеко от школы за баночкой пивка или какого-нибудь дрянного шмурдяка. Впрочем, у Володи Снегирёва было на счёт Саши особенное мнение…
- Ну, ты меня пойми, Федь – с жаром говорил Володя – войди, наконец, в Сашкино положение! Она ж безотцовщина.
- А отчим?
- А что отчим? Не прижился он, хоть и человек он, Валерий Иванович, весьма неплохой. Добрый, честный. А тут этот гад подвернулся. На вид, вроде бы, не дурак и, опять же, вроде бы настоящий мужик. Вот она ему и бросилась на шею, можно сказать, на радостях.
- А мать что?
- А мать – женщина тихая, несчастная. Как мне Таня Лозовская говорила, когда Сашка родилась, маме было едва-едва двадцать лет, а папашка-то их бросил, сцукин сын. Поматросил и бросил. Святое дело, блять! А тут всё, братец, смешалось: Перестройка, Ельцин, Горбачёв – бес ногу сломит. А у Веры Андреевны, тогда просто-напросто Верочки Королёвой, студентки экономического факультета МГУ, денег шиш, да ещё и девчонка на руках. А росла девочка хорошей, доброй, маме помогала, в садик сама бегала, в школе училась, потом на танцы ещё ходила. Золото, а не ребёнок. Когда Сашке было девять, Вера Андреевна вышла замуж за Сашиного отчима.
Всё это, конечно, чудно.… Но скажи мне, откуда у тебя вся эта информация? Ты что, шпионил за ней что ли?
Ну, в общем, да...
Э.... А на фиг?
Да мелкий был, несмышлёный. Седьмой класс. Да и больно мне было смотреть на всю эту дрянь. И знаешь что...? Ты только не смейся – Володя сделал многозначительный жест левой рукой.
Ну....
Любил я её. Да, вот так вот. Я был мелкий и сопливый семиклассник. А она – королева, красавица, принцесса- как хочешь назови. И жаль мне было, что такая красота пропадает. Я частенько воображал себя эдаким рыцарем, который спасёт её из лап этого волосатого чудища. Со временем я, конечно, понял, что всё это было не более, чем война с ветряными мельницами. Хотя сейчас, надо сказать, я постепенно прихожу к тому, что я тогда был прав. Прав, как никогда.
Устами младенцев да глаголет истина.
Именно... Но тогда я думал иначе, и классу к восьмому я это занятие забросил. А через три года, то есть, в тот год, когда Сашка выпускалась из школы, она послала Василь Палыча на фиг. И мне показалось, что всё обошлось и что у Сашки наконец появится нормальный парень. Не я точно – но кто-то другой несомненно.
Слушай Снигирь, пока я не забыл: а когда этот гад нашу Кралю-то натянул.
В общем, это не суть важно. Но ей, дуре, и пятнадцати не было. Если б это стало известно тогда, то наш Медведь Иванович налетел бы на статью Уголовного Кодекса за номером 134.
Да сомневаюсь. Школа – это такая изба, из которой никто никогда сор не выносит.
Сказал ты, конечно, коряво... Но я понял. А вот ты мне скажи, почему вы Сашку Кралей называете?
А то ты не знаешь! - Федя от удивления аж отшатнулся.
Не знаю. Я её знал исключительно как Сашу.
Краля – это по-польски значит «королева», а в переносном значении – красивая, добрая и, вообще, приятная во всех отношениях девушка.
Ладно, Федь, вернёмся к нашим баранам..
Говно вопрос.
Впрочем, я зря надеялся, что с выпуском из школы всё кончится. Ты, на самом деле, не первый, кто сообщает мне об успехах Сашки на поприще ****ства. Но если раньше я ещё на что-то надеялся, то сейчас я постепенно осознаю, что ничего уже с этим всем не сделаешь.
Ладно тебе, не надо пафоса. Да и выход-то, он всегда есть.
Может быть. Я вот помню, недельки две назад она нас навещала. Тихая такая, как будто забитая вся. Усталая - жуть. А глаза... Грустные такие, больные. Как будто прощения просят, мол, простите вы меня, грешную, сил у меня уже нет так жить!
А ты не говорил с ней?
Парой слов перекинулись, но не более. Ну не стану ж я ей всё в лоб говорить.
А ты бы исхитрился!
Не, Федь, уж что-что, но только не это. Больно, противно, гадко... - Володя скрестил руки на груди, как будто чёрта увидел. - Я ведь не иезуит тебе какой-нибудь.
В этот момент по кафелю первого этажа зацокали чьи-то каблучки. Через полминуты из-за угла появилась худенькая девушка с уютной копной тёмных волос. Это была Алина Дорофеева. Шла Алина тяжело – Зоя Михайловна, видать, совсем замотала бедняжку. Володька сразу же вскочил со скамейки и побежал к ней.
Ну как, жива?
С трудом... - устало выдохнула Алина и рухнула Володе на плечи.
Тсс... Всё хорошо. А уж Зою Михайловну я как-нибудь да проучу.
Да брось ты, дурачок! Рыцарь ты мой, Дон Кихот Ламанчский.
Ну я вас оставлю? - галантно вмешался Фёдор.
Ну хоть лапу-то мне дай! - возмутился Володя и слепо протянул Фёдору руку.
Ну, бывай, студент! Ещё побазарим!
Несомненно!
Федя Гаспаров тут же пошёл наверх. На четвёртый этаж, где находился компьютерный кабинет. А ещё через минуту из здания школы 211 вышли, держась за руки, Алина Дорофеева и Володя Снегирёв...



3.
Дни текли медленно и бесшумно, как в вода в ржавой водопроводной трубе. Школа, по меткому выражению Снегирёва, «потихонечку загнивала». Впрочем, только очень немногие (видимо, самые носатые) чувствовали запах этой гнили. Остальным же было мягко и даже очень тепло. (А вы, кстати, попробуйте, погрузите руку в кучу перегнивающих листьев). Спокойно, по-будничному каждый день кто-нибудь хватал очередную двойку, или кого-то вызывали для «разбора полётов» к директору. А в кабинете литературы, к примеру, таким же бесшумным макаром возникали новые и также втихаря исчезали старые надписи на партах. Кто-то, со свойственной русскому языку лапидарностью выражал своё отношение к действительности при помощи трёх всем известных букв. Кто-то, в свою очередь, был более щедр, и писал о наболевшем в несколько более развёрнутом виде. Например, так: «Метла сосёт, Megadeth рулит». Или: «Сцилла – хитровыебанная ****ь!».
А однажды уборщица Тамара Ивановна обнаружила на камчатке целую поэму а-ля И. С. Барков. Она сразу же попробовала её оттереть, но та никак не поддавалась. На следующее утро Тамара Ивановна подошла к Елене Фёдоровне, учительнице литературы и показала ей сей перл народного творчества. Елена Фёдоровна Князева, женщина не без чувства юмора, не стала ничего не трогать и решила оставить «Поэму о Саше и Медведе» для потомков.
Володя Снегирёв всё так же учился в десятом классе. Даже Борька Косарёв, и тот, никуда не делся – впрочем, давешний его скандал с Питоном Каа чему-то да научил его. По крайней мере, снаружи всё выглядело именно так. Никуда не исчезли и обыденные школьные сплетни и пересуды. Правда, после очередного рейда по окрестности сладкой парочки завучей в лице Зои Михайловны и Галины Викторовны место традиционных попоек и послешкольных собраний передвинулось на квартал в сторону от прежнего, имевшего звучное название «Душанбе». Но это никоим образом не повлияло на предмет этих самых сплетен: обсуждали, как и прежде, самых одиозных в школе персон. А именно, Василь Палыча Медведева, Сциллу и Харибду, завхоза Михалыча, Федоса Гаспарова и, конечно, мудрого Питона Каа. Впрочем, о последнем обычно говорили aut bene, aut nihil. Какой-то пижон даже придумал смачный тост за здоровье Андрея Львовича: «»Как известно, питон, проглотив крупную добычу, может месяцами её переваривать и при этом не есть. Так вот, Андрей Львович, хочу пожелать вам добычи покрупней и посочней. И вам вкусно – и нам выгодно.» - И потом: «Многая лета мудрому Питону Каа». Не забывали школьники и о Саше Королёвой. Несмотря на то, что она, отягощённая ВМКшными лекциями и распутным образом жизни, всё рже и реже навещала свою Альму Матерь, её светлый образ крепко-накрепко сидел в умах школьников.
Но в один прекрасный день кто-то, как бы невзначай, обронил фразу, что, мол «Краля теперь того». Народ долго не мог поверить, всячески смеялся над тем человеком, кто имел неосторожность сказать такое. Но, как ни смейся, как ни отрицай этого, Саша Королёва была действительно «того». Так как одним прекрасным майским днём студентка третьего курса ВМК Александра Витальевна Королёва выбросилась из окна восьмого этажа дома номер 33 по проспекту Вернадского, оставив на балконе записку примерно такого содержания: «Спокойной ночи, люди. Красота – это вам не дешёвая ****ь.»
В эти дни Володя Снегирёв отлёживался дома с ангиной, но как только он вышел в школу перед самыми экзаменами, он сразу же узнал о Сашиной смерти. Несмотря на то, что обычно Снегирёв относился ко всяким там слухам с немалой долей скепсиса, этой новости он поверил сразу. Володя давно чувствовал, что ничем хорошим такая жизнь, какая была у Сашки, закончиться не может. И оказался прав. В случившемся Володя почему-то винил и себя, хотя, что он мог сделать? Впрочем, ему самому виднее. Единственное, чем пытался себя утешить Снегирёв: «Своей смертью она спасла свою честь». И это, действительно, было так. А что Василий Палыч - так тот даже и глазом не моргнул. Просто залёг на дно и держался тише воды, ниже травы, пока новость о смерти Саши Королёвой не была снята с повестки дня ребят и учителей. Мы вряд ли можем сказать, что тогда творилось в душе (если, конечно, таковая имелась) старого физрука, но одно можно сказать с уверенностью, что на нём лежал куда больший грех, чем на искалеченной душе оболганной и опозоренной Сашеньки Королёвой. Ибо самому лишить себя чести гораздо хуже, чем быть обесчещенной кем-то другим....